Бонжур, Антуан! - Злобин Анатолий Павлович. Страница 45

Многие уже переместились к бару, потому что за столом подавали только сухое вино, а ветеранам требовалось покрепче. Мне хотелось общаться, быть добрым и щедрым. Я прихватил Ивана, мы двинулись «в вояж» с ответными визитами.

Нас тут же окликнули.

— Эти люди хотят познакомиться с тобой, — начал Иван. — Они очень большие герои ещё с первой войны. Их зовут мадам и мсье Барло.

Передо мной стоял тучный старикан в форме капрала, рядом жена, такая же круглая и тоже в форме, но без погон. И орденов у них на кителях было видимо-невидимо, у капрала они доходили аж до самого живота, на маршале столько орденов не увидишь.

Капрал смотрел на меня с любовью, и улыбка его была как сама доброта.

— Он хочет рассказать тебе свою жизнь, — объявил Иван. — Он говорит, что воевал пятьдесят пять лет, потому что ихние генералы сделали из него мясо для орудий.

— Пушечное мясо, — поправил я.

— Да, мясо для пушек, — согласился Иван. — Сначала он был мальчиком-барабанщиком, потом стал ефрейтором, как Гитлер, и сорок лет был капралом. Он воевал везде, где ему приказывали. Он очень старался воевать, он даже в Конго был направлен. Но яростнее всех он вёл войну против бошей. Он хочет доложить тебе, что он сделал на войне. Он сжёг шесть танков, уничтожил восемь ихних пушек, сбил три самолёта, захватил в плен десять языков, взорвал четыре моста и два поезда, он убил сто сорок человек. Он всегда жалел этих несчастных, которых убивал, но так ему приказывали, и за это он получал свои награды. И мадам его воевала рядом с ним, она выносила раненых с военного поля, и ей тоже давали ордена. А когда боев не было, мадам стирала солдатские гимнастёрки, потому что солдаты должны умирать чистыми. Он доволен своей жизнью, ему дали хорошую пенсию за то, что он был мясом для пушек, но сейчас он стал старым, и он жалеет, что убил так много людей. Он не знает, зачем он их убивал, потому что в мире ничего не изменилось. Он хочет теперь, чтобы все люди жили без войны и перестали убивать друг друга. Он предлагает нам выпить за это.

— Ну и старикан, — отозвался я. — Сколько же у него орденов? Он знает?

— Их у него двадцать восемь из разных стран, ему стало тяжело их носить. А мадам имеет двадцать два ордена. У них есть такая медаль, которую тебе сегодня дали.

— А у меня, кроме этой медали, ничего нет.

— Он говорит, что ты молодой и сильный, и ты ещё заработаешь свои ордена. Но будет лучше, если тебе их не придётся зарабатывать.

Татьяна Ивановна подошла к стойке, ведя за собой высокую женщину, на лице которой блуждала рассеянная улыбка.

— Вы так прекрасно выступили, Виктор Борисович, — напевно сказала она, — и медаль вам так к лицу. Простите, что отвлекаю вас, но эта женщина сказала мне, что знала вашего отца, и я подумала, что вам будет интересно познакомиться с нею.

— Само собой, — я соскочил с табурета. — Прошу вас.

— Как похож, как похож, ну прямо вылитый отец, — женщина стояла передо мной, молитвенно сложив руки, и качала головой. Мне сделалось неловко.

— Мадам говорит, что ей уже восемьдесят два года, — переводила Татьяна Ивановна, — но она все помнит так, словно это было вчера. Она прятала у себя на чердаке четырех лётчиков, и один из них был вашим отцом, тогда он был такой же молодой и красивый, как вы, — голова у мадам всё время качалась и была не в силах остановиться.

— Так похож, так похож, — твердила мадам со слезами на глазах.

— Мадам счастлива, что увидела вас сегодня. Но она будет ещё счастливее, если вы приедете к ней в гости. Мадам специально купит продукты и сама приготовит хороший обед. Она расскажет вам об отце. — Татьяна Ивановна сделала большие глаза, но всё же кончила перевод. — Мадам говорит, что и ваш отец не забывает её, каждый год он присылает ей поздравительные открытки.

Я тоже глаза раскрыл. Много мне от отце рассказывали, но такого я ещё не слыхал.

— Мадам знает, что мы сейчас поедем на могилу моего отца? Узнайте у неё.

— Ах вот оно что, — с облегчением вырвалось у Татьяны Ивановны. — Оказывается, этого лётчика зовут Бобом, он американец. Очевидно, она перепутала. Я скажу ей, что вашего звали Борисом и он был русским лётчиком.

— А какой смысл? — ответил я. — Она только расстроится да и не поверит.

— Да, да, Боб, молодой красивый Боб, — качала головой мадам-82, благоговейно прижимая руки к груди. — У меня сегодня настоящий праздник, что я познакомилась с вами.

— Вот видите, — ответил я. — Пусть она останется в своём прекрасном заблуждении. Мерси, мадам, мы непременно нанесём вам визит.

Она ушла счастливая, с высоко поднятой головой, которая всё время качалась и никак не могла остановиться.

Конечно, твердил я, убеждая себя, конечно, его не было. И быть не могло. Никакого предателя там не было. Хотел бы я знать, как бы отец допустил, чтобы его предали. Не было предателя — и все тут. Вокруг меня друзья: Антуан машет — зовёт к столу, Луи подошёл, слушает и улыбается, Иван — мой верный друг и помощник. И этот Анджей — замечательный парень…

«Что такого я сделал?» — сказал я Татьяне Ивановне. А вот что сделал: нехорошо о ближнем подумал. Когда на собрании начали обсуждать, кто сколько денег даст на венок, я поднялся и объявил: «Тысячу франков». Мне захлопали. Президент сказал, что Армия Зет выделяет на венки пятьсот франков и будет платить за автобус. Кто давал сто, кто пятьдесят франков, но тут выскочил на сцену этот парень и крикнул, что он поляк и живёт сейчас в Намюре, но партизанил он здесь, в Арденнах, и поэтому даёт на венок восемьсот франков, однако с одним условием, чтобы в газетах не называлось его имя. Такого я вынести не мог, а поляка тут же засёк. Почему он имя своё не скажет, или совесть у него не чиста, и он грехи замолить хочет своими франками?

А поляк подошёл ко мне и протянул карточку. Он скрывает своё имя лишь потому, что его жена может прочесть и скажет, что он выбросил на ветер восемьсот франков, и тогда ему попадёт по первое число. Все засмеялись, и поляку захлопали.

— Замнём, Иван, — сказал я, — скажи Анджею, что он мировой парень. Вы тут все мировые ребята.

— Ты тоже ему сильно нравишься, — сказал Иван. — Он очень жалеет, что не знал твоего отца, который был настоящим героем.