Катрин и хранитель сокровищ - Бенцони Жюльетта. Страница 88

— Храните ее, мессир Жан!.. И присмотрите в городе ростовщика, который бы купил это у вас. Здесь наверняка еще остался кто-нибудь, кто мог бы взять их.

— Такие, разумеется, есть, но вы, по-моему, забываете, что мы все еще в осаде. Нам не дадут и малой доли подлинной цены. Золото — вещь хорошая, но ведь эти сокровища достойны королевской оплаты! Было бы смешно пустить их по ветру!

В келью вошел настоятель, неся в руках поднос с бинтами, корпией и разнообразными горшочками и кувшинчиками для перевязки.

Бросив на возлюбленного последний взгляд, Катрин удалилась вместе С Ксантраем. Они вышли на улицу и около монастыря расстались: Ксантраю предстояло идти на крепостной вал сражаться с противником, а Катрин — в свое жилище.

— Думаю, что было бы лучше, если бы вы сами присмотрели за нашим боевым резервом до дальнейших распоряжений, — сказал Ксантрай. — Мне трудно представить себе, как я буду драться с бургундцами, сжав под мышкой целое состояние. Спрячьте его хорошенько!

— Не беспокойтесь! Удачи вам, мессир!

Она уже заспешила прочь, как вдруг он окликнул ее:

— Катрин!

— Да?

Он горестно улыбнулся, а затем состроил смешную гримасу:

— Мы с Монсальви — неоценимая парочка — не правда ли? По-моему, нам так и не пришло в голову сказать вам «спасибо»!

Она улыбнулась ему в ответ, с радостью увидев в карих глазах преданного друга Арно неподдельное дружелюбие и почувствовав, что отныне она целиком и полностью может ему доверять. Он будет стоять за нее, покуда хватит сил. Воистину, неоценимая дружба.

— Это не имеет значения, — нежно сказала она. — Мой долг вам гораздо больше!

Проехавшая повозка разъединила их. Горожане — помощники армии отправляли к крепостным стенам полные телеги каменных ядер для бомбард, а также дрова и кувшины с маслом. Из-за реки уже доносилась приглушенная канонада англо-бургундской артиллерии. Утро было в разгаре, и противник явно решил, что наступил час для атаки.

В то время как мужчины бежали на укрепления, женщины продолжали заниматься своими ежедневными делами, будто ничего особенного не происходило. Они успели привыкнуть к возбуждению и сумятице военного времени. Скоро они присоединяться к своим мужьям на стенах, захватив с собой все необходимое для ухода за ранеными: вино и масло, чтобы промывать раны, разорванное на полосы полотно для бинтов и саваны для мертвых.

Катрин, которой больше нечем было заняться, решила пойти вместе с ними. Она сходила домой, спрятала в безопасное место шкатулку, сменила мужскую одежду на голубое шерстяное платье, которое купила ей Сара, и присоединилась к женщинам, идущим к крепостной стены.

Как только миновал кризис, Арно стал быстро поправляться. По счастью, небеса одарили капитана необычайно крепким организмом. К лету он уже мог вставать постели, а к началу августа вернулся на свое место на укреплениях.

Компьень все еще держался, и так упорно, что Филипп Бургундский обескураженно отбыл в Льеж, где срочно требовалось его присутствие, предоставив поле битвы Жану де Люксембургу.

В противоположность тому, что предсказывал Ксантрай во время крайне подозрительного захвата Жанны бургундцами, Гийом де Флави весьма храбро и упорно продолжал защищать город. Среди капитанов ходили слухи о том, что, подняв слишком поспешно навесной мост, Флави пытался умилостивить своего кузена, старшего архиепископа Реймского Реньо де Шартреза, ненавидевшего Жанну, — этакая родственная услуга… К несчастью, положение с каждым днем становилось все более серьезным. Несмотря на густой лес, Компьень был теперь окружен со всех сторон. Люксембург овладел Рояль-Лью и дорогой на Вербери, а под командованием де Креки и де Бриме сооружался огромный форт на дороге в Пьерфон, на самом краю леса. Запасы провизии подходили к концу, конвои больше не могли проникать в город. Единственную связь с окружающим миром обеспечивала горстка смельчаков, которые под покровом темноты уходили из города и возвращались тем же путем.

Катрин днем находилась у городских стен в импровизированном полевом стане, организованном женщинами города. Они с Сарой шли туда каждый раз, как начиналась атака, и оставались там, ухаживая за ранеными, до тех пор, пока не начинали валиться с ног.

По ночам, измученные, они падали на свои кровати и спали как убитые, несмотря на голод и сильную жару.

Лето было в самом разгаре, что прибавляло мучений оборонявшим город войскам. Надоедливые мухи тучами летали над людьми, но особенно доставалось раненым.

Было отмечено несколько случаев чумы, и, чтобы предупредить распространение заразы, трупы сжигались, а дома их опечатывали. То небольшое количество еды, которое удавалось достать, быстро портилось. Единственное, в чем жители, благодаря реке, не испытывали недостатка, была вода, но и за ней можно было ходить только ночью, когда прекращался огонь противника. Но больше всего мучило Катрин отношение к ней Арно.

Каждый день в одежде мальчика она приходила в монастырь навестить Арно, и это приносило ей больше печали, чем радости. Не то чтобы Арно открыто выражал свою неприязнь, но он ограничивал себя рамками официальной любезности, что пугало ее больше, чем его грубость. Лишенная возможности ухаживать за ним, она старалась пробыть с ним подольше и поговорить о чем-нибудь еще, помимо осады и пленения Жанны… о нем самом, например, о всех этих долгих годах, когда она еще не знала его, о детстве. За несколько минут, проведенных с Мишелем в подвале на мосту Менял, Мишель рассказал ей о своем детстве, и так живо и непосредственно, что Катрин надеялась, что и Арно тоже посвятит ее в свои воспоминания. Однако она все больше убеждалась в том, что он нисколько не смягчился по отношению к ней. Его мысли блуждали где-то вдалеке и были сосредоточены на Деве.

Когда Катрин возвращалась в дом, где ее поджидала Сара, то часто думала, что Мишель стоит между ними как вечная преграда. Казалось, у нее не было способа убедить Арно, что она неповинна в смерти его брата. У нее не было ничего, кроме собственных слов! Он никогда ей не поверит — как и раньше! Его обращение с Катрин в настоящее время было явно основано лишь на том, что нельзя совсем отвергнуть женщину, которая готова пожертвовать своей жизнью и богатством, чтобы тебе помочь. Она была убеждена, что если бы не это, то он вышвырнул бы ее прочь без особой жалости.

Новые вести о Жанне принес испанский шпион.

Жанна пыталась бежать из Болье, после чего была отправлена в Боревуар, где находилась резиденция Жана Люксембурга. Вторая попытка к бегству чуть не стоила ей жизни. Она прыгнула с башни, и была подобрана во рву полумертвой.

Пока продолжалась осада, надежды вызволить Жанну быть не могло. Вражеское кольцо сжималось, и выбраться наружу становилось все трудней и трудней. Все, что они смогли сделать, — это отправить гонца к маршалу де Буссаку, во власти которого находилась сельская часть Нормандии. Город был на последнем издыхании; голод и болезни сотнями косили храбрых защитников.

Без срочной помощи извне город должен был сдаться.

— Заперты, как голодные крысы в норе! — неистовствовал Арно. — И это в то время, как Жанна в плену у бургундцев, а король ничего не делает, чтобы вызволить ее!

— Можешь быть уверен, что Ля Тремуй не сводит с него глаз, — усмехнулся Ксантрай. — Он ведь поклялся уничтожить Деву.

Наконец, в последний день октября, прибыла помощь. Конвою с продовольствием удалось проникнуть в город, и дух защитников резко поднялся. Одновременно войска маршала де Буссака напали на англо-бургундскую армию с тыла. Невзирая на яростное сопротивление Люксембурга и Хантингтона, их оплоты рушились один за другим.

Буссак прорвал кольцо и вступил в город, после чего совершил со своими людьми мощный налет, сломив сопротивление врага. Все ждали массированную контратаку на следующее утро; однако, когда занялся день, на том месте, где был неприятельский лагерь, взорам компьенцев открылось обширное пустое пространство: враги исчезли без единого удара в барабан или сигнала трубы. Компьень был спасен… и с этим совпало полное выздоровление Арно, который уже бешено рвался искать Жанну и спасать ее от неприятеля. Он, Ксантрай и Катрин уже разрабатывали план действий, когда до них дошли ужасные новости, превратившие в пыль все их тонкие построения: Жан Люксембург все же принял предложение англичан и продал им свою узницу за десять тысяч экю.