Между Полюсом и Европой - Зингер Евгений. Страница 49

Спуск с плато незаметен. Его самая высокая часть меньше всего напоминает собой горную вершину, у которой крутые склоны. Здесь, наоборот, они, как правило, очень пологие, иногда волнообразные. Когда я оглядываюсь назад, на моих товарищей, они часто исчезают из поля зрения, «пропадая» в ложбинах, заключённых между двумя ледниковыми холмами. Справа и слева по мере нашего продвижения возникают до этого невидимые горы с оледенелыми боками. Километров через шесть мы сделали первое географическое открытие, а вернее сказать, поправку: ледник Урас спускается в направлении, противоположном указанному на топографической карте.

Вскоре впереди показался крутой спуск, за которым открывалась равнина с разлившимися по ледяной поверхности голубыми озёрами. Здесь, на высоте 620 метров над уровнем моря, мы отмечаем фирновую границу восточного склона плато Хольтедаля. Дальше уже нет снега и фирна — там зона так называемого ледяного питания.

Заканчиваем свой маршрут, определяем в последний, 85-й раз толщину снега, лежащего пятнами на голом льду, — всего несколько сантиметров.

Обратный путь на станцию начинаем к утру в сопровождении дождя. Одежда быстро промокает, вода маленькими струйками просачивается на спину и в сапоги, а лыжи вязнут. Снег прилипает большими кусками и не даёт скользить, приходится шагать на лыжах, с трудом отрывая их. Но обо всём этом забываешь, как только вспоминаешь, что нам довелось увидеть маленький клочок Земли, который не показан на картах, а может быть, никто и не видел.

Продолжением восточного маршрута стал западный. Он уходил в сторону Королевского ледника и Трех Корон. Прокладывать створ здесь оказалось намного сложнее: значительную часть времени приходилось двигаться в тумане, лишь изредка «подлавливая» ориентиры среди разорванных клубов. Но по мере спуска по ледниковому склону туман постепенно рассеивался, и теперь слева чётко возвышались Тре Крунер, а справа открылось плато Исаксена. В середине ночи нам преградила путь широкая и глубокая ледниковая речка, перейти которую было невозможно. Здесь, вблизи 72-й точки снегомерной съёмки, находилась граница зоны ледяного питания. Так мы узнали, что на западном склоне, обращённом к Гренландскому морю, снега меньше, чем на восточном, а положение фирновой границы несколько выше. Получалась картина, аналогичная той, что мы наблюдали в 1965 году на плато Ломоносова, где область наибольшего накопления снега также была нами отмечена на восточном склоне. Все это, бесспорно, представляет большой интерес для нас.

Мы не собирались рыть здесь глубокий шурф, а хотели лишь ограничиться несколькими метрами, а затем предполагали пробурить скважину. Но случилось непредвиденное: в скважину просочилась талая вода. Она приморозила опущенный на глубину 10 метров термозонд и штангу, державшую его. Чтобы спасти «прихваченный» холодом буровой инструмент, пришлось бить глубокий шурф. Так как «виновником» происшествия был Володя Михалёв, он с рвением взялся за работу, желая искупить свою вину. Нет худа без добра: Володя смог получить из ледникового «нутра» интересные количественные данные о преобразовании снега в лёд за последние годы…

Наша станция просуществовала две недели. Мы не только ходили в маршруты, но и проводили метеорологические и актинометрические наблюдения, что позволило установить связь таяния снега со средними суточными температурами воздуха. Экспедиция смогла расширить познания о метеорологических и радиационных условиях и гляциологических особенностях крупного ледникового района Шпицбергена…

Вертолёты прилетели за нами так быстро, что мы даже не успели разобрать каркас КАПШ. Открылась боковая форточка пилотской кабины, и из неё показалось всегда улыбающееся бронзовое от загара и ветра лицо Василия Фурсова. Через минуту он уже стоял рядом с нами.

— Вот и нашли вас! Все в порядке, Максимыч! — обратился ко мне командир вертолёта. — За погоду спасибо — видно, что постарались! Мы вас привезли, мы вас обязаны и вывезти — это закон лётчиков.

Прежде чем расстаться с местом бывшей станции, совершаем вместе с авиаторами экскурсию к шурфу и фотографируемся на память, как принято у всех кочующих людей.

Вертолётчики делают прощальный круг над шурфом и берут курс на Конгс-фьорд…

Летом 1967 года мы снова оказываемся в Ню-Олесунне. На этот раз попадаем сюда не по воздуху, а по морю. Небольшой теплоходик «Тайфун» высадил здесь нас, ленинградских геологов и ботаников. Через несколько дней «колония» советских учёных увеличивается: прибывает экспедиция Геологического института Академии наук СССР во главе с кандидатом наук Юрием Александровичем Лаврушиным, участником нашей экспедиции в 1965 году. Вслед за московскими геологами в Конгс-фьорде появилась видавшая виды шлюпка под названием «Беда». Она гордо вошла в залив под флагом Шпицбергенской гляциологической экспедиции. Вели её не прославленные мореходы-груманланы, а их очень далёкие потомки, по профессии своей сухопутные люди, влюблённые в море, — Владимир Корякин и Леонид Троицкий.

… На другой день и без того нагруженная шлюпка Ял-6 берет на свой борт Володю Михалёва и двух французских гляциологов — инженера Анри Жоффрэ, нашего знакомого по прошлогодним совместным исследованиям на леднике Ловен, и ассистента Тони Ружа, студента Лионского университета. Несколько часов потребовалось им, чтобы пересечь неспокойный залив и войти в соседний Кросс-фьорд. Разгулявшиеся волны не раз пытались залить гляциологический «корабль». Наконец нашим «десантникам» удалось высадиться на берег недалеко от фронта ледника 14 Июля.

Куда и для чего направилась эта маленькая советско-французская гляциологическая экспедиция? Её участники решили повторить путь группы профессора Ханса Альмана, совершенный в 1934 году. Летом 1967 года трое молодых исследователей из СССР и Франции наметили подняться по леднику 14 Июля на плато Исаксена, пройти его с севера на юг и спуститься по Королевскому леднику и нунатаку Оссиана Сарса к берегу Конгс-фьорда. Такой ледниковый «траверс» не преследовал спортивных целей, а был подсказан большим научным интересом. Нам хотелось выяснить, какие изменения произошли в питании ледникового плато Исаксена за прошедшие 33 года.

Прежде чем участники экспедиции ступили на ледник, им пришлось тащить несколько километров по камням нарты, нагруженные буром, штангами, приборами, лыжами, палаткой, провиантом. Только в пути они обнаружили, что забыли взять в Ню-Олесунне запасной баллончик с газом для походной плитки. Но дороги назад уже не было: шлюпка качалась далеко в фьорде, держа курс на Баренцбург. Оставалось идти только вперёд.

До самого вечера шли они по леднику 14 Июля, на котором французы ещё в прошлом году выставили снегомерные рейки на. поперечном створе. После того как взяли по ним отсчёты, заночевали на морене, в трех километрах от конца ледника.

Проснулись под аккомпанемент дождя, но надо идти дальше. По мере подъёма на вершину ледника горы впереди затягивались облаками, а снизу, за спиной гляциологов, надвигалась низкая облачность. Чем выше они поднимались, тем становилось прохладнее, и наконец дождь перешёл в снег, появились снежные «болота» и закрытые снегом трещины, в которые не раз стремились «нырнуть» нарты.

К полуночи сделали остановку, чтобы отдохнуть и поесть.

— Что будем делать? — обратился к уставшим и промокшим товарищам Анри. — Останемся ночевать здесь или пойдём на перевал?

— Есть резон устроить ночлег на перевале — ведь тогда сэкономим целый день, — предложил Володя.

И снова они двинулись вверх, таща за собой нарты. Постепенно склон становился более пологим, что предвещало близость перевала. Почувствовав это, путники приободрились. Принялись Даже гадать: сколько метров до вершины — 50 или 500? Но прошли уже полтора километра, а её все нет и нет, хотя, по всем расчётам, она должна была быть совсем рядом.

Лагерь разбили уже под утро. Втиснулись втроём в двухместную нейлоновую палатку и, чтобы быстрее согреться, влезли в спальные мешки.