Секрет Высоцкого - Золотухин Валерий Сергеевич. Страница 5

18.03.1968

Вчера Влади сказала мне, что моя работа в «Галилее» выше всех — в монологе, в сцене с Галилеем. Пустячок, а приятно.

21.03.1968

Ужасный день. Вчера играл Керенского за Высоцкого, а сегодня, и вчера, и ночью молю Бога, чтоб он на себя руки не наложил. За 50 сребреников я предал его — такая мысль идиотская сидит в башке. Но я как назло оказался в театре и еще оговорил, идиот, условия ввода: 100 рублей. Это была шутка, но как с языка сорвалось! Ведь надо же, всё к одному: и Хмеля [20] нет, я еще за него играю. Боже мой!

— Высоцкий играть не будет, — кричит Дупак [21], — или я отменяю спектакль!

— Как ты чувствуешь себя, Валерий? — шеф.

— Мне невозможно играть, Ю. П., это убийство, я свалюсь сверху! [22]

— Я требую, чтобы репетировал Золотухин! — Дупак.

Высоцкий срывает костюм: «Я не буду играть, я ухожу... Отстаньте от меня...» Перед спектаклем показал мне записку: «Очень прошу в моей смерти никого не винить». И я должен за него репетировать!!! Я играл Керенского — я повзрослел еще на десятилетие. Лучше бы уж отменил Дупак спектакль. У меня на душе теперь такая тяжесть...

Высоцкого нет, говорят, он в Куйбышеве. Дай Бог, хоть в Куйбышеве. Меня, наверное, осуждают все, дескать, не взялся бы Золотухин, спектакль бы не отменили, и Высоцкий сыграл бы. Рассуждать легко. Да и вообще — кто больше виноват перед Богом? Кто это знает? Не зря наша профессия была проклята церковью, что-то есть в ней ложное и разрушающее душу: уж больно она из соблазнов и искушений соткана. Может, и вправду мне не надо было играть?!

22.03.1968

Уже висит приказ об увольнении Высоцкого по 47-й статье.

Ходил к директору, просил не вешать его до появления Высоцкого — ни в какую. «Нет у нас человека. И все друзья театра настроены категорически». Они-то при чем тут!

Высоцкий летает по стране. И нет настроения писать, думать. Хочется куда-нибудь ехать, все равно куда — лишь бы ехать.

23.03.1968

Вот ведь какая наша судьба актерская: сошел артист с катушек, Володька, пришел другой, совсем вроде бы зеленый парень из Щукинского, а работает с листа прекрасно, просто «быка за рога», умно, смешно, смело, убедительно. И сразу завоевал шефа, труппу, и теперь пойдет играть роль за ролью, как говорится, «не было счастья, да несчастье помогло». А не так ли и Володька вылез, когда Губенко убежал в кино и заявление на стол кинул, а теперь сам дал возможность вылезти другому... но и свои акции подрастерял... то есть уж вроде не так и нужен он теперь театру. Вот найдут парня на Галилея — и конец. Насчет «незаменимых нет» — фигня, конечно; каждый хороший артист — неповторим и незаменим, пусть другой, да не такой; но все же веточку свою, как говорит Невинный [23], надо беречь и охранять, ухаживать за ней и т. д. Чуть разинул рот — пришел другой артист и уселся на нее рядом, да еще каким окажется, а то чего доброго — тебя нет, и один усядется. Я иногда сижу на сцене — просто в темноте ли, когда другой работает, или на выходе, — и у меня такая нежность ко всей нашей братии просыпается... Горемыки! Все мы одной веревочкой связаны: любовью к лицедейству и надеждой славы — и этими двумя цепями, как круговой порукой спутаны, и мечемся, и надрываемся до крови, и унижаемся, и не думаем ни о чем, кроме этих своих двух цепей.

26.03.1968

Высоцкий в Одессе.

Шеф:

— Это верх наглости... Ему все позволено, он уже Галилея стал играть через губу, между прочим. С ним невозможно стало разговаривать... То он в Куйбышеве, то в Магадане... Шаляпин... тенор... второй Сличенко.

Губенко готовит Галилея. Это будет удар окончательный для Володьки. Губенко не позволит себе играть плохо. Это настоящий боец, профессионал в лучшем смысле, кроме того что удивительно талантлив.

Два дня был занят записью поездки и немного выбился из колеи. Высоцкий в Одессе, в жутком состоянии, падает с лошади, по ночам, опоенный водкой друзьями, катается по полу. «Если выбирать мать или водку — выбирает водку», — говорит Иваненко, которая летала к нему.

«Если ты не прилетишь, я умру, я покончу с собой!» — так, по его словам, сказала ему Иваненко.

02.04.1968

Последние два дня заняты делами Высоцкого. 31-го были у него дома, вернее у отца его, вырабатывали план действий. Володя согласился принять амбулаторное лечение у проф. Рябоконя — лечение какое-то омерзительное, но эффективное. В Соловьевку он уже не ляжет.

— У меня свои дела.

— Какие у тебя дела? Кроме театра?

Отец:

— У меня впервые заболело сердце, никогда не болело, а как это случилось... Мне В. П. говорил, Золотухин замечательно сыграл Керенского. Володя достал ему как раз на тот спектакль три билета.

Сегодня утром Володя принял первый сеанс лечения. Венька еле живого отвез его домой, но вечером он уже бодро шутил и вострил лыжи из дома. Поразительного здоровья человек. Всю кухню лечения, весь сеанс, впечатления и пр. я просил записать Веньку. Володя сказал, что запишет сам.

Но самое главное — не напрасны ли все эти мучения, разговоры-уговоры, возвращение в театр и пр.? Нужно ли Высоцкому это теперь? Чувствовать себя почему-то виноватым, выносить все вопросы, терпеть фамильярности, выслушивать грубости, унижения — при том, что Галилей уже сыгран, а, с другой стороны, появляется с каждым днем все больше отхожих занятий: песни, писание и постановка собственных пьес, сценариев, авторство, соавторство — и никакого ограничения в действиях. Вольность и свободная жизнь. Не надо куда-то ходить, обязательно и строго вовремя, расписываться, играть нелюбимые роли и выслушивать замечания шефа и т. д. и т. п., а доверия прежнего нет, любви нет, во взаимоотношениях трещина, замены произведены, молодые артисты подпирают. С другой стороны, кинематограф может погасить ролевой голод, да еще к тому же реклама. Я убежден, что все эти вопросы, и еще много других, его мучают, да и нас тоже. Только я думаю, что без театра он погибнет, погрязнет в халтуре, в стяжательстве, разменяет талант на копейки и рассыплет по закоулкам. Театр — это ограничитель, режим, это постоянная форма, это воздух и вода. Все промыслы возможны, когда есть фундамент. Он вечен, прочен и необходим. Все остальное — преходяще. Экзюпери не бросил летать, как занялся литературой, совершенно чужим делом. А все, чем занимается Володя, это не так далеко от театра — смежные дела, которые во сто крат выигрывают от сотрудничества с театром.

10.04.1968

Прискакал с двух концертов. Записки: «Что с Высоцким?», «Правда ли, что Высоцкий уволен из театра?»

Нет, Высоцкий снова в театре, вчера мы играли «Послушайте!» первым составом. Взят на договор с какими-то унизительными оговорками, условиями и т. д. Но иначе, в общем, и быть не могло.

13.04.1968

Концерт с Высоцким — «возвращение блудного сына».

14.04.1968

Утренний «Галилей». Снова Высоцкий на арене. Зал наэлектризован. Прошел на «ура». Алые тюльпаны. Трогательно.

Славина:

— У вас с Венькой появилось перед Володькой подобострастие... Вы как будто в чем извиняетесь, лебезите, заискиваете...