Варяжский круг - Зайцев Сергей Михайлович. Страница 6
Время от времени плакали четыре малые девчонки. От холода или от страха. Варяги отняли их у ливов или земгалов для продажи. Берест не понимал их языка. Но ему было жаль этих детей, и поэтому он в темноте пришел к ним, сел среди них и прижал их к своему телу. Так и сидел. И дети затихли. Потом, уже в дреме, игрец увидел, как кто-то выбрался из своего мешка и приблизился к нему. Игрец не шевелился, а через полуприкрытые веки всматривался в подошедшего. Человек молча побросал в свой мешок сонных детей, сам же сел возле Береста. Это был Эйрик.
При свете звезд они посмотрели один на другого дружески.
Ингольф Волк всю ночь негромко пел. До слуха Береста долетали многие слова из его песни. И по ним он догадывался, о чем песни. Они были о любви, о свадьбах, о красоте невест. Игрец слушал и удивлялся – от смоленских варягов он привык слышать торжественные песни о сражениях и богах. Редко и неохотно, по принуждению своего попа, они исполняли псалмы.
Вот Ингольф Волк запел с явной горечью. И еще ему было трудно справиться со злостью. Игрец внимательно вслушивался. Эйрик, что лежал рядом на земле, тоже как будто затаил дыхание, не спал.
Ингольф сочувствовал кому-то, кто поддался уговорам девушки и не нарушил ее девственности. «Вот как любил!» А девушка эта стала осенью женой другого человека. «Зачем так насмехаться?» – спрашивал Ингольф. И сам же предупреждал: «Ты, девушка, не подумала о своей подруге! Ингольфа-берсерка она уже не отговорит».
Еще не растаял предрассветный туман, сонно лежал на водной глади, еще не проснулись утренние ветры и солнце не поднялось над высокой стеной леса, а судно уже продолжало свой путь. Изогнутый штевень на носу скейда был подобен груди лебедя, а ряды длинных весел по бортам поднимались и опускались в воду так слаженно, что напоминали крылья взлетающей с реки птицы. И ей оставалось немного – только вытянуть вперед шею и оттолкнуться лапами от воды…
Когда рассеялся туман, увидели на пологом берегу двоих всадников. За поворотом реки, за острым лесистым мысом, всадников насчитали уже с десяток. Присмотрелись к ним издалека, разглядели у нескольких мечи и решили: «Это не половцы и не торки». Всадники тоже двигались на юг и часто оборачивались лицом к скейду. Они как будто сопровождали его.
Впереди, на косой песчаной отмели, купцы заметили еще двенадцать всадников. Те стояли недвижной цепью и ждали, когда приблизится корабль.
Видя, что встречи с всадниками не избежать, Рагнар передал руль Гёде, а сам перешел поближе к гребцам и сделал им знак. Тогда мокрые весла поднялись высоко над бортами и замерли. Рагнар поднял крышку большого сундука, что был установлен возле мачты, и принялся доставать из него оружие. Мускулистые руки гребцов со всех сторон потянулись к Рагнару.
Отец Торольв перекрестился.
– Боже! Не допусти кровопролития среди христиан… Рагнар Крепыш споро разбросал по рукам мечи и секиры. Шлемы и щиты повынимали из-под лавок. После этого все замерли на своих местах в ожидании команды.
Один из всадников погнал своего коня по отмели навстречу скейду. В наступившей тишине было хорошо слышно, как плескалась вода под широкими копытами.
Гёде негромко сказал:
– Я разглядел рисунок на его кафтане. Этот человек – великокняжеский тиун. С ним осторожнее!
– Обрати на нас свой взор, Господи!
Когда вода поравнялась с конскими бабками, всадник остановился. Теперь он хорошо был виден с корабля. Воитель известный! Высокого роста, с крутыми плечами – гора-человек. А лицом страшен – в рытвинах от язв было его лицо, глаза сидели глубоко и смотрели исподлобья, из-под густых бровей. В такие глаза трудно глядеть. Кажется, не отведешь вовремя взгляда, тут он тебя и сцапает. То же, что со зверем.
Руки у всадника были спокойны. Одна на узде, другая на гриве. Ни тени страха. Меч на боку как бы и не его, щит за спиной – там ему и место. И конь был спокоен, знал, кто в седле сидит.
Сказал тиун:
– Эй, на руле! Ко мне правьте…
Гёде повернул руль, и скоро по обшивке ладьи зашуршал песок.
– Что ты хотел, почтенный? – хмуро бросил Рагнар.
Тиун сказал:
– Я Ярослав, прозвищем Стражник. Тебя, человек, вижу впервые. И хочу знать, кто ты!
Гёде опередил Рагнара с ответом:
– Посмотри на меня, Ярицлейв. Вспомни, брат. Мы с тобой осушили не один корчажец вина. За этим делом столько сказали друг другу!
Тиун перевел свой колючий взор на Гёде.
– Тебя я давно уже приметил, старик. Но не ты господин на этой ладье. А вот он держится господином! – Здесь Ярослав указал пальцем на Рагнара. – Хочу знать, кто он.
Гёде сказал:
– Назову. Все здесь!
Он оставил ненужный уже руль и прошел среди гребцов ближе к Ярославу.
– Это Рагнар из Бирки с товаром. Ты, Ярицлейв, не знаешь его, потому что он дальше Восточного пути не ходил. Я поручусь за него – Рагнар достойный человек! С ним на скейде сорок пять мужей с товаром. Я, Гёде, с товаром. И еще отец Торольв, пастырь христиан. В мешках под парусом наш товар.
Ярослав Стражник усомнился:
– Что-то много мужей и мало товара.
– Мы мирные купцы, – заверил Гёде. – И священник с нами…
При этих словах отец Торольв слегка поклонился Ярославу. Это убедило тиуна. Скользнув взглядом по Бересту, он спросил:
– Почему у этого купца перевязаны руки?
– Веслом прищемило, – пояснил Гёде. – Молодой еще. Первый раз идет с нами. Но теперь уже знает те места, куда нельзя совать руки.
Многие гребцы, которые понимали, о чем ведется речь, дружно засмеялись. И рябое лицо Ярослава на миг смягчилось улыбкой. Он сказал:
– Руки – ничего! Руки заживут! Но пусть бережет все остальное.
И опять засмеялись варяжские купцы.
Взгляд Ярослава стал, как прежде, колючим. Тиун сказал:
– Половецкие ханы Атай и Будук совсем оскудели разумом. Думают, земель много у Руси, думают, не найдет их в тех землях Стражник – и пришли. Ищут поживы возле Киева и Любеча. Высматривают дороги, показываются под стенами. Покрутятся, а через год орду приведут… Так что, купцы, стерегитесь ночами. Если половцев встретите, пошлите мне сказать.
Гёде и Рагнар и многие другие согласно кивнули. А Гёде напоследок попросил:
– Скажи нам, Ярицлейв, о новом князе Вальдамаре.
Ярослав Стражник уже повернул коня. Ответил такими словами:
– Стоишь у двери и стучишься… Войдешь к нему и будешь вечерять с ним.
Далеко разбрызгивая воду, тиун поскакал к своим объезжим.
Так и Бересту сказали купцы: «Расскажи нам о новом князе Вальдамаре, игрец». Берест рассказал, что знал. Видеть ему Мономаха не приходилось, а слышал о нем много.
По молодости Мономах княжил в Смоленске. Старики говорили, что при нем почти не вылезали из седла. Но жили спокойнее, чем при других, знали, что такое достаток. Едва же перешел Владимир княжить в Чернигов, как Всеслав Полоцкий разорил Смоленск… Говорили смоленские старики, что Мономах нравом прост, однако воин – хитрый. Сколько его помнили, столько воевал половцев. И предпочитал истреблять их половецкими же руками, жалел христианскую кровь. Победы доставались Владимиру чаще всего малыми потерями, потому что он вначале побеждал разумом и только потом – клинком и древком.
– Вальдамар! – похвалили варяжские купцы.
– Христианин! – отозвался отец Торольв.
Тут Берест припомнил одну сказку о Мономахе, ходившую среди людей. Будто однажды сошлись на торжище в Киеве купцы из Смоленска, Чернигова и Переяславля – из тех городов, в которых в разное время княжил Мономах. И все вместе они не смогли припомнить года, когда бы князь за них не воевал.
Варяги, слыша про это, с одобрением закивали.
Те люди из трех городов взяли у болгарина большую корчагу вина и целый день пили из нее и во всеуслышание хвалили Мономаха. Но вот подошли к ним люди из Лукомля и из Полоцка – люди Всеслава, и из Минска – люди Глеба, послушали и, сказав бранные слова, схватились за ножи. Но киевляне не допустили кровопролития, пригрозили изгнать спорщиков и хулителей с торжища. Тогда Всеславовы и Глебовы люди взяли у того же болгарина другую корчагу вина, сели возле и принялись во всеуслышание же клясть Мономаха, потому что он их, бывало, жег.