Прогулка под луной - Знаменская Алина. Страница 20

— Это Алькины стихи, — шепотом ответила Маша. Ее сердце вторило беспокойным ударам, которые то и дело вклинивались в мелодию песни. Влад еще несколько секунд в недоумении смотрел на свою приятельницу, а она только нетерпеливо махнула рукой: молчи, мол, потом! По экрану бежала строчка букв, которые Маша сфотографировала глазами: Игорь Золотов. «Память». Стихи и музыка Игоря Золотова. Влад тоже прочитал и снова глянул на Машу.

— Может, ты что-то путаешь?

Маша знала, что сейчас будет последний куплет. Слова она проговорила раньше исполнителя:

Игорь Золотое раскланялся, ему вынесли цветы. Камера крупным планом высветила из зала лица плачущих женщин. Песня произвела впечатление.

— Ты хочешь сказать, что эту песню написал восьмилетний ребенок? — крайне недоверчиво протянул Влад.

— Семи! — поправила Маша. — Семилетний. Она сочинила это в прошлом году, когда с Софьей Наумовной девятого мая ходила на могилу Неизвестного солдата. Тихо! Слушай интервью!

Влад присвистнул.

Камера проводила певца за кулисы, по коридору, мимо ожидающих выхода конкурентов.

В гримерной молодая тележурналистка стала задавать ему вопросы:

— Имеете ли вы, Игорь, музыкальное образование? Игорь отрицательно помотал головой и объяснил, что был неусидчив с детства. Журналистка ему поулыбалась и спросила:

— Игорь, вы достаточно молоды. Ваш возраст — пора первой любви, первых разочарований. Откуда такая серьезная тематика в песнях? Вы надеетесь найти отклик в сердцах современной молодежи?

Певец секунду пожевал губами, оглядываясь, словно в поисках подсказки, и наконец заговорил:

— На самом деле… я думаю… молодежь волнует не только тема неразделенной любви… Как бы… есть и другие темы. Патриотические там…

— Да-а, — протянул Влад. — Его изысканная речь явно расходится с уровнем его песни.

Журналистка повернула к камере задорное личико и проговорила:

— Действительно, сегодняшний успех песни «Память» — тому подтверждение. На пороге новый век, время новых тем, новых песен. Какими же они будут?

Интервью с Игорем Золотовым на этом закончилось, и снова показали сцену. Туда уже выбежал стриженый переросток и принялся в такт музыке стучать по полу ногой. В голой руке, чуть на отлете, он держал микрофон.

Влад убрал звук.

— Почему ты до сих пор мне ничего не сказала? Я понятия не имел, что она пишет стихи. Такие стихи!

— Откуда я знала, что это может иметь какое-то значение?

Маша завернулась в одеяло и положила подбородок на колени.

Шейла, поскуливая, улеглась вдоль дивана.

— Выходит, она вундеркинд?

— Как-то никогда не связывала ее с этим словом. По-моему, вундеркинд — это больше юным математикам подходит. А она… Софья Наумовна ее зовет Лунная девочка. Она лунатик. Первый раз я это заметила, когда ей было лет шесть.

— Как это было?

Маша быстро вспомнила душную июньскую ночь, вороха тополиного пуха, как снег лежащего во дворе. Чтобы устроить хоть какое-то подобие сквозняка, она открыла окно и дверь в коридор.

Маша уже засыпала, когда услышала шорох. Открыла глаза и заметила Алькин силуэт в коридоре. Девочка скользнула в сторону кухни, и Маша долго не слышала ни звука оттуда. Подумала: вдруг она уснула там, прямо на табуретке? Уже собралась пойти проверить, но вскоре легкий силуэт вновь мелькнул в коридоре и остановился прямо напротив Машиной комнаты.

Девушка решила, что ребенок спросонья перепутал двери, и собралась уже проводить Альку, но она шагнула навстречу и остановилась. Маша хотела было окликнуть ее, но девочка стала говорить, как бы подбирая слова или прислушиваясь к еле слышному голосу:

…Когда звезду зажгут фонарщики В ночных небесных облаках…

Маша нашарила ручку на столе и, сама не зная зачем, стала записывать:

Маша не смогла бы объяснить, с чего ей пришло в голову записывать сонное бормотание ребенка на бумагу. Она и не предполагала тогда, что записывает Алькины собственные стихи.

Между тем девочка, глядя прямо перед собой в сине-желтую лунную ночь, продолжала:

По вздоху, сопроводившему слово «огонь», Маша догадалась, что стихи кончились, и положила бумагу с шариковой ручкой на пол.

Через несколько дней сюжет повторился с той только разницей, что стихи были другие.

Когда утром она прочитала их Альке, та серьезно слушала, а потом спела Маше свое стихотворение. Правда, она забыла некоторые слова и на их место вставила обычное «ла-ла-ла».

Мелодия была приятной. Что характерно — после своих лунных выступлений она мгновенно засыпала. Иногда Маше удавалось отвести ее в кровать, а иногда приходилось укладывать девочку с собой на диване. Алька сворачивалась клубочком и сладко сопела во сне. Маша лежала рядом и пыталась осмыслить феномен.

Естественно, она понимала, что является свидетелем чего-то уникального, в высшей степени необычного.

Во-первых, Алька тогда не умела писать и ее сонное существо вроде как искало того, кто сможет перенести ее творения на бумагу. Наташу было не добудиться, и поэтому девочка шла к соседке. Конечно, не сознавая, что делает. Утром она ничего не помнила, кроме собственно стихов.

Да и были ли это ее стихи? Странно — откуда в лексиконе шестилетнего ребенка могли появиться такие слова, как, например, «мнится»? Тут было над чем задуматься.

Сама Алька объясняла свое творчество так: «Я слышу, голос ангела!»

Для Маши это было совершенно непонятно и, конечно же, интересно. Она стала… личным секретарем своей маленькой соседки.

За два года у них накопилась довольно внушительная общая тетрадь со стихами. Последние творения были написаны крупным, корявым почерком автора.

Пока Маша все это рассказывала, и Влад и Шейла слушали ее, что называется, развесив уши.

Когда она закончила, Влад поднялся и в раздумье стал мерить комнату шагами.

— Ты думаешь, что ее украли? — осторожно предположила Маша. — Из-за стихов?

Он не отозвался. Потом сел в кресло напротив дивана и спросил:

— Ты кому-нибудь рассказывала о ней? Может быть, давала почитать ее стихи?

— Да. Первый экземпляр, рукописный, сейчас у Анны, моей подруги. Она психолог и заинтересовалась Алькиным творчеством с точки зрения психологии. Второй, отпечатанный на машинке, я отнесла Вовке Спицыну. Это мой знакомый радиожурналист. Была идея напечатать стихи в каком-нибудь издании. Потом я уехала в Англию.

— Короче, до сих пор стихи хранятся у этих двоих?

— Думаю — да. Анка не могла никому отдать, это же рукопись. Она там что-то изучает. Кажется, собирается статью научную писать. «Творчество как средство психологической реабилитации после стресса». Что-то в этом роде. Да я ей позвонить могу, узнать.

— Ну а журналист?

— Ну а с Вовкой мы как раз и планировали показать специалисту — какому-нибудь писателю. Только я после возвращения не позвонила ему. Возможно, он кому-нибудь и показал. Влад, ты серьезно думаешь, что ее могли украсть из-за стихов?