Конец лета - Зейдель Кэтлин. Страница 5

Но Эми пришлось. Выбора у нее не оставалось.

— Я могу показаться вам ужасным снобом, — признался Хэл, — но у нас мало общего с семьями других фигуристов. Дело не только в том, что они были одержимы жизнью своих детей до такой степени, что нам это казалось нездоровым, но их представления об успехе были очень ограничены. Они думали только о победах на соревнованиях и о получении денег.

Гвен с легкостью могла понять, каким образом представления человека могут «ограничиться» этим, особенно если у вас нет собственных денег, которые имелись, как сказал Хэл, у его жены.

— А каково было ваше понимание успеха?

— Создание красоты. Выражение себя с помощью музыки. На мой взгляд, если мы вообще хоть как-то помогли Эми, нам удалось ей это привить. Если она сумела сделать что-то красивое, если заставила зрителей что-то почувствовать, значит, она добилась успеха, независимо от того, какие получила оценки.

С возрастом Эми не утратила свою неземную красоту. У ее матери было аристократическое происхождение — триста лет мужчины из привилегированного общества женились на самых красивых девушках, которых могли найти. Эта наследственность проявилась и в Эми. Ее руки, ноги и шея были стройными и гибкими, ее сила таилась в длинных, чистых линиях, а не в буграх мускулов. Туловище у нее было аккуратным и ладным, а более гибкой спины ее педиатр не видел ни разу в жизни.

— Ей надо заниматься с кем-нибудь другим, получше меня, — сказал ее тренер. — В Айове для нее ничего подходящего нет.

Он порекомендовал тренировочный комплекс в Делавэре. Многие семье, живущие по соседству с тренировочным центром, брали жильцов, чтобы покрыть расходы на своих собственных детей. Местные школы привыкли предоставлять юным фигуристам много свободного времени, а для тех, кто хотел заниматься дома, легко находились преподаватели.

Элеонора училась в школе-пансионе, поэтому для нее не было ничего странного в том, чтобы отослать ребенка из дома. Эми и самой понравилась эта мысль. Это была ее мечта — кататься все время, тренироваться с самыми лучшими.

Каток был единственным местом, где она всегда была особенной, не такой, как все. Она наклонялась над своими коньками, зашнуровывая ботинки, и слышала, как тренеры и родители других детей шепчут ее имя, точно так же как учителя всегда шептали имена Фебы и Йена. Ей это нравилось. Дома о ней всегда думали в последнюю очередь. Но на льду она была другой, той, о которой думают в первую очередь.

Но не в Делавэре, не в местном тренировочном центре, Здесь она лучшей не была. Поначалу она даже не казалась очень хорошей.

Ее талант заключался в работе ног. Она неслась по льду, и ее ноги выписывали удивительные узоры, коньки скользили и поворачивались с такой легкостью, словно на ногах у нее были балетные туфли. Она могла выполнять дорожки шагов, которые были не под силу даже старшим девочкам. Но она не умела прыгать.

А значение имели только прыжки. Только об этом все и говорили, именно так делились девушки — кто какие прыжки может выполнить. Девушки моложе Эми делали двойные аксели, а одна даже тройной сальхов. То, как Эми работала ногами, не имело значения. Надо было прыгать.

В тот год, когда Эми исполнилось тринадцать, она прошла отбор на национальные соревнования юниоров и заняла двенадцатое место. На следующий год она была семнадцатой.

Семнадцатая! Хуже, чем в предыдущем году. А ведь она хорошо, чисто откатала программу, она бы не смогла выступить лучше. Но это было хуже, чем если бы она каталась плохо, гораздо хуже. Что делать, если твое лучшее недостаточно хорошо?

Как только были объявлены результаты, она позвонила родителям.

— Это бессмысленно. — Она расплакалась, — Вы тратите столько денег, а толку никакого. Наверное, мне надо вернуться домой.

Иногда девушкам приходилось бросать занятия из-за отсутствия средств, их родители больше не могли себе позволить тренировки. Эти фигуристки просто исчезали, и всем оставалось только догадываться, где они и почему уехали.

Но никому не придется гадать, почему уехала Эми. Все поймут — она была недостаточно хороша, она провалилась.

Эми знала, что скажут родители. Что нужно закончить год, что деньги значения не имеют, что важно не бросать начатое. «Я не бросаю! — выкрикнуло ее сердце. — Никто не работал больше меня. У меня просто не хватает способностей. Я никогда не осилю эти дурацкие прыжки».

Она не могла вернуться в Делавэр, нет, только не с семнадцатым местом.

— Твой рейс сегодня днем? — спросил ее отец. — Хочешь, чтобы мы встретили тебя в Делавэре?

— Это не поможет. — Она все еще плакала. — Ничто не поможет!

— Тебе, вероятно, и не поможет, — твердо сказал отец, — но поможет нам, даст нам почувствовать, что мы что-то делаем. Завтра в восемь утра у меня занятия, я не могу их отменить, но как только они закончатся, я вылечу к тебе.

Ее родители не видели катания дочери больше года. Они редко приезжали на соревнования, и Эми этого от них и не ждала. Они совсем не походили на все остальные семьи фигуристов. Тем не менее, когда после соревнований она вернулась в Делавэр, ей сказали, что ее отец звонил в дирекцию. Ее тренеры поменяли расписание, и на следующий день он приехал — высокий, гибкий мужчина с густыми темными волосами. Она поняла, что он долетел до Филадельфии, а там взял напрокат машину.

— Эми очень миленькая фигуристка, — услышала она обращенные к нему слова тренера. — У нее такие чудесные длинные руки и ноги, прекрасная линия, и она очень хорошо держится. Мы придали ей очень аристократический вид.

Эми не хотела быть «очень миленькой фигуристкой». Она хотела быть лучшей. Она хотела победить!

— Позвольте мне посмотреть, как она катается, — сказал ее отец.

Он стоял у бортика, слегка опираясь о него и сцепив руки. На нем был твидовый пиджак, бледно-голубая рубашка и трикотажный галстук цвета морской волны. Странно было видеть отца на тренировке. Фигурное катание было миром матерей. Даже там, где она жила, отца семейства почти не видели. Он работал в двух местах, чтобы платить за обучение дочери.