Укусы рассвета - Бенаквиста Тонино. Страница 11
— Что-о-о? Ну-ка повтори! Ты — меня — угощаешь? Ты?!
Вместо ответа я вытаскиваю из кармана пачку и, отслюнив купюру, подзываю бармена.
— Значит, ты не шутил! Ну тогда… два «Jack Daniel's» без льда.
Парень в белой куртке подает их нам со стаканом ледяной воды, как у них водится. Этьен никак не придет в себя, он хватает бокал трясущимися руками, и видно, что дрожат они не от выпивки и даже не от вида денег. То, что свалилось мне на голову сегодня утром, вызывает в нем глубинное, давно забытое чувство то ли сострадания, то ли солидарности. Как будто ему чудится, что беда постигла не меня, а его самого. Иди знай, что там у него на душе… И что ему довелось пережить когда-то много лет назад, перед тем как снова вернуться в подростковый возраст.
— Ты хоть представляешь, куда они могли запихнуть мистера Лоуренса?
— Даже если бы и знал, это нам ничего не даст. Старикан, которого мы встретили этой ночью, опасный тип. В тысячу раз опаснее того психа в желтой куртке — помнишь, который отплясывал в спортивных штанах в «Паласе»?
— Ну, если он хуже того типа в желтой куртке, тогда дело серьезное.
— Видел бы ты глаза этого ненормального! Такое выражение бывает только у террористов-смертников. Он на все способен — и заложника взять, и бомбу подложить, и покончить с собой в каком-нибудь бункере. В этом смысле ты прав, я не собираюсь рассказывать об этой встрече полицейским. Ты только представь: жалкий безработный в схватке с никому не известной международной мафиозной группировкой!
Наступила пауза, в течение которой я закурил очередную сигарету и смерил взглядом шикарно одетую пожилую чету, нежно державшуюся за руки. Вошел турист, но его мгновенно выпроводили, так как он был в шортах. У меня сжалось сердце при мысли о том, как отреагировал бы на такое обращение Бертран: даю голову на отсечение, что он тут же содрал бы с себя шорты и сел за стойку в одних трусах.
— Бертран у них в руках. В моем распоряжении двое суток. Затем нас меняют местами, и я попадаю в заключение. Мне кажется, этого Джордана не так-то трудно засечь, стоит только обзвонить всех наших полуночников, — даже мы трое, Жан-Марк, ты и я, за два дня сможем охватить добрую половину тусовки.
Говоря это, я буквально физически чувствовал, что время пошло: мне осталось меньше тридцати шести часов до того, как покорно отдать себя в лапы наших тюремщиков. Наш Париж не так уж велик — пятнадцать, ну двадцать ключевых точек, и большинство из них сосредоточено в трех-четырех хорошо известных кварталах. Зато Париж Джордана остается для меня тайной — мне, конечно, уже известны кое-какие уголки, где его можно встретить после полуночи, но ведь это капля в море. Я, подбирающий жалкие крохи на разных вернисажах и клубных вечеринках, всего лишь скромный дилетант и понятия не имею о настоящих роскошных приемах и празднествах. А Джордан может быть вхож повсюду, в такие высокие сферы, о которых я и мечтать не смею, — например, в тайные клубы «Argentry Internationale», в места, где запросто общаются с эмирами, в общем, в заведения, наглухо закрытые для простой публики, о которых самые продвинутые тусовщики и слыхом не слыхивали. Легко себе представить любой вариант: великосветские притоны ценителей группового секса, секту приверженцев «Кровавой Мэри», общество любителей увеселительных чартеров на Багамы и обратно, да мало ли что еще! У Бога всего много.
Посетители прибывают один за другим, рассаживаются у стойки. Этьен говорит, что надо поторопиться, пока бармен не слишком занят. Интересующий нас субъект перестает трясти шейкер и выливает из него в бокал напиток цвета мочи; последние капли смачивают соляной ободок по краям стекла. Коктейль «Маргарита». Текила, соль, лимонный сок и — ожог желудка обеспечен, если выпить два бокала подряд. Ну а если три, то покажется, будто у тебя началось прободение язвы. Этьен знаком подзывает бармена.
— Скажите, это вы здесь специалист по «Кровавой Мэри»?..
Не успел он договорить, как шейкер совершил пируэт в воздухе, дверца холодильника отворилась от толчка ноги, замелькали бутылки, струя томатного сока низверглась в треугольный стакан. Этьен лишь замахал руками, показывая, что ему ничего не нужно, как «Мэри» уже стояла перед ним.
— Я что-то не заметил, чтобы вы лили водку, — вякнул я.
Этьен пригубил и с легкой гримасой отодвинул стакан.
— Она там есть.
Бармен, невысокого роста и с воинственными усами, ждал моей реакции. Если этот парень примется рассказывать нам про Джордана так же резво, как готовит коктейли, нам придется стенографировать. Я отпиваю — только для того, чтобы начать разговор.
— Потрясающе!.. Такого нигде не попробуешь.
— Шутить изволите! Этот коктейль был изобретен именно здесь, на том самом месте, где вы сидите, в 1921 году. Ворчестерский соус, соль, перец, та-баско, водка, томатный сок, а потом лимонный — и обязательно в такой последовательности, чтобы острое и кислое чередовались.
Жаль, что я не люблю «Кровавую Мэри». Но теперь я лучше понимаю, отчего она нравится Джордану. Тем временем Этьен приступает к делу: удерживает бармена за руку и что-то медленно говорит ему; я не слышу, а скорее угадываю, что он описывает нашего парня. Бармен с минуту размышляет, затем отрицательно качает головой и отходит, чтобы сполоснуть руки под краном.
— Как быть? Спросить еще раз?
— Бесполезно… Ты представь себе этого зомби, который пьет только «Кровавую Мэри» и учит специалистов готовить ее, — такого либо знают как облупленного, либо никогда в глаза не видели. Скажи, Этьен… ты умеешь обращаться с крупными купюрами, эдак небрежно помахать ими перед носом человека, будто хочешь сказать: если любишь денежки, дружок, мы сможем договориться. Я, знаешь ли, никогда этого не делал и боюсь, что буду выглядеть круглым дураком.
С этими словами я вынимаю из кармана пятьсот франков. И вот тут Этьен меня здорово удивил: он с самым серьезным видом берет у меня деньги под стойкой и говорит:
— Это я могу.
Он кладет бумажку на стойку, прижав ее рукой, и подзывает бармена. Из-под его пальцев одним глазом выглядывает Паскаль note 13.
— Джордан говорил, что вы готовите «Кровавую Мэри» лучше всех в Париже.
Бармен секунду колеблется, затем осторожно вращает бокал с шампанским, чтобы всплывшие льдинки охладили его.
— Как-то вечером ваш парень явился сюда протестировать меня. Он увидел мою фотографию в одном журнале, где я делился своими рецептами коктейлей. Попробовал мою «Кровавую Мэри» и не поморщился. С тех пор он иногда заходит. Можно сказать, завсегдатай, но без устойчивых привычек. То придет к открытию, то поздно вечером, не угадаешь.
— Всегда один?
— Большей частью. Хотя однажды я видел его с дамой. Я это хорошо запомнил, потому что они очень подходили друг другу, в смысле облика и поведения. Красивая пара. Особенно она.
— Красотка?
— Да. Можно бы сказать и по-другому, но я никак не подберу слово. В общем, у нее был стиль. Да, вот именно, стиль!
— Стиль?
— Ну… да… Не знаю, как вам объяснить… Стиль, и все тут.
— Тот самый, при котором ножки вместе, ножки врозь?
— Что вы имеете в виду?
— Шлюх, что же еще!
Бармен выпрямляется, пожав плечами; Этьен выдает ему Паскаля и незаметно пинает меня в ногу.
— Сдачу оставьте себе. Бармен отходит к кассе.
— Какого черта ты влез, идиот несчастный! Он бы сейчас все выложил, слово за слово. Гони теперь еще одну.
Свернутая вчетверо купюра, зажатая в пальцах Этьена, скользит по стойке к бармену. Который, невзирая на мою бестактность, все-таки медленно приближается.
— Мы забыли про чаевые. Вы не помните, как звали ту девушку?
— Нет. Но вот что я скажу вашему приятелю: она вовсе не выглядела шлюхой.
— Он когда-нибудь рассчитывался с вами чеком? Или кредитной карточкой?
— Только наличными. Мы здесь карточек не принимаем.
— О'кей! Мы вам очень благодарны, — сказал Этьен, сунув деньги ему в руку.
Note13
Портрет французского ученого, мыслителя и писателя Блеза Паскаля (1623-1662) печатался на купюре в 500 франков.