Дезире - Зелинко Анна-Мария. Страница 90

Я кивнула.

— Жан-Батист, я держу себя невыносимо? Я хочу сказать: это было очень против этикета, что я попросила Виллата снять мои ботинки?

Он больше не смеялся. Он посмотрел на меня даже с некоторой грустью.

— Это было ужасно, девчурка! Это было просто ужасно! — Он покачал головой. — Но ты не могла знать этого. Однако при дворе должны были этого ожидать. Ведь я предупредил короля в ту ночь, когда шведы предлагали нам корону.

— Не нам, Жан-Батист, а тебе!

Мари приготовила мне постель. Она положила в ноги грелку, а поверх одеяла соболью накидку, подарок императора.

— Все женщины жалуются на злых свекровей, — прошептала я, — но моя свекровь, Мари, она действительно злая.

На следующий день был бал в больших апартаментах королевы. Через два дня город Стокгольм дал бал в мою честь в здании биржи.

Я была в белом туалете. На голову и плечи была накинута золотая вуаль. Дамы из шведской аристократии были украшены фамильными драгоценностями. Огромные бриллианты и темно-синие сапфиры. Их диадемы показались мне очаровательными.

Ни у Клари, ни у Бернадоттов никогда не было фамильных драгоценностей.

На следующий день после этого бала графиня Левенхаупт принесла мне прекрасные серьги с бриллиантами и жемчугом.

— Подарок королевы? — спросила я.

— Нет. Подарок вдовствующей королевы, — ответила моя статс-дама. — Вдовствующая королева раньше носила эти серьги, но теперь она в трауре и не носит драгоценностей.

Я надела эти серьги 26 января, в день рождения Жана-Батиста.

Через несколько дней старый король заболел. У него был небольшой удар.

Я как раз принимала ванну. С моей легкой руки начинают входить в моду ванны. Мою ванну поместили в углу спальни, отгородив ее прекрасными гобеленами.

В другом конце спальни м-м Ля-Флотт вполголоса разговаривала с Коскюль. Мари наклонилась надо мной и терла мне спину. Я услышала, как открылась дверь, и сделала знак Мари.

Мы притихли.

— Я как раз из апартаментов короля. У него был небольшой удар. — Это был голос графини Левенхаупт.

— О! — сказала Коскюль.

— Это, конечно, не в первый раз, — сказала равнодушно м-м Ля-Флотт. — Как себя чувствует король?

— Его величеству прописан полный отдых. Доктора говорят, что непосредственной опасности нет. Но необходимо освободить Его величество от всех государственных дел, по крайней мере, в данное время. Где Ее королевское высочество?

Я пошевелила ногами, вода тихонько захлюпала.

— Наследная принцесса принимает ванну, и сейчас с ней нельзя говорить.

— Ах да, она принимает ванну. Вряд ли таким способом она избавится от своего постоянного насморка.

Я нарочно пошевелила ногами, чтобы было слышно, как плещется вода.

— Будет ли наследный принц назначен регентом?

Я прекратила плескаться.

— Канцлер предложил это Ее величеству. Потому что мы сейчас находимся в такой трудной ситуации. Боже мой! Секретная переписка с Россией и одновременно требования Франции! Канцлер желает, чтобы решение всех вопросов было как можно быстрее передано в руки наследного принца.

— И тогда? — спросила Коскюль. Я слушала, затаив дыхание.

— Королева отказалась говорить об этом с королем. А король делает все, что она захочет.

— Правда? — спросила Коскюль саркастически.

— Да. Хотя вы и воображаете себя его фавориткой. Ваше чтение и ваш смех поддерживают в засыпающем короле некоторую бодрость. А здесь — другое… Кроме того, теперь вы очень редко читаете королю, и вряд ли вас теперь можно назвать «солнечным лучом» короля, моя дорогая… Я не ошибаюсь?

— Гораздо интереснее танцевать с князем Понте-Корво, простите, я ошиблась… с вашим наследным принцем, — проронила м-м Ля-Флотт.

— Нашим наследным принцем, м-м Ля-Флотт, — поправила м-ль Коскюль.

— Как это? Он не мой наследный принц. Вы прекрасно знаете, что я подданная императора Наполеона, — сказала м-м Ля-Флотт.

— Это нас не интересует, — парировала графиня Левенхаупт.

Мари облокотилась на ширму из гобеленов. Мы смотрели друг на друга в молчании.

Я пошевелила ногами. Послышался плеск воды. Потом я опять затихла.

— Не могу ли я спросить у вас, почему не предложат регентство наследному принцу на то время, пока король не сможет заниматься делами государства? — спросила м-м Ля-Флотт.

— Потому что ОНА на это не согласится ни за что, — прошептала графиня Левенхаупт.

Она шептала так громко, что я все слышала. Наконец, я поняла, что этот разговор предназначается и для моих ушей.

— Конечно, потому что сейчас ОНА играет первую скрипку, — поддержала Коскюль.

— Но ведь ОНА уже была королевой прежде, чем приехал наследный принц, — продолжала м-м Ля-Флотт.

— Да, но вместо короля в таких случаях вопросы решали министры, — любезно разъяснила Коскюль.

— Может быть, вы воображаете, что теперь решает вопросы король? — сказала, смеясь, м-м Ля-Флотт. — Вы прекрасно знаете, что король спит на всех заседаниях Совета. А если просыпается иногда, то заявляет, что согласен с мнением предыдущего оратора. И, зная это, королева не хочет назначить регентом наследного принца?

— Да, — произнесла графиня Левенхаупт громко, как бы забывшись. — Она хочет просить короля поручить наследному принцу руководство Сенатом, но он не будет назван регентом. По крайней мере, до тех пор… пока…

— Пока? — спросила м-м Ля-Флотт.

Я не двигалась. Мари застыла, как статуя.

— Если наследный принц станет регентом, то его жена…

Настало молчание.

— Наследный принц будет руководить Сенатом, а регентшей станет королева. Она сказала, что только на это она может согласиться.

— А чем она объяснила свое желание? — спросила Коскюль.

— Она сказала, что наследная принцесса недостаточно зрелая, чтобы выполнять обязанности и представительствовать, как жена регента. Наследному принцу не пойдет на пользу, если его жена будет часто показываться народу.

— Посмотрела бы я, как она скажет это все наследному принцу, — пробормотала м-м Ля-Флотт.

— Она уже это ему сказала. Мы с канцлером при этом присутствовали.

— А почему вы? Вы, насколько я знаю, статс-дама наследной принцессы.

— Вы правы, дорогая м-м Ля Флотт, но я имею большую честь быть другом королевы.

«Так мне преподносят мнение королевы о моей особе», — подумала я.

— Мари, мою купальную простыню.

Мари завернула меня, вытерла. Ее руки были сильные и полные нежности. Я прижалась к ней.

— Не соглашайся, Эжени, не соглашайся! — шептала она, протягивая мне халат.

Я вышла из-за гобеленов. Три моих статс-дамы шептались, наклонившись друг к другу.

— Я хочу отдохнуть. Прошу вас оставить меня одну, медам.

Левенхаупт поклонилась.

— Я принесла вам печальную новость, Ваше высочество. Король болен, левая рука слегка парализована.

— Спасибо, графиня. Я все слышала, когда принимала ванну. Прошу вас оставить меня одну.

— Ты звала меня, Эжени?

— Ты можешь сослужить мне одну службу, Марк? Здесь, в Стокгольме есть улица, которая называется Вестерланггатам, или что-то в этом роде. Там у отца Персона магазин шелка. Ты, конечно, помнишь Персона, Мари? Прошу тебя, узнай дорогу на эту улицу и узнай также, есть ли еще там магазин Персона? Если он там, я хочу повидаться с молодым Персоной.

— Он уже не так молод теперь, — ворчливо сказала Мари.

— Нужно, чтобы ты ему рассказала, кто я. Вероятно, он не знает, что новая наследная принцесса когда-то звалась Эжени Клари. И если он меня вспомнит, Мари, попроси его придти ко мне.

— Не знаю, благоразумно ли это, Эжени.

— Благоразумно?.. Мне это безразлично! Представь себе, что Персон придет ко мне… Я встречусь с кем-то, кто знал нашу виллу в Марселе и сад, и даже аллею, где Жюли стала невестой, и маму, и… Мари, я хочу встретиться с человеком, который помнит это все.Пожалуйста, Мари, попробуй найти его.

Мари обещала.

Вечером этого дня королева сняла с пальца короля тяжелое кольцо и надела его на палец Жана-Батиста. Это означало, что Жан-Батист по поручению короля должен руководить делами государства, но не будет назван регентом.