Кровное дело шевалье - Зевако Мишель. Страница 15

— И пейзаж замечательный, — удовлетворенно вздохнул Жан, — навевает мысли трезвые и практические.

И шевалье хотел уже захлопнуть окно, как вдруг его взгляд задержался на противоположном доме, более низком, чем тот, в котором находился он сам. В мансарде Жан заметил девушку и замер в восхищении: белокурая незнакомка поразила его своей красотой. Ее дивное лицо светилось такой душевной чистотой и неземной прелестью, что Пардальян готов был принять девушку за ангела. Но вскоре он с удивлением понял, что не однажды видел ее на улице Сен-Дени.

Красавица почувствовала его пристальный взгляд, обернулась, вспыхнула и поспешно задернула штору.

Прекрасное видение исчезло, но Жан все не мог оторвать глаз от заветного окна. Наконец через час чей-то сердитый крик вывел юношу из оцепенения. Медленно оглянувшись, Жан обнаружил у себя за спиной почтеннейшего Ландри Грегуара, в прошлом — сына и наследника Грегуара-старшего, ныне же — хозяина постоялого двора «У ворожеи».

Господин Ландри всегда был мал и коротконог. То есть в детстве он, разумеется, рос, но почему-то не так вверх, как вширь. И с годами уважаемый хозяин «Ворожеи» стал похож на шарик из теста, перекатывающийся на крошечных ножках и увенчанный жирненьким пончиком с двумя изюминками-глазками, быстрыми, недоверчивыми и хитрыми.

— А я к вам, месье! — объявил Ландри.

— Очень кстати, — кивнул Пардальян. — Я как раз хотел вам сообщить, что переселяюсь в эту комнату.

Господин Грегуар побагровел.

— Месье, я направлялся к вам для того, чтобы предложить вам как можно быстрее освободить ту клетушку, которую вы занимаете!

— Но именно это я и собираюсь сделать!

— Вы ведь не платите за постой! А теперь еще претендуете на лучшие апартаменты, которые стоят пятьдесят экю в год… Когда ваш почтенный отец оказал честь моему заведению и два года назад переехал сюда, он уверил меня, что будет аккуратно вносить плату за комнату. Но за последние шесть месяцев он не дал мне ни гроша, а когда я напомнил ему о долге…

— Господин Пардальян, разумеется, вернул его вам?

— Как бы не так! — возопил разъяренный Ландри. — Он поколотил меня!

— Что ж, теперь вы сами видите, что вели себя непочтительно и нагло, посмев заговорить с дворянином о столь низменном предмете!

— Вижу, вижу, месье. Однако, следует признаться, я был кое-чем обязан шевалье де Пардальяну. Он прекрасно расправлялся с расходившимися пьяницами и железной рукой выставлял на улицу драчунов и дебоширов…

— Так вы, видимо, еще задолжали ему за столь серьезные услуги, дорогой мой Ландри. Но не убивайтесь, я дарю вам эти деньги!

Лицо господина Грегуара из багрового стало фиолетовым.

— Прекратите насмехаться надо мной, месье! — заорал хозяин «Ворожеи». — Вы с отцом не платили мне два года. Если вы не можете вернуть долг, проваливайте отсюда!

— Это ваше окончательное решение?

— Да! Чтоб завтра вас здесь не было!

Пардальян пожал плечами, не спеша направился в свою клетушку, отыскал там короткую дубинку, которой с таким успехом пользовался его отец, потом крепко ухватил хозяина за ворот и начал колотить, ласково втолковывая господину Грегуару:

— Почтительному сыну надлежит во всем брать пример с отца. Пардальян-старший уже задал вам перцу, теперь получите новую порцию от Пардальяна-младшего.

Бедный Ландри вопил во всю глотку. Его крики подняли на ноги весь дом, и вскоре наверх прибежала толпа слуг.

Лакеи, поварята и служанки, вооруженные ножами и метлами, толпились в коридоре и истошно вопили: «Помогите!», «Убивают!», «Караул!». Но такие крики не особенно волновали парижан: жители столицы давно к ним привыкли.

Прохожие и соседи решили, что в гостинице изловили какого-то гугенота и теперь убивают его.

Итак, прислуга рвалась спасать хозяина, и тогда Пардальян поволок несчастного господина Греруара прямо к открытому окну и, держа сильной рукой за шиворот, вывесил беднягу над улицей.

— Убирайтесь! — приказал Жан челяди. — Не то я сейчас разожму пальцы.

— Идите, идите отсюда! — всхлипнул насмерть перепуганный толстяк.

Слуги опрометью выскочили из комнаты; только жена хозяина, миленькая и свеженькая мадам Югетта, задержалась в дверях. Однако она, кажется, не слишком переживала за своего мужа.

— Смилуйтесь надо мной! — со слезами в голосе просил Ландри.

— А вы еще будете приставать ко мне со всякими глупостями?

— О нет, никогда!

— И эта комната станет моей?

— Как пожелаете… Но ради Господа нашего и Пречистой Девы Марии, верните меня домой! Я же разобьюсь!..

Шевалье не спеша втянул господина Грегуара обратно в комнату. Обессилев от страха, тот рухнул в кресло, а его жена захлопотала вокруг.

— О, месье, как вы меня напугали! — томно шепнула мадам Югетта Пардальяну, бросив на шевалье нежный взгляд. — Как вы меня напугали! Подумать только, если бы вы уронили моего бедного супруга, он бы разбился насмерть!

— Вот уж нет! — решительно возразил Пардальян.

Ландри Грегуар открыл один глаз и пролепетал:

— Как это «нет»?

— Такого быть не могло! Вы бы упали на брюхо, спружинили и подскочили, как мячик.

Подобное объяснение так потрясло почтеннейшего Ландри, что он незамедлительно снова упал в обморок.

А хорошенькая хозяйка тайком подарила шевалье взгляд, в котором было все, кроме обиды за мужа. Странно, но, похоже, мадам Югетта вовсе не сердилась на дерзкого постояльца!

Когда Ландри наконец отдышался, они заключили с Пардальяном соглашение: юноша мог перебраться в эту замечательную комнату, и хозяин даже согласился предоставлять ему каждый вечер бесплатный ужин, а шевалье со своей стороны обязался поддерживать на постоялом дворе тишину и порядок, как это делал раньше его отец.

Таковы были условия мирного договора, подписанного господином Ландри Грегуаром, жителем города Парижа, и шевалье де Пардальяном-младшим, дворянином.

XII

ДОМ НА УЛИЦЕ БАРРЕ

Теперь читатели знают, как Жан обрел Молнию и нашел Пипо, осталось рассказать, откуда он взял Галаора.

Как-то поздним вечером шевалье де Пардальян шел домой из весьма подозрительной таверны, расположенной на улице Фран-Буржуа; он славно повеселился со своими сомнительными приятелями и был сейчас, прямо скажем, немного пьян. Это означает, что концы его тонких усиков торчали вверх еще более задиристо, чем всегда, а Молния моталась за спиной, колотясь о стены домов то по одну, то по другую сторону неширокой улочки. Юноша горланил модную песенку, сочиненную, говорят, мэтром Ронсаром для некой влиятельной принцессы:

— Клянусь Пилатом и Вараввой! — мрачно бормотал шевалье, сворачивая на улицу Тиксерандри. — Неужто я влюбился?! Не верь женщинам!.. О, где же вы, мудрый господин де Пардальян? Видели бы вы, как удачно я следую вашим советам!

И юноша пропел вторую часть прелестного сонета. У Жана был красивый, проникновенный голос и безупречный слух:

— Их прекрасные волосы удавят тебя как змеи! — в отчаянии пробормотал Пардальян. — Их улыбки источают яд. И было что-то еще о глазах… О, ее дивные глаза… словно синие звезды!.. Не верь женщинам!..

И Жан с печалью и горькой насмешкой пропел два заключительных терцета: