Драгоценности Медичи - Бенцони Жюльетта. Страница 55
– Нет. Швобы, преданные ему по-собачьи, сам не знаю почему, охотно согласились выдать ее за свою кузину. На самом деле он встретил ее на пароходе, и это был удар молнии. Надо признать, она сделала все, чтобы этого добиться. Очень волевая девушка: она знает, чего хочет, и я сразу понял, что ей нужен он. Для меня это загадка. Если не считать денег, в нем нет ничего привлекательного...
– Этого более чем достаточно. Для такой женщины, как она, усыпанный золотом мужчина намного красивее Аполлона Бельведерского!
– Это ее дело! Что бы ни случилось, он женится на ней, а я не вынесу еще одной драмы.
– Чем это тебе грозит? Тебя же не будет здесь, когда она умрет, ты окажешься в Сан-Франциско, в Мехико или на Северном полюсе. Ведь Риччи уедет до того, как ее умертвят?
Агостино стала бить дрожь: он попросил еще одну чашку кофе и залпом осушил ее.
– Возможно, но я уже видел два трупа, а потом мне снились кошмары. Сил у меня больше нет! Я предпочитаю смыться отсюда. Вы и вправду отведете меня на яхту?
Он попытался встать, однако Морозини удержал его:
– Не спеши так! Мы еще не договорили! Ты утверждаешь, что Риччи сам не убивает, что сомнению не подлежит, и вместе с тем не отдает приказа убить? Кто же тогда это делает?
– Об этом я ничего не знаю! Клянусь спасением души, мне это неизвестно!
– Это невозможно, – взорвался Тед, явно потерявший терпение. – И меня это не устраивает! Парень, либо ты нам все расскажешь, либо я тебя выкину отсюда, и тогда спасай свою шкуру, как хочешь.
– Полностью согласен, – сказал Морозини. – Вернемся к брачной ночи! Когда праздничные торжества завершаются, молодую супругу провожают в спальню, как некогда поступали с принцессами. Супруг должен войти, лишь когда она уже лежит в постели. Однако, вместо того чтобы насладиться своим счастьем, он садится на пароход, поезд и бог знает что еще. Если я правильно понял, никто больше не видит молодую жену, пока ее изувеченный труп не находят где-нибудь в скалах, на солидном расстоянии от дворца и только три-четыре дня спустя. Итак, исчезает она именно из этой комнаты. И, скорее всего, через окно. Но полиция, которую все же нельзя обвинять в полном идиотизме, не обнаружила никаких следов на стене – а без веревки из простыни остается только прыжок с большой высоты! – и в парке. Как все это объяснить? Если ты считаешь Риччи невиновным, значит, тебе известно что-то еще.
– И ты нам скажешь это прямо сейчас, иначе, клянусь, ты с этого острова не выберешься никогда...
У Агостино не осталось выбора. Его буквально трясло от ужаса, но боялся он не этих двух людей, которые задавали ему вопросы. Он переводил испуганный взгляд с одного на другого, стараясь определить, в ком найдет больше сочувствия, однако на лицах обоих видел только напряженное внимание и решимость. В полном отчаянии он сглотнул слюну, перевел дух и еле слышно произнес:
– Я могу рассказать лишь то, что знаю... В Палаццо на первом этаже есть комната, куда никто не имеет права входить и которая постоянно заперта на ключ. Именно она располагается под апартаментами для молодоженов, и их открывают только в день свадебных торжеств.
– Это не спальня самого Риччи?
– Нет. Его спальня находится в другом крыле дворца. Она довольно просто обставлена, тогда как эта комната отличается невероятной роскошью: вся в золоте и парче, достойной королевы.
– Если апартаменты открывают только в канун свадьбы, там должна трудиться целая армия уборщиков, – саркастически заметил хозяин таверны.
– Нет. Никто и никогда там не убирается, но содержат ее в превосходном состоянии.
– Кто же этим занимается? Привидение, что ли? – насмешливо улыбнулся Альдо.
– Те, кого никто не видит. Известно лишь, что они существуют. Это хранители Святого Святых.
– Что это еще за штука? – спросил Тед. – Часовня, где поклоняются уж не знаю какому демону? Или античному божеству?
– Молоху, жаждущему крови? – добавил Альдо.
– Я не знаю и никогда не пытался узнать. Тех, кто пытался, больше нет на свете, так что рассказать они ничего не могут. И умерли они такой смертью, что ни у кого больше не возникает желания выведать хоть что-нибудь. Могу лишь сказать, что патрон иногда проводит там ночь и, когда утром выходит, кипит идеями и планами, отдает множество приказов, словом, развивает бурную деятельность. Но порой он выглядит мрачным и подавленным, словно наказанный мальчишка.
– Ты намекаешь, что истинный глава организации не он? Что мозг ее скрывается в стенах Палаццо?
Агостино понурился и развел руками в знак своего бессилия:
– Я могу сказать лишь то, что знаю, а я знаю немного... если не считать того, что настоящий патрон вовсе не Риччи. Всех слуг отбирали из самых послушных, самых надежных, самых решительных людей... таким был и я, но больше служить не хочу. И не хочу искать разгадку тайны, потому что боюсь. Я жить хочу, неужели вы не понимаете? Хочу бежать как можно дальше из этого ада, пока не поздно. Сжальтесь надо мной, помогите мне! Я не хочу сойти с ума, а это случится, если я вновь увижу, как молодая и красивая женщина переступит порог своих апартаментов после свадьбы.
– Еще один вопрос! – произнес Морозини. – Ты говорил о хранителях Святого Святых. Значит, есть слуги, которые живут отдельно и не вступают в контакт с такими, как ты?
– Да, и мы никогда их не видели. Они жрецы сокрытого бога...
– Все священнослужители, обитающие во вселенной, состоят из плоти и крови. Эти представляют собой исключение? Они чистые духи? И ничем не питаются?
– Для этого в Палаццо есть специальные повара. Кухни располагаются в подвальном помещении, и блюда ставят в особый подъемник – не тот, что обслуживает гостиные...
Наступило молчание. Каждый из трех собеседников мысленно взвешивал и оценивал сказанное. Альдо расправил плечи и взглянул на часы. Время летело быстро, и, чтобы посадить несчастного на «Мандалу», нужно было выходить немедленно. Но один вопрос он все же задал:
– Только ли из-за этой кошмарной тайны вы решили спасти Жаклин Оже или есть здесь что-то еще?
– Вы хотите узнать, любил ли я ее? У меня нет причин скрывать это: да, я любил ее и проклинал себя за то, что не бежал вместе с ней, но она, возможно, не поверила бы мне, если бы я признался ей в этом. И потом, я подумал, что при удаче смогу немного задержать розыски и у нее появится шанс.
– Хорошо! Если вы не против, Тед, мы могли бы уже двинуться в путь. Держите, – добавил он, достав из бумажника несколько банкнот и протянув их Агостино, который взял деньги со слезами на глазах.
– Вы спасли мне жизнь, сэр, и я верю, что Господь вознаградит вас. Знайте, я никогда никого не убивал, кроме как на войне...
– Я надеялся на это. Теперь я в этом уверен!
Когда они вышли из таверны, наступил самый темный час ночи, предшествующий рассвету. Дождь, прекратившийся на какое-то время, стал поливать еще сильнее из-за холодного северного ветра, пригнавшего облака.
– Очень скверно начинается сезон! – сказал Тед Моос. – Обычно в это время погода стоит скорее жаркая.
– Вы опасаетесь, что пострадает светская жизнь?
– Да нет. Будут немного иначе устраивать приемы. В садах натянут тенты, и шампанское все равно будет литься рекой...
– Шампанское? А как же сухой закон?
– Вы же не думаете, будто элита нью-йоркского общества начнет проповедовать воздержание и услаждать себя лимонадом? У нас говорят даже, что налажена прямая линия по доставке виски из Канады. Полиция хорошо знает, с какой стороны намазывать масло на хлеб. Да и закрывать глаза ей придется всего полтора месяца...
Препоручив Агостино капитану яхты, мужчины вернулись домой: Тед в таверну, Альдо в спальню, под окнами которой цвели штокрозы. На прощание Тед сказал:
– Не знаю, как вам, а мне надо поспать два-три часа, чтобы в голове все прояснилось. Ну и история! Вы в это верите?
Перед ними покачивались на прохладном утреннем ветру мачты свежеокрашенных парусников. Элегантные окна и двери в домах на набережных были увиты плющом, и первые фуксии уже раскрывали бутоны в розоватой дымке занимающегося дня. Несмотря на серое небо и порывы ветра, картина создавалась приятная, полная старинного очарования, с которым ничего не могла поделать агрессивно-красная бензоколонка. Альдо, запахнувшись в непромокаемый плащ, зябко передернул плечами: