Дезире - Зелинко Анна-Мария. Страница 85

Мы уселись дружным кружком вокруг его письменного стола.

— Итак, о чем мы? Вы просите отчислить вас из армии, князь Понте-Корво? Вы имеете в виду, что в дальнейшем мы сможем вновь зачислить вас в нашу армию не как маршала Франции, а как нашего союзника? Я так вас понял?

Только теперь лицо министра иностранных дел выразило живейший интерес. Так вот к чему Наполеон с самого начала клонил весь этот разговор!.. Союз со Швецией?!

— Если я дам согласие на вашу просьбу, которую вы обосновываете чистейшей формальностью, то это будет лишь для того, чтобы не чинить препятствий в усыновлении одного из моих маршалов старым королевским домом, да еще требующим оздоровления. Это блестящая идея шведского народа — выразить таким образом свою симпатию Франции, избирая одного из моих маршалов. Если бы со мной посоветовались перед этим избранием, я бы даже предложил одного из своих братьев, чтобы без всяких сомнений доказать, что я приветствую этот союз, и то уважение, какое я питаю к дому Ваза… Но поскольку со мной не посоветовались, я должен принимать события как они есть. Выбор этот для меня также явился неожиданностью. Так вот… я вас поздравляю, мой дорогой князь!

— Мама… он действительно больше не сердится? — зашептал мне Оскар.

Талейран и герцог Кадор кусали губы, удерживаясь от смеха. Наполеон задумчиво посмотрел на Оскара.

— Подумать только, что этому крестнику я сам выбрал северное имя. Да еще где — в раскаленных песках Египта… — он засмеялся и ударил Жана-Батиста по ляжке. — Но бессмысленна ли жизнь, Бернадотт?

И мне:

— Вы знаете, княгиня, что Ее величество ожидает сына?

Я поклонилась.

— Я радуюсь вместе с вами, сир.

Наполеон опять посмотрел на Оскара.

— Я понимаю, что вам следует стать шведом, Бернадотт. Все должно быть совершенно законно. Хотя бы для ребенка. Мне говорили, что сумасшедший король, находящийся в изгнании, тоже имеет сына. Вы не должны терять его из виду, Бернадотт, понимаете?

Теперь он начинает вмешиваться в наше будущее. Все идет хорошо!

— Менневаль, карту северных стран.

Огромный глобус возле письменного стола был декорацией. Когда следовало заняться северными странами — принесли большие карты.

— Подойдите, Бернадотт!

Жан-Батист сел на ручку кресла Наполеона. Наполеон раскатал карту на коленях. «Сколько раз они сидели так в штаб-квартирах вдвоем?» — подумала я.

— Швеция, Бернадотт! Швеция не желает континентальной блокады. Здесь Гетебург. Здесь английские купцы разгружают товары и поставляют их в шведскую Померанию. Оттуда они контрабандой поступают в Германию.

— И в Россию, — заметил Талейран.

— Мой союз с русским царем не касался, к сожалению, этого вопроса. Английскую продукцию доставляют и в Россию, к нашим союзникам. Что бы там ни было, Швеция — основной виновник того, что товары все-таки поступают в Россию. Вы, если понадобится, объявите войну Англии.

Менневаль делал пометки по ходу разговора. Талейран внимательно смотрел на Жана-Батиста.

— Швеция укрепит блокаду. Я думаю, что мы можем верить князю Понте-Корво, — сказал герцог Кадор одобрительным тоном.

Жан-Батист молчал.

— Нет ли у вас возражений, князь? — спросил император решительно.

Тогда только Жан-Батист поднял глаза от карты.

— Я буду, конечно, верно служить интересам Швеции и сделаю все, что возможно.

— А интересам Франции? — вопрос императора был поставлен в упор.

Жан-Батист поднялся, бережно скатал карту северных стран и протянул рулон Менневалю.

— Насколько мне известно, государство Вашего величества находится в торговых отношениях со Швецией на основании пакта ненападения, который сможет быть пересмотрен в сторону союзничества. Я думаю, что смогу быть полезным не только Швеции, но и моей бывшей родине.

Его бывшей родине! Эти слова было больно слышать. Лицо Жана-Батиста выражало утомление. Складки залегли от носа к губам.

— Вы — князь небольшой территории, находящейся под владычеством Франции, — сказал император. В его голосе послышался холодок. — Я вынужден отнять у вас княжество Понте-Корво и его доходы…

— Я пишу об этом в своем прошении, сир.

— Вы желаете приехать в Швецию, как простой господин Бернадотт, маршал Франции в отставке? Но мы можем оставить за вами титул князя в награду за ваши заслуги, если вы этого хотите.

Жан-Батист покачал головой.

— Я хотел бы отказаться от своих владений и от титула одновременно. Но если Ваше величество хочет распространить на меня свое благоволение в память о моих прошлых заслугах перед Республикой, я почтительнейше прошу пожаловать баронство моему брату, который живет в По.

— Разве вы не берете с собой в Швецию брата? Там вы сможете сделать его графом или даже герцогом.

— Я не хочу, чтобы мой брат переехал в Швецию. Ни мой брат, и никто из членов моей семьи. Король Швеции пожелал усыновить меня, меня одного, а не всю мою родню. Поверьте, сир, я знаю, что делаю.

Невольно мы все посмотрели на императора. Он-то осыпал дождем корон и титулов своих братьев!

— Думаю, что вы правы, Бернадотт, — сказал император, поднимаясь. Мы тоже встали. Император подошел к столу и просмотрел прошение еще раз.

— А ваши земли во Франции, Ютландии, Вестфалии? — спросил он.

— Я решил продать их, сир.

— Чтобы заплатить долги династии Ваза?

— Да. И чтобы поддержать двор династии Бернадотта.

Наполеон взял перо. Посмотрел на нас еще раз.

— С этой подписью вы, ваша жена и ваш сын перестают быть французскими гражданами, Бернадотт. Подписывать?

Жан-Батист утвердительно кивнул. Глаза его были полузакрыты, а губы крепко сжаты. Я нашла его руку.

Часы пробили полдень. Во дворе прозвучал резкий сигнал трубы — сменялся караул. Звук трубы заглушил скрипение пера.

На обратном пути мы не были одни на длиннейшей ковровой дорожке. Наполеон сопровождал нас. Его рука лежала на плече Оскара. Менневаль широко распахнул двери. Дипломаты, генералы, иностранные принцы, наши министры отвесили низкий поклон.

— Я хочу, — сказал император, — чтобы вы поздравили вместе со мной Его королевское высочество, наследного принца, принцессу Швеции и моего крестника…

— Я герцог Зедерманладский, — прозвенел голосок Оскара.

— И моего крестника, герцога Зедерманладского, — закончил Наполеон.

На обратном пути Жан-Батист полулежал в углу кареты. Мы устали и не могли даже говорить. На улице Анжу стояла толпа любопытных. Кто-то крикнул: «Да здравствует Бернадотт!»

В дверях нас ожидали граф Браге и барон Густав Мернер с несколькими шведами, прибывшими со срочными поручениями.

— Прошу извинить нас, господа. Ее королевское высочество и я, мы хотим остаться одни, — сказал Жан-Батист, жестом отпустив всех, и мы прошли вдвоем в маленькую гостиную.

Но мы были не одни… С кресла поднялся тонкий силуэт. Фуше, герцог Отрантский, министр полиции, впавший в немилость! Он вошел в сделку с англичанами, а Наполеон об этом узнал.

Сейчас Фуше стоял перед нами и протягивал мне букет темно-красных, почти черных роз.

— Разрешите поздравить вас, — произнес он приятным голосом. — Франция гордится своим знаменитым сыном.

— Оставьте, Фуше, — измученным голосом сказал Жан-Батист. — Я уже не француз. Я отказался от французского подданства.

— Я знаю, Ваше высочество, я знаю.

— Тогда извините нас, — сказала я, беря розы. — Мы не можем никого принять сейчас.

Оставшись вдвоем, мы сели рядом на диван и сидели такие уставшие, как будто проделали пешком очень длинный путь.

Потом Жан-Батист встал, подошел к пианино и тихонько тронул клавиши одним пальцем. «Марсельеза»!.. Он умел играть только одним пальцем и только «Марсельезу».

— Сегодня я видел Наполеона в последний раз в жизни, — сказал он без перехода.

И продолжал играть. Все тот же рефрен. Все тот же…