Жестокость и воля - Зверев Сергей Иванович. Страница 12

— Что, все трое?

— Да, — медленно кивнул Савельев. — И что самое смешное, если в такой ситуации уместно это слово, умирали по возрасту. Машина, «жигуленок», не вписалась в поворот, вылетела в кювет, несколько раз перевернулась и ударилась о дерево. Врач со «скорой», который их сюда привез, вообще удивлялся, как их удалось живыми из этой консервной банки извлечь. Клиническая картина была ужасной — множественные двусторонние переломы ребер, переломы бедер, костей таза, предплечий, свода и основания черепа, ушибы головного мозга, разрывы печени и селезенки. Короче, ни одного живого места. Что один, что другой, что девушка эта. Я, откровенно говоря, на Господа Бога обиделся. Ну что ему стоило души этих бедолаг забрать себе сразу на месте аварии? Я-то сразу видел, что бесполезно за них бороться. Это как раз тот самый случай, когда врач бессилен что-нибудь сделать. Но я не имею права складывать руки. Я должен бороться до последнего. А вдруг получится?

— С этими не вышло? Константин испытывал сочувствие к этому молодому парню, вынужденному едва ли не каждый день сталкиваться с человеческим горем, страданием и смертью.

— Да, с этими не вышло, — медленно закурив, сказал Савельев. — Сначала умер самый пожилой. Удивительно вообще, как он смог столько протянуть. Сердце, судя по всему, было уже слабое. Потом скончался тот, что помоложе. Дольше всего боролись за жизнь девушки. Часов пять вместе с Прошкиным на ногах провели.

— С кем?

— С Андреем Петровичем, хирургом, который тебе помогал брата в реанимационное отделение доставить. Легочное кровотечение открылось очень сильное. Хотя, казалось бы, откуда. Успела столько крови потерять… Потом сердце остановилось, массаж пришлось делать, электрошок применять, а в конце концов и прямой укол. Но ничего не помогло. Диагноз, в обшем, был фатальный.

— Но вам-то не в чем себя упрекнуть?

— Вроде бы и так, однако в душе всегда остается осадок. Может, ты что-нибудь не так сделал, может, не хватило квалификации. Представьте себе — три летальных исхода за ночь.

— Это многовато.

— Вот именно.

— Я бы, наверное, сразу напился.

— Иногда это просто необходимо. Придешь с ночной смены, саданешь полстакана спирта — и спать.

— И сегодня?

— Сегодня, пожалуй, не буду. Все-таки брат ваш остался жив, хотя…

— Что? — встрепенулся Константин.

— Пугает меня одна вещь. Мы ему, конечно, обезболивающее ввели, проще говоря, наркотики, а у него в прошлом наблюдалась достаточно сильная наркотическая зависимость. Как бы на этом фоне рецидива не произошло. Но, конечно, будем надеяться на лучшее, тьфу-тьфу-тьфу… — он три раза постучал по крышке стола.

Савельев поднялся, подошел к окну и открыл форточку.

— Проветрить надо. Главврач все время ругается. У вас, говорит, Савельев, все время в кабинете топор можно вешать. Дымите, как грузчик в порту. Какой, мол, пример подаете больным?

— Пойдем? — спросил Константин, поднимаясь с тахты.

— Да, посмотрите на своего брата и езжайте домой. Вам несладко пришлось. Вообще-то мне следовало вас отругать.

— За что? — выходя из комнаты, спросил Константин.

— Почему «скорую» не вызвали? Ведь вы могли ох как навредить ему.

Панфилов усмехнулся и покачал головой.

— Ждать битый час, пока она приедет, и наблюдать за тем, как умирает твой собственный брат? Нет уж, извините.

— Хорошо, — чуть помедлив, проговорил Савельев, — а если бы у вас не было машины?

— А у меня ее и не было. Реаниматолог изумленно застыл на месте.

— То есть… то есть как не было? А на чем же вы его привезли? Наталья Дмитриевна… сестра в приемном покое, сказала, что вы на «Жигулях» приехали.

— Все правильно, — подтвердил Константин, — я привез Игната на «Жигулях». Только машину я угнал.

— Что?

— Да не бойтесь, не бойтесь, доктор. Это машина моего соседа. Просто неохота ломиться среди ночи, весь дом на уши ставить, ключи просить. Я так, все по-простому сделал.

— Без ключа открыли и двигатель завели? Константин пожал плечами.

— Это же не «Мерседес» какой-нибудь. Обыкновенный «жигуль». Открывается куском проволоки и заводится проще простого. Надо только провода изолентой смотать.

— Ну и дела, — ошеломленно проговорил врач-реаниматолог. — Я бы и подумать не мог.

— А вы и не думайте, доктор. Ваше дело — людей с того света вытаскивать.

Наконец-то он мог выспаться. Но сначала необходимо позвонить на работу. Трубку подняла секретарша.

— Алло, — томным голосом проворковала она, — кооператив «Радуга» слушает.

— Жанна, это я.

— Ой, Константин Петрович, — радостно воскликнула она, — куда вы подевались? Мы вас со вчерашнего дня найти не можем.

— Так, пришлось задержаться в Москве.

— Вы все уладили, Константин Петрович?

— Нет, придется ехать еще раз.

— Тут машина нужна в район съездить.

— Нет машины.

— А что случилось?

— Разбил я ее, — коротко сказал Константин.

В трубке послышалось оханье секретарши.

— Но с вами-то все в порядке, Константин Петрович?

— Все нормально, Жанна. Мужчиной я еще быть не перестал.

Жанна захихикала.

— Все-то вам шуточки, Константин Петрович. А я, между прочим, переживала.

Панфилов знал, что двадцатилетняя секретарша влюблена в него.

К сожалению или к счастью, он не отвечал ей, предпочитая следовать известной рекомендации: не спи, где работаешь, и не работай, где спишь.

— Со мной всегда все в порядке, Жанна. Я появлюсь часа в четыре.

— Поняла, Константин Петрович, — в голосе секретарши промелькнуло что-то вроде сожаления.

Константин положил трубку, на всякий случай отключил телефон и, кое-как добравшись до постели, рухнул на нее без сил.

События прошедших суток так измотали его, что он спал, не видя снов, будто провалился в какую-то черную дыру.

Было восемь часов утра.

Глава 7

В это утро баба Нюра проснулась рано, едва только в оконце забрезжил свет. Настенные ходики с кукушкой остановились, и баба Нюра не знала, который час.

— Вот дура старая, — ругала она себя, — забыла с вечера гири поднять.

Выйдя на улицу, она ополоснула лицо холодной водой из рукомойника, утерлась висевшим тут же на веревке полотенцем и проковыляла к сараю.

Дом бабы Нюры, такой же старый, как и она сама, стоял на самой окраине деревни. И старуха уже давно просила председателя помочь ей залатать прохудившуюся крышу.

Тот все обещал и обещал, а в сенях бабы Нюры продолжало литься. Вот и вчера после дождя пришлось выносить в сени ведра, подставлять под струи, чтобы совсем не залило.

Несмотря на свой возраст, баба Нюра была еще крепкой старухой. До недавних пор она держала корову. Да только вот в прошлом году ее Пеструшка споткнулась и сломала переднюю правую ногу. Приходил ветеринар, но ничем бедняжке помочь не смог.

— Стара твоя корова, баба Нюра, — сказал он. — Сколько ей годков-то?

— Да уж десять, почитай. Пришлось Пеструшку сдать на мясо.

Деньги, вырученные за говядину, баба Нюра положила в чулок и спрятала в сундук, стоявший в дальнем углу избы.

А вместо Пеструшки завела она себе козу. Манька исправно давала жирное вкусное молоко. А всего-то ей надо было травку пощипать да в сарайчике на соломе полежать.

Баба Нюра подоила Маньку, отнесла молоко в погреб, вывела козу со двора на лужайку за огородом, привязала ее к колышку, вбитому в землю, и строго-настрого приказала никуда отсюда не уходить. Манька проблеяла в ответ что-то, будто соглашаясь.

— Погуляй тут, а я в лес сбегаю. Ноне тепло и дожди идут. Грибная пора пришла. Вон соседские дети вчера полведра подосиновиков принесли. Надо и мне грибочками побаловаться.

Баба Нюра взяла лукошко, заперла избу, спрятала ключ под крылечко и пошла по тропинке к лесу.

Любила она грибную охоту еще с детства. Собирала она и ягоды, и травы лечебные, но особенно жаловала грибочки. Грузди и рыжики у бабы Нюры получались отменные.