Мент - Зверев Сергей Иванович. Страница 11

Пытаясь представить себе, о чем думала длинноногая Стрекоза в последние минуты, Андрей Корнилов не мог избавиться от ощущения, что именно он виноват в том, что произошло. О, если б он мог повернуть время вспять! Если бы мог, сделал бы все возможное, чтобы помочь несчастной девчонке, утратившей веру в доброту и бескорыстие людей…

Пока эксперты занимались своим делом, следователь заполнял бланк, а Дорофеев и Гурвич опрашивали свидетелей, Андрей стоял рядом со Славиком Семаго, водителем милицейской машины, куря одну сигарету за другой. В голове вертелась одна мысль: он во что бы то ни стало должен найти главного виновника самоубийства Лены Стрельцовой. Он не сомневался, что тот существует.

Это хромой насильник, представившийся девушке Павлом Андреевичем…

– Ну что, командир, кажись, сто пятой статьей УК тут и не пахнет. – Излишне бодрый голос майора Дорофеева заставил Андрея вздрогнуть и резко повернуться в его сторону.

Подойдя вплотную, майор деловито достал из кармана пачку «Дирола», забросил в рот сразу несколько подушечек и принялся перемалывать их с глубокомысленным видом. Андрей невольно поморщился, здоровяк Дорофеев вызывал у него тягостные ассоциации. Опухший после вчерашней попойки, он мало походил на бывалого сотрудника уголовного розыска. Скорее на работягу, получившего накануне долгожданную зарплату…

Если Дорофеев и заметил недовольство начальника, то никак не отреагировал на это. Дохнув на Андрея густым перегаром, он продолжал как ни в чем не бывало:

– Слава богу, не криминал. Самоубийство. Девчонка сама влезла на подоконник, сама открыла окно, сама прыгнула. И записка в наличии имеется…

Осталось отработать версию по сто десятой. Сомневаюсь, чтобы ее довели до самоубийства. Нынешний молодняк чего только не вытворяет из-за несчастной любви…

– Погоди, Ваня, – Андрей вновь поморщился, – не тараторь. Ты в курсе, что вчера эта девочка приходила к нам в отделение?

На лице Дорофеева отразилась сложная гамма чувств.

– Не понял…

– Стрельцова хотела оставить заявление. Ее изнасиловал один подонок-сутенер. Хотел, чтобы она работала у него.

– Да ну?.. Чего ж заяву-то не приняли? Кто дежурил?

– Два года назад у девчонки были неприятности с законом, и теперь ей никто не поверил, —. терпеливо пояснил Андрей. – В том числе и я. Заявление она порвала, а сегодня… вот… – Он многозначительно посмотрел туда, где еще полчаса назад лежал труп Лены.

Некоторое время Дорофеев молча переваривал услышанное. Затем, нахмурившись, посмотрел Андрею в глаза.

– Сутенер, говоришь?.. Это меняет дело. Выяснили, кто такой?

– Мне известно только его имя: Павел Андреевич. Инвалид. На вид лет сорок – сорок пять. Стрельцова утверждала, что во время полового акта и после он снимал ее на видеокамеру, чтобы впоследствии шантажировать этой пленкой…

Черт, надо было никого не слушать и принять у Стрельцовой заявление.

Глядишь, девчонка была бы жива.

В этот момент к ним подошел Миша Гурвич. Услышав конец фразы, вопросительно уставился на Андрея. Тому пришлось повторить все, на этот раз со всеми подробностями.

Внимательно выслушав Андрея, Миша высказал свое мнение:

– Бабкин виноват. Он тебе мозги запудрил.

– Старлей ни при чем. Он хотел, как лучше…

– Вообще-то я знаю одного инвалида, которого зовут Павлом Андреевичем, – заявил вдруг Миша.

– Шутишь? – не поверил Андрей.

– По-моему, не до шуток, когда речь идет о таком гнусном преступлении. Он живет как раз на моей территории, на Мосфильмовской, в сорок третьем доме.

Ветеран афганской войны, между прочим.

– «Афганец»?.. Что-то не вяжется, как «афганец» может опуститься до такого?

Миша с горечью усмехнулся:

– Думаешь, воевал, так и не может быть сутенером?.. Да нет, похоже, все верно: по данным моей агентуры, у него приличный бордель. Приличный по штату, девчонок двадцать. Работает он не один, а под «крышей» у «папановцев».

Подступиться будет ой как непросто.

Андрей, охваченный жаждой мщения, пропустил слова о «крыше» мимо ушей. Уж очень ему хотелось двинуть на Мосфильмовскую и разобраться с ветераном по-афгански.

– Короче так, ребята, – деловито заключил он, окидывая подчиненных оценивающим взглядом, – едем к нему. Надо расставить все точки над "и". Надеюсь, никто не забыл табельное оружие? Гурвич с Дорофеевым переглянулись.

– Андрей, боюсь, ты меня не понял, – с нажимом повторил Миша. – У Павла Андреевича слишком крутая «крыша». «Папановцы» – хорошо организованная бандитская группировка из бывших спортсменов и военных. Ты хоть представляешь, какая это сила? Чтобы вывести их клиента на чистую воду, нужны неопровержимые доказательства.

– Я не допрашивать его собираюсь, – спокойно возразил Андрей. – Начистить мерзавцу рожу и заставить добровольно признаться в совершенных гнусностях. Пусть это будет явка с повинной, хотя не он, а мы сами к нему явимся.

– Это я уже понял, – усмехнулся Миша. – Но мы, если ты еще помнишь, не бандиты, а блюстители закона. И действовать должны в соответствии с ним.

– Закон, закон… О каком законе может идти речь, если девчонка мертва, а человек, толкнувший ее на самоубийство, на свободе!

– Рано или поздно мы его возьмем, – пообещал Миша. – Можно поиграть в его же игры: под видом безработной подослать к нему нашу сотрудницу. Как следует прижмем, он и расколется.

Андрей головой.

– Нет времени. Если он узнает о самоубийстве Стрельцовой, заляжет на дно.

Надо действовать немедленно.

– А если он нам не откроет? – усомнился Дорофеев.

Почуяв в майоре союзника, Андрей повернулся к нему:

– Взломаем дверь.

– На каком основании? – продолжал гнуть свое Гурвич. – У тебя есть что-нибудь на него? То-то и оно, что нет. Вот если бы Стрельцова оставила заявление…

– Теперь это не имеет никакого значения, – зло отчеканил Андрей. – Так вы едете со мной или как?

Гурвич посмотрел на него, как на тяжело больного.

– Ты хоть понимаешь, во что собираешься ввязаться? Мало тебе одного выговора? Хочешь вообще остаться без работы? Или, того хуже, сесть на скамью подсудимых за превышение служебных полномочий?

– Знаешь, мне глубоко наплевать, выгонят не выгонят. Если я начищу рожу этому негодяю буду вполне удовлетворен. А если получу еще один выговор или меня выкинут из органов. Что ж, значит, так тому и быть.

– Нет, тут ты, Миша, перегнул, – встрял разговор Дорофеев. – Из органов Андрюху могут выкинуть только за одну провинность: если он застрелит Бухало. И так людей не хватает. А за то, что он собирается вытворить, впаяют неполное служебное. На фига это надо?.. Давай, если уж душа горит, поймаем сутенера в темном переулке и вломим ему по пятое число, а?

Андрей криво усмехнулся.

– А это разве законно?

– Зато безопасно.

– Не хочу исподтишка, тут нужна гласность. А то эти сволочи совсем распоясались. Грабят, убивают, насилуют, и все им сходит с рук. Или я не прав? – Он обвел подчиненных изучающим взглядом.

И хотя Гурвич своим видом выражал несогласие, что-то подсказывало Андрею: он на его стороне. Что касается Дорофеева, тут все было просто: по приказу начальства он готов пересчитать зубы хоть дьяволу. Только вот имеет ли Андрей право отдать подобный приказ?..

– Понимаю, не хотите зря рисковать, – медленно, взвешивая каждое слово, начал он. – Это нормально. На Мосфильмовскую я поеду один. Если Бухвостов будет меня спрашивать, придумайте что-нибудь.

– Э-э нет, командир! – вдруг запротестовал Дорофеев. – Один ты с этим козлом умаешься. Так что, Миша, перед Бухалой отдуваться тебе.

– Вы что, сдурели? – растерялся Гурвич. – Хотите на меня одного все свалить?.. Знаете же, что врать не люблю, да и не умею. Он меня в два счета расколет!

– Тогда давай с нами! – предложил майор. – Здесь-то уже все вроде бы закончено… Осталось протокол подписать, это подождет…

– Ладно, уговорили… – тяжело вздохнул Миша. – Только что мы скажем Бухвостову?