Путь к смерти. Жить до конца - Зорза Виктор. Страница 56

Розмари подвинулась поближе, наклонилась над Джейн.

— Да, дочка. Папа скоро вернется.

—Полежи со мной рядом. — Это был не приказ, а смиренная просьба.

Розмари хотелось обнять дочь, прижать ее к себе, но она колебалась. Тело дочери было таким слабым, что казалось, может сломаться от одного прикосновения.

— Боюсь сделать тебе больно, — ответила она.

Но, выполняя желание дочери, она пристроилась рядом, полулежа. На узкой койке и не хватило бы места для двоих.

Мать осторожно обвила рукой неподвижное тело Джейн. Потом Джейн стала сама придвигаться, очень медленно и с трудом, поближе к матери. Она подняла бессильную руку движением неуклюжим, но исполненным бесконечной любви, и обняла Розмари.

— Я так люблю тебя, мам, — сказала она.

Этот миг запомнился матери на всю жизнь. Минута, когда исчезли навсегда все расхождения и ревность прошлого, все разочарования и страсти.

Между матерью и дочерью никогда не было таких противоречий, как между дочерью и отцом. Матери часто приходилось лавировать между ними, играть роль буфера, пытаясь объяснить что-то то одному, то другому ради обоюдного согласия. Но Джейн знала, что мать не переходит с одной стороны «фронта» на другую, и уважала ее за это. С тех пор как бури подросткового возраста улеглись, они с матерью всегда были близки.

Ближе к вечеру навестить Джейн перед уходом домой зашла Патриция.

— У меня смена кончилась, я и зашла… Может, вас уже не будет в субботу… Я хочу, конечно, чтобы вы были, но я знаю, вам хотелось бы избавиться от всего… — бормотала она, не умея выразить свои чувства. — Но мне так хотелось попрощаться с вами как следует.

Всю свою жизнь Джейн ценила теплые чувства со стороны семьи и друзей, несмотря на то что иногда и восставала против обязательств, которые налагает любовь. Но ее не переставало удивлять то, что ее полюбили люди, еще неделю назад совершенно ей чужие. Она не знала, как их благодарить, она раздавала подарки, чтобы выразить свою признательность. Она старалась изо всех сил довести до сознания каждого, как много это значит для нее — быть в таком «хорошем месте».

— Когда-то я думала, что все эти слова звучат банально, — говорила она. — Вообще-то все, что я говорю в последние месяцы, казалось мне раньше слащаво-сентиментальным.

Теперь в ней преобладали спокойствие и умиротворенность. Она не чувствовала вины из-за своей беспомощности и зависимости от других. Она всегда любила отдавать, но теперь наконец смирилась с тем, что может только брать. Все ее просьбы исполнялись беспрекословно — и в ответ она не жалела похвал для тех, кто был рядом, и делала это скромно. Может быть, впервые за всю жизнь ей не нужно было «держать марку», соответствовать тому, что от нее ждут, в смысле поведения или успехов на любом поприще. Поглощенная самым трудным делом — приближением к смерти, — она не терзалась сомнениями.

Розмари сказала доктору Меррею:

— Поскольку Джейн неверующая, я не знаю, как это назвать, но она ведет себя так, словно на нее снизошла благодать.

— Вы имеете полное право так говорить, — ответил врач.

Родителей больше не тошнило от сигаретного дыма. Ведь скоро его не будет совсем, и казалось невероятным, что такая мелочь их раздражала. Правда, возрастала беспомощность Джейн, ее курение делалось все более опасным. Кто-то всегда должен был следить за сигаретой, слабо зажатой между пальцами, держать наготове пепельницу и ловить пепел. Стоило сиделке отвлечься хотя бы на минуту, Джейн могла обжечь себе грудь или плечо. Однажды такое уже случилось.

Розмари как-то выразила опасение, что они спалят весь хоспис.

— У нас есть несгораемые простыни, — ответил доктор Меррей без всякой паники, — а если хотите, поставим ведро с песком у ее кровати.

У Виктора была другая забота, более серьезная, и об этом он беседовал с врачом наедине.

— Что такое предсмертный хрип? Он очень пугает? Я где-то читал, что этот страшный звук может длиться довольно долго. — Он боялся, что Джейн в полусознательном состоянии услышит свой предсмертный хрип и все поймет. Испугается.

— Его можно предотвратить, — ответил врач. — Этот хрип производит жидкость, идущая по задней стенке гортани с противным булькающим звуком. Соответствующий укол высушит гортань.

В пять часов вечера того дня, когда Джейн попрощалась с Майклом, доктор Меррей вошел в комнату Джейн. Теперь она просыпалась все реже и на более короткие сроки. Прошло много часов с тех пор, как она открыла глаза в последний раз. Она лежала спокойно, дышала легко и ритмично. Это был очень глубокий сон — может быть, и потеря сознания.

Врач сделал родителям знак последовать за ним на террасу.

Его явно расстрогала спящая Джейн.

— Она уходит? — спросила мать, хотя, казалось, сомнений не было.

— Как вы думаете, сколько ей осталось? — спросил Виктор, поколебавшись.

— Трудно сказать. Может, всего-навсего часа два.

Даже теперь, когда Джейн, казалось, ничего не слышала, медперсонал всегда говорил так, словно включал ее в каждый разговор. Они рассказывали ее отцу и матери, что больные и умирающие очень часто слышат отчетливо все, что говорится вокруг.

Теперь было легко сдержать обещание о том, что рядом с Джейн всегда кто-нибудь будет. Приезжали старые друзья, знавшие ее с детства и открывшие для всей семьи двери своего дома, когда Джейн вернулась из Греции. Они сидели рядом с ней подолгу. Иногда родители говорили с друзьями, иногда сидели молча. Не потому, что стеснялись говорить, а потому, что молчание казалось более естественным. Присутствие их очень помогало матери и отцу Джейн. Все вместе они как бы возрождали ночные бдения прошлых столетий, когда друзья и родственники молча сидели около постели умирающего и ждали. Это было напоминание о том, что смерть неминуема, что она — неотъемлемая часть жизненного цикла. Не отдельное событие, сразившее Джейн, а удел всего живущего на земле.

Доктор Меррей предупредил родителей, что, поскольку кишечник девушки забит, может начаться рвота. Хотя это и поможет ей умереть, но ощущения будут неприятными.

— Нужно следить за симптомами, — продолжал он, — чтобы принять меры, предотвращающие рвоту.

С тех пор родители всегда были готовы к такому приступу. Доктор Браун, в свое время принимавший Джейн в хоспис, снова вернулся к своим обязанностям.

— Она выглядит такой спокойной, — сказал он однажды, — мы должны сделать все, чтобы она осталась такой.

Слова эти, однако, расстроили Розмари. Они должны этого добиться, думала она, даже сомнений не может быть. А доктор Браун и не сомневался, он просто подтверждал всеобщее намерение.

В тот день Джейн спала все так же спокойно. Ночь с ней провел Виктор, а Розмари спала в гостевой комнате.

Внезапно она проснулась среди ночи и не размышляя пошла по коридору к комнате дочери. Было темно и тихо, в коридоре тускло горели лампочки на столе медсестер. Обе сестры, видимо, были в палатах.

В комнате Джейн горел слабый свет. Медсестра Нора и Виктор склонились над Джейн. Муж удивился, увидев жену.

— Как странно… Джейн только что проснулась. Может, ты расслышишь, что она просит?

Розмари наклонилась над дочерью, боясь, что у той начинается тошнота.

— Деточка, — спросила она, — что с тобой?

Ответ был невразумителен.

Розмари спросила настойчивее:

— Тебя тошнит, Джейн?

На сей раз все ясно услышали:

— Тошнит… больно.

Этого было достаточно: Нора стояла наготове со шприцем. И снова Джейн погрузилась в глубокий сон.

На следующее утро дыхание Джейн изменилось. Резкий вдох сопровождался тишиной, длившейся несколько секунд. Затем следовал долгий выдох. Хотя промежуток между ними продолжался всего несколько секунд, он казался бесконечным. Тишина была абсолютной, это казалось репетицией смерти.

Медсестры регулярно входили в комнату: делали уколы, поворачивали Джейн, влажной салфеткой протирали губы. Говорили с ней, хотя она была без сознания, ровными, спокойными голосами, объясняя, что они делают. Мучительно тянулись задержки дыхания. Но сонная артерия пульсировала очень сильно.