Прогулка под луной - Знаменская Алина. Страница 19

Все в Маше смешалось от этого взгляда, она поняла его!

Так смотрят на человека, к которому тянет, влечет.

Так смотрят, когда не рассчитывают, что этот взгляд кто-то заметит.

Этого ей только не хватало! Маше стало не по себе. Приехать ночью к парню, которого знаешь не больше месяца… Да он вправе подумать о ней что угодно!

И вполне обоснованно может ожидать от нее вполне определенных действий. Она небезразлична Владу, это ясно как день. Может быть, он и настаивал на том, чтобы привезти ее к себе, небескорыстно? Пожалуй, она не готова к подобному перевороту.

Хоть и несла всякую ахинею там, в лифте, но это была сущая бравада. Влад для нее стал другом за это время. Но не больше. Думать о нем в другом качестве не получалось.

Влад вошел в комнату, достал из-за двери раскладушку и удалился с ней на кухню. Там он гремел посудой, разговаривал с Шейлой — в общем, вел себя как ни в чем не бывало.

Может, ей все кажется и она напрасно сгущает краски?

Маша уселась на диване и вытянула ноги. Им сегодня досталось — набегались. Приступы кашля на нее налетали с разбегу, без подготовки. Вот и сейчас ее буквально подбросило на диване, выворачивая не на шутку.

— Слушай, ты так кашляешь! — забеспокоился Влад. — Сейчас я тебя буду лечить.

— Брось, Влад. Второй час ночи. Я и так тебя из постели вынула, бегаешь со мной как курица с яйцом. Еще лечить! Само пройдет.

— Сиди смирно. Ты на моей территории, и хозяин здесь я. Сказал: буду лечить, значит — буду.

— Сатрап, — огрызнулась Маша и погладила ногой лежавшую на полу Шейлу. Влад достал из стенки постельные принадлежности, банный халат, полотенце. Включил телевизор.

— Сейчас будем парить ноги, так что смотри, если хочешь. В это время полно развлекательных программ. Фильмы тоже бывают. — И он кинул ей пульт.

Маша попереключала каналы, чтобы не обижать Влада.

«Развлечений» для нее на сегодня более чем достаточно. Больше всего хотелось забыться сном, а проснувшись, понять, что ничего и не было.

Но вряд ли ей удастся уснуть сегодня без снотворного.

А если и удастся — ее и во сне достанут эти неприятные впечатления дня. Маша оставила на экране какую-то концертную программу и убавила звук.

Влад принес таз с горячей водой, высыпал туда горчицу. Маша улыбнулась.

— Ты возишься со мной не хуже Софьи Наумовны. Свалилась я на твою голову.

— Ты почему до сих пор не в форме? — прикрикнул на нее «сатрап» и кинул ей свой банный халат. — Живо переодевайся и ноги в таз.

Он вытащил из шкафа одеяло и отправился устраивать себе ночлег. Маша постелила на диване, переоделась, подвинула к себе таз с горячей водой. Ногам было приятно трогать горячее. Маша осторожно мочила то пальцы, то пятки.

Сразу всплыли воспоминания детства, когда эту процедуру ей устраивала мама, а маленькая Маша убегала от нее, не желая парить ноги. Вернуть бы то время…

— Интересно ты телевизор смотришь, — заметил Влад. Он нес в руках стакан, завернутый в полотенце. — Музыкальная передача без звука.

— Что это? — с опаской поинтересовалась Маша. — Ты решил залечить меня окончательно?

— Молчи, женщина. Это грог. Горячее вино. Лучшее средство при простуде. Пей маленькими глотками. Вот горчичников у меня нет.

— Слава Богу, у тебя нет хоть горчичников! Не то на мне живого места не осталось бы.

Вино было терпкое, приятное на вкус, и Маша сразу почувствовала, как по телу вместе с теплом разливается спокойствие. Недавние события уже кажутся событиями позавчерашней давности, а особенно острые чувства на глазах теряют свою остроту.

— Есть хочешь? — Влад сидел на корточках и наблюдал, как она отпивает вино. Взгляд у него был полон непритворного участия и чего-то еще. Нежности?

Маша отрицательно покачала головой. Есть не хотелось. Она мечтала только об одном: уснуть. Участие Влада смущало ее. И он это понял.

Он протянул руку к ее лицу и задумчиво провел указательным пальцем по ее носу.

Маша застыла в невольном напряжении.

— Тогда ложись спать. Утром обо всем поговорим. Хорошо?

Маша кивнула, только когда за ним захлопнулась дверь. Ну что тут поделаешь? Его прикосновения были приятны, но не обжигали волнением влюбленности. Наверное, она пока не готова ни к каким новым чувствам. Тут от старого отойти бы.

А может быть, после всей этой истории с неудавшимся замужеством ее душевные запасы истощились настолько, что больше никогда она уже не сможет полюбить? Вечно будет подозревать в мужчинах какую-нибудь замаскированную подлость?

Что, если у нее не хватит сил взрастить новую любовь?

Что, если она обречена на одиночество?

Вода в тазу остыла. Маша вытерла ноги и забралась под одеяло. Она поняла, что не уснет, и попыталась смотреть телевизор. Шла какая-то музыкальная программа. Из новоиспеченных звезд она никого не знала. Все они были поразительно похожи друг на друга. Мальчишки в облегающих штанах и длиннополых шелковых пальто или рубашках до колен что-то вещали в камеры, с важным видом перебрасывая микрофон из руки в руку.

Было даже интересно наблюдать действо, не прибавляя звука.

Девочки как мотыльки порхали по сцене, размахивая прозрачными шифоновыми крыльями, заученно щуря глаза и вытягивая губки. Между песнями у исполнителей брали интервью.

Вероятно, это был фестиваль, а может, конкурс молодых исполнителей. Маша лежала, не прибавляя звук. Ей не хотелось слушать песни. Все они о любви… А это некстати. Тем более обычно тексты как лепешки походили друг на друга, что в общем-то можно сказать и о музыке. Странно, как людям, набирающим свои мелодии на музыкальном компьютере, не стыдно именовать себя композиторами.

Маша наблюдала. На сцену вышел парень лет девятнадцати. Светлые, зачесанные назад волосы, черная атласная рубаха с широкими рукавами, заправленная в черные же кожаные штаны. Лаконично, даже строго. А петь наверняка будет безвкусицу типа:

Ты клевая девчонка, Надень свою юбчонку…

Парень медленно прошел между лазерными стрелами освещения и сел на ступеньки декорации. Мало ли их, этих мальчиков на эстраде, ежедневно выплевываемых прожорливой машиной шоу-бизнеса? И этот, с лицом печального принца, — один из многих.

Но, подчиняясь внезапному необъяснимому порыву, Маша прибавила звук. Задумчиво переждав длинное минорное вступление, он запел:

Сколько же можно у двери скулить и лаять?.. Бродит собакой глухой и бездомной память… Вечно болят у нее голова и уши. Кто ее вылечит или прогонит лучше?

Маша резко села на диване, не отрывая глаз от экрана. Певец поднялся, прошел по авансцене и, тряхнув волосами, глянул прямо в камеру. У него были холодные, бледно-голубые глаза. А может, это просто эффект освещения?

Слева был размещен большой экран, состоявший из множества квадратов. Вначале он крупным планом показывал певца, но после первого куплета на экране пошли военные кадры. Они были очень узнаваемы. Кадры Великой Отечественной войны сменились Афганом: вертолеты в горах, раненые, вереница воинских соединений, покидающих страну, матери с портретами погибших сыновей. Дальше шли кадры чеченской хроники.

Женщина, рыдающая над убитым родственником, солдаты на танке, раненые в госпитале, чеченские дети…

— Влад, — пересохшими губами позвала девушка и, не дождавшись ответа, буквально заорала, не отрывая глаз от экрана: — Влад! Иди сюда!

В кухне испуганно залаяла Шейла, скрипнула раскладушка.

— Что случилось?

— Смотри телевизор и молчи! — приказала Маша. Влад и Шейла устроились на полу и устремили свои взоры на экран.

— Ну и что? — резонно поинтересовался Влад, пока молодой исполнитель, размахивая широкими рукавами рубахи, пробирался по лестнице вверх, на площадку.