Драгоценности Медичи - Бенцони Жюльетта. Страница 54

На сей раз хозяин таверны проявил больше рвения, быстро наполнив стаканы для баронессы, Альдо и самого себя. Они выпили в молчании, как и подобало обращаться с напитком столь почтенного возраста.

– Как хорошо! – вздохнула Полина, поставив стакан на стол. – Уже поздно, и всем нам не мешало бы немного поспать. Сходите за своей зубной щеткой, Альдо, я забираю вас с собой! Кроме нее, вам ничего не нужно, поскольку все ваши вещи уже находятся в «Белмонт-Кастл».

– Как это? – изумился Морозини.

– Отель «Плаза» просто-напросто передал их мне.

– Но это же противоречит закону! Они не имели права!

– Возможно, но я из семьи Белмонтов, и у меня есть их акции. Кроме того, я ведь могла им и понравиться? – сказала она с победоносной улыбкой. – Ну, а теперь пойдемте!

– Мне очень жаль, Полина, но я остаюсь, – твердо произнес Альдо. – Разве что Тед сочтет меня нежелательным гостем?

– Конечно, нет! – проворчал тот. – Мы уже начали понимать друг друга, так что можем продолжить.

Мадам фон Этценберг открыла было рот, чтобы возразить, но Альдо опередил ее:

– Поймите же, баронесса, мне нужно сохранить полную свободу рук, а это невозможно в обществе вашего брата и невестки. Сверх того, мне нужно заняться этим человеком, – добавил он, показав на Агостино, снова заснувшего на диване.

– Что вы намерены делать с ним? – спросила Полина.

– Сначала отрезвить его, а потом задать несколько вопросов. И я помогу ему покинуть остров, поскольку он сам этого хочет, но его, видимо, уже ищут, так что задача будет непростой...

– Напротив, очень простой, – перебила Полина, протянув свой стакан Теду за небольшой добавкой. – Я уже говорила, что на рассвете наша яхта «Мандала» отправится в Нью-Йорк за остальными членами нашего племени. Она доставит его туда, но вот дальше...

– Он как-нибудь выкрутится сам, и его судьба уже не будет нас касаться. А вам большое спасибо, баронесса!

– Не за что! Тед, вы хорошо знаете капитана Блейка, который командует на «Мандале». Он возьмет вашего типа, не задавая вопросов. Но все-таки скажите, что это моя просьба. Впрочем, он всегда может позвонить мне. На этом я покидаю вас, господа. Очень хотелось бы остаться и узнать, что он расскажет. Наверняка это будет нечто захватывающее, но мне надо вернуться в гнездо. Баронесса, овдовевшая столь недавно, не имеет право всю ночь разгуливать неизвестно где. Слуги начнут судачить, и моему брату это не понравится.

Пока Альдо провожал Полину к ожидавшей ее перед таверной большой спортивной машине, за рулем которой была она сама, Тед отправился на кухню, где сварил очень крепкий кофе. Он захватил также пустое ведро, кувшин холодной воды и салфетки.

Трудное это оказалось дело: вливать чашку за чашкой черного, как чернила, напитка в горло человека, твердо намеренного спать клубочком на диване, и заставлять ходить, чтобы привести в чувство. На церковных часах пробило час ночи, когда Агостино, выблевав большую часть выпитого кофе в ведро, приступил к плотной закуске, которой настоятельно требовал его желудок. Альдо уселся напротив и стал намазывать хлеб маслом.

– Вы по-прежнему хотите покинуть остров? – спросил он, не обращая внимания на мрачный взгляд сицилийца.

– У меня нет выбора. Если меня найдут, я покойник!

– Разве слегка промочить горло такое большое преступление?

– Пить нам запрещено дважды: по закону, это само собой, главное же, по приказу патрона. Все равно каким способом, но я должен уехать как можно дальше отсюда...

– Мы посадим вас на яхту Белмонтов, которая доставит вас в Нью-Йорк.

– Правда?

На смуглом лице беглеца отразилось величайшее облегчение.

– Правда! Сумеете потом выкрутиться без нас?

– Надеюсь. Главное, убраться отсюда незамеченным, а это непросто.

– Мы сделаем так, чтобы это вышло. Кроме того, я дам вам немного денег.

Агостино уставился на своего собеседника, и во взгляде его вновь появилось тревожно-недоверчивое выражение:

– Почему вы мне помогаете? Кто вы?

– Это неважно. Я помогаю вам потому, что вы пытались помочь Жаклин Оже.

– Вы с ней знакомы?

– Был знаком. Очень короткое время, признаю. Просто пообедал с ней, слегка приободрил, а потом ее убили почти у меня на глазах.

– Она умерла? О нет!

– А вы этого не знали?

– Каким образом я мог бы узнать? На следующий день после ее побега я вместе с патроном сел на «Левиафан». Вы говорите, ее убили?

– Не так, как других. Ее сбила машина, но она тем не менее мертва. И похоронена: я отвез ее тело во Францию. И теперь хочу кое-что выяснить...

Агостино смахнул рукавом предательскую слезу и засопел, чтобы не разрыдаться:

– Что вы от меня хотите? Я знаю не так много, как вы можете подумать.

– Об этом я буду судить сам. Вы были – и являетесь сейчас – камердинером Риччи?

– Да.

– Следовательно, вы с ним практически не расставались. Как долго вы находитесь у него в услужении?

– Больше десяти лет. Поначалу мне не на что было жаловаться, потому что платил он щедро и я сумел скопить деньжат, которые спрятаны в надежном месте.

– Иными словами, вы присутствовали на двух свадьбах с одинаковой концовкой: вечером он объявлял, что вынужден уехать, что позволяло избежать обвинения в убийствах, происходивших после его отъезда. Вы сопровождали его?

– Да, и я мог не кривя душой отвечать полиции, что он действительно находился в том месте, о котором говорит. Впрочем, для подтверждения своего алиби он не нуждался в моем свидетельстве: то же самое заявляли многие люди – железнодорожники, служащие отелей, солидные бизнесмены, с которыми он встречался.

– И тем не менее вы знаете, что убийца именно он. Значит, он просто отдавал приказ убить?

– Нет.

– Как это – нет? – вмешался Тед Моос, с неослабным вниманием слушавший разговор.

Агостино поочередно взглянул на двух склонившихся к нему мужчин, и в искренности его взгляда нельзя было усомниться.

– Я знаю, в это трудно поверить, однако могу только повторить: он не убивает и не дает приказа убить. Он женится и уезжает до наступления брачной ночи...

– Согласитесь, подобное трудно представить! – сказал Альдо. – Вы же не станете уверять нас, будто верите в виновность этого несчастного Питера Баскомба?

– Конечно, нет. Я уверен, что он никогда и близко не подходил к обеим жертвам, да и возможности такой у него не было.

– Если вы в этом уверены, почему не сказали об этом на суде? – проворчал Тед.

Экс-камердинер невесело рассмеялся:

– Вы полагаете, что мне позволили бы выступить с обвинением против патрона? После этого я бы недолго прожил. Таков закон омерта. Закон молчания, которому подчиняется вся мафия.

– А Риччи, полагаю, мафиозо высокого ранга, тогда как ваше место в иерархии куда ниже. Но тогда зачем же вы ударились в бега? Не лучше ли было сидеть тихо и ни на что не обращать внимания?

Тут Агостино вдруг стал рыдать, бормоча какие-то невразумительные слова, среди которых можно было разобрать только имя Божие. Дав ему выплакаться, Морозини схватил его за плечи и встряхнул так сильно, что слезы высохли у него на щеках:

– Боишься Господа всемогущего, а? Страшного суда и вечного адского пламени? Вот что тебя терзает!

На искаженное лицо Агостино было жалко смотреть.

– Да! – выкрикнул он. – Мне уже сорок лет, и я хочу жить в ладу со своей душой. Помогая Жаклин бежать, я надеялся предотвратить новое преступление, новое убийство, предотвратить надолго, потому что она была очень похожа на двух первых жертв. И вот появляется еще одна...

– Ты имеешь в виду Мэри Форсайт? Но она же ничем не напоминает Жаклин?

– Отчасти напоминает. Волосы, глаза, овал лица...

Он не ошибся, ведь именно по этой причине Альдо на мгновение заколебался и не сразу узнал Хилари. По причине, известной только ей, она добилась некоторого сходства с портретом Бьянки Капелло. И от этого тайна стала еще более непостижимой.

– Где он с ней познакомился? У Швобов?