Дочки-матери - Знаменская Алина. Страница 28

— Ладно, ерунда, — улыбнулась Юля и сгребла мелочь назад, в сумку. — Пойдем чай пить.

— Нет, подожди.

Лариса смотрела мимо подруги в сторону кухни и снова покрывалась красными пятинами. Там, над тазом с водой, тихо возилась Маринка. Слишком уж тихо, она перестала греметь посудой, спина выглядела напряженной. Догадка пронзила Юлю, и ей стало жарко. Черт дернул ее заговорить о выручке!

Но Лариса уже поднялась, не глядя на Юлю, направилась в сторону кухни.

— Марина, — тихо окликнула она и прикрыла за собой двери.

Юля с досадой сунула сумку в шкаф. Ей хотелось вмешаться в разговор на кухне, обратить все в шутку. Досадно из-за ста рублей испортить отношения с соседями. В конце концов, у них с Олей никого больше нет в Вишневом. И если Лариса с детьми из-за этого недоразумения перестанет к ним ходить, то насколько одинокими окажутся они с Олей в этом тумане, отрезанные Волгой от своей прежней жизни.

Она решительно поднялась и направилась на кухню. Лариса возвышалась над девочкой, держась руками за стол. Маринка стояла перед ней, опустив голову в пол и ковыряя ногти.

— Не брала я… — упрямо повторяла она на любые реплики Ларисы. — Не брала.

— Марин, я не стану тебя ругать, — терпеливо объясняла Лариса. — Я просто тебя прошу: давай вернем деньги. Тете Юле они очень нужны. Я сама куплю тебе все, что ты хочешь. Ты же знаешь, у нас есть деньги.

— Не брала я…

Юля не выдержала.

— Ларис, оставь. Может, я обсчиталась. Мало ли что бывает… Я могла в электричке выронить.

— Это не в первый раз, — холодно отозвалась Лариса и вновь повернулась к воспитаннице. — Я понять не могу: чего тебе не хватает? Конфеты ты любишь — я покупаю. Йогурты, бананы? Ты спроси меня, я тебе куплю. Зачем же воровать?

Лариса стояла красная, взмокшая от воспитательных усилий.

Маленькая тщедушная Маринка стояла, вобрав голову в плечи, спина напряжена. Поди догадайся, что там, в этой голове?..

— Я уже устала от твоих привычек прятать кульки про запас, тащить все, что плохо лежит, — взорвалась Лариса. — Это дикость — тащить, из дома, где тебя накормили! Ты ведь сама пришла сюда, тебе нравятся Оля, тетя Юля. Ты ведь сама котенка им выбирала! Как ты можешь делать гадости тем, кого любишь?!

Лариса срывалась на, крик, а Маринка опускала голову все ниже. Из спальни выглянула удивленная мордаха Вовчика.

— Не брала я, — все так же мрачно буркнула Маринка и вдруг ракетой сорвалась с места, метнулась к порогу и уже из сеней крикнула: — И никого я не люблю! Никого!

Она громко хлопнула дверью, и Ларисин окрик “вернись” стукнулся о закрытую дверь и не достиг адресата.

— Надо догнать! — спохватилась Юля и торопливо натянула куртку. — Куда она побежит сейчас? Ночь на дворе, дождь…

— У нее должен быть ключ от дома, — не слишком уверенно сказала Лариса и тоже потянулась за курткой.

Они выбежали в мокрую ночь. За крыльцом их накрыл туман. За шаг от крыльца было не видно ни зги, и куда помчалась Маринка — вверх, к дороге, или вниз, к тропинке, — было неясно. Собака как назло молчала, не желая утруждать себя лаем.

Лариса с Юлей, метнулись к дороге, интуитивно предполагая, что Маринка побежит туда, где светлее — со стороны дороги сквозь туман мутно просвечивали фонари. Прохладная изморось лизала лица, туман наглухо заслонял обзор.

— Мари-и-и-на-а! — Ларисин крик завяз в тумане.

Ни звука в ответ. Женщины не сговариваясь рванули в сторону Ларисиного дома. Калитка на задвижке. На двери мокрый от тумана замок. Заперто. Она здесь не появлялась.

— Марина! — на всякий случай прокричала в мутную темень сада Лариса.

Они торопливо вернулись назад, к Юлиному дому, молча добрались до крыльца, и здесь их настиг короткий, но явный крик. Он доносился со стороны задней калитки. Женщины замерли. Тут же разразилась лаем собака. Ее незлобный нервный лай переходил в повизгивания. Это верный признак того, что пса потревожил кто-то из своих, не чужак. Лариса с Юлей не сговариваясь рванули на звуки. С разбега Юля лбом налетела на распахнутую дверь бани, охнула от боли, остановилась. В нее воткнулась Лариса. Сквозь туман не было видно ни собачьей будки, ни самой собаки, ни нижней калитки. Только крыша сарая выступала над ним, как корабль над волнами. Внизу, у самой калитки, слышалась какая-то возня, пыхтение. Собака продолжала скулить и подлаивать.

— Марина? — неуверенно спросила Лариса, сто раз пожалев, что не захватила фонарь или хотя бы спички.

— Сюда! — пискнула из ватной густой тьмы Маринка, и Юля с Ларисой шагнули на голос. — Скорее, я держу его!

— Пусти, дура, — услышали они незнакомый голос, сопровождающийся злым пыхтением и звуками борьбы.

Лариса уже почти настигла источник непонятных звуков, когда в бане вспыхнул свет — это Юля догадалась включить. Луч электричества проложил себе путь сквозь туман из банного окна до задней калитки.

Лариса кинулась на помощь приемной дочери. Клубок из двух детских тел яростно катался по мокрой траве. Маринка кого-то держала мертвой хваткой и не собиралась отпускать. Юля с Ларисой изловчились и уцепили обидчика: одна за ноги, другая — за волосы. Почувствовав подмогу, Маринка живо вскочила на ноги.

— Держите его крепче, он вор! — громко возвестила она. — Он в баню хотел залезть, я сама видела, я поймала его! Он хотел у вас что-то украсть, тетя Юля, я знаю! Он и собаку прикормил, собака не лаяла на него! Я в бане сидела, я видела!

От возбуждения Маринка не могла остановиться. Она кричала, задыхаясь от собственного крика.

Теперь у Юли и Ларисы появилась возможность разглядеть воришку. Они подтащили его к распахнутой настежь двери бани. У них в руках бился, как пойманная рыба, худой, но жилистый пацан лет десяти-одиннадцати в фуфайке с чужого плеча и перетянутых скотчем кроссовках.

— Я не вор! — повторял он, изворачиваясь. — Пустите меня! Я ничего не украл! А она набросилась как дура! Я никого не трогал!

На худом лице пацана имелись большие блестящие глаза, а в открытом от возмущения рту выпирали два верхних зуба — больших и ровных. Как у кролика.

— Если ты не вор, чего же ты в чужом саду делал? — с ехидцей в голосе поинтересовалась Маринка. — И собаку прикормил, чтоб не лаяла!