Жестокость и воля - Зверев Сергей Иванович. Страница 14
Чем ближе к машине, тем вонь и гарь становились невыносимее. Баба Нюра, закрыв уголком платочка рот и нос, несмело двинулась вперед. Очень уж ее разбирало старушечье любопытство — что это там в кабине грудой лежит?
Ее не путали ни вонь, ни то, что сгоревшая машина еще местами дымилась, ни просевший грунт.
«Неужто такая гроза вчера была? — думала она. — Что-то я не припоминаю… Ан нет, погоди-ка… А вечерочком-то… Совсем память потеряла, старая. Видно, была гроза-то. Я Маньку доить вела, а за лесом два раза гром грохотнул. Только вот молнию я не видела, да и небо вроде ясное оставалось… Так то над избой моей, а что там, за лесом творилось, кто знает. Может, и гроза».
Баба Нюра подошла поближе, опираясь на палку, и остановилась на краю обгоревшей травы.
Поясницу после долгого хождения по лесу начинало потихоньку ломить, и старуха стояла, склонившись больше обычного.
Взгляд ее упал на какие-то темные пятна, которые вели от машины в лес.
Не веря своим глазам, баба Нюра наклонилась и пальцем притронулась к пятну. Солидол, что ли, али масло какое?
Нет, не похоже на масло. Подслеповато щурясь, старуха поднесла к глазам испачканный чем-то темным палец и обмерла. Да это же кровь!
В страхе она снова начала оглядываться по сторонам. Неужто зарезали кого?
— Ох ты, батюшки.
Старуха отступила в сторону и, наклонившись еще раз, вытерла палец о чистую траву. Надо бы поскорее вернуться в деревню, рассказать людям, что видела. Но прежде…
Любопытство все-таки пересилило, и баба Нюра двинулась ближе к машине.
В нескольких метрах от обгорелого остова кабины она остановилась и стала приглядываться.
Чуть дальше, под просевшими обугленными колесами она увидала что-то круглое и закопченное.
Эта штуковина напоминала бидон вроде тех, в которые доярки на колхозной ферме молоко разливают, а потом возчик Федот на своей хромой кобыле возит.
Но не бидон привлек внимание бабы Нюры. Разобрав наконец, что находится в кабине, она охнула и снова перекрестилась.
Повернувшись набок, словно глядя в глаза старухи, на нее скалился череп с пустыми глазницами, такой же обгорелый и закопченный, как то, что раньше называлось автомобилем.
Рядом с черепом лежала груда костей, сильно обгоревших, но еще сохранявших форму человеческого скелета. Рука была вытянута в сторону, тонкие косточки сжимали монтировку.
Подхватив свое лукошко, баба Нюра кинулась назад.
— Ой, батюшки-светы, что ж это творится? Надо бы в деревню поскорей вернуться, бригадира найти.
Глава 8
Константин проснулся оттого, что яркие лучи солнца били прямо в лицо. С трудом продрав глаза, он приподнялся на кровати и огляделся. В квартире стояла непривычная тишина.
Обычно из комнаты Игната доносился шум работающего телевизора. Сейчас лишь откуда-то издалека доносились детские крики.
— Витька, пасуй мне, пасуй!
На спортивной площадке за домом пацаны играли в футбол.
«Эх, — подумал Константин, — сейчас бы встряхнуться, сбросить годков десять и погонять мячик».
Подумав о пользе спорта для здоровья, Константин тут же потянулся к небольшому журнальному столику, стоявшему возле кровати, сгреб с него пачку «Кэмела», зажигалку и закурил.
Шлепая босыми ногами по паркетному полу, он прошел на кухню и принялся варить себе кофе. «Надо сделать покрепче, чтобы мозги прочистить, — думал он. — По-моему, я так и не проспался».
Состояние и на самом деле было мутное, словно с похмелья.
Нет, пожалуй, полегче. Затягиваясь крепким «Кэмелом» и отхлебывая черный, как ночное небо, кофе, Константин уселся за стол. Надо собраться с мыслями.
«Итак, — думал Константин, — подведем итог вчерашнего дня. Нет, суток. С самого утра влип в какую-то идиотскую историю. Труп на дороге. Гаишник этот ненормальный. Бешеный грузовик… Зачем мне все это надо? Ну ладно бы еще кому-нибудь нормальному помогал, или, как выражались на зоне, порядочному человеку, а то ведь ментяра обыкновенный, да к тому же псих. Ну да, — он скривил губы в скептической усмешке, — а сам-то я нормальный после всего этого? „Волгарь“ разбил. Ладно, черт с ними, с деньгами. Как говорил Карлсон, который живет на крыше, дело житейское. Машину новую купим. Хотя… Интересно, куда ее утащили?»
Сделав из чашки несколько глотков, он рассеянно помешивал ложечкой густой черный напиток.
«Будете свидетелем по делу об убийстве сотрудника милиции, — вспомнил он слова, услышанные накануне, и снова усмехнулся. — Хорошо хоть не обвиняемым».
Константин потрогал царапину на лбу. Уже начинает пощипывать, значит, заживает.
Неожиданно раздался длинный настойчивый звонок в дверь.
— Кого там черти несут, — пробурчал Константин, поднимаясь из-за стола.
Звонок повторился еще и еще раз.
— Иду! — крикнул он еще раз и вполголоса добавил: — Хватит звонить, голова болит.
На пороге стоял, глупо улыбаясь, Олег Терентьев, его давний приятель, еще по секции карате.
— Конечно, — фыркнул Панфилов, — кого же еще можно было ожидать. Это ты, чудак с тринадцатой буквы?
Улыбка тут же сползла с лица Терентьева.
— Ты че ругаешься, Жиган? Я к тебе как к дружбану, а ты меня на порог не пускаешь.
— Проходи.
Константин пропустил вперед Терентия, запер за ним дверь.
— Здороваться надо для начала…
— Здорово, здорово, корова, — приходя в свое обычное состояние, весело произнес Терентий. — Ты куда запропал? Меня за тобой из конторы прислали.
— Что, беспокоятся?
— Ага, как же без шефа. Кто у нас начальник в кооперативе, ты или я?
— Я тебе предлагал, становись моим замом.
На лице Терентия появилось такое кислое выражение, как будто он только что надкусил незрелую сливу.
— Слушай, Жиган, что ты как этот? Я этой фени гнилой не рассекаю — зам, х… ям. Я не для этого создан.
— Что, так и останешься охранником на всю жизнь?
— А че? — вызывающе заявил Терентий. — Мне и в охранниках клево. Сутки дежуришь, двое дома. Каждый должен быть на своем месте.
— Ладно, не кипятись, — успокаивающе сказал Константин. — Кофе хочешь или чаю?
— Да ну их на хрен, и чай твой, и кофе, — развязно сказал Терентий. — Вот ежели б ты мне хавла стакашку плеснул.
Константин хмуро глянул на приятеля.
— Ты же сегодня на дежурстве.
— Ты, Жиган, че? Это я вчера был на дежурстве. Сегодня все, кончилась моя смена. Я уже домой собирался, да вот Жанка прилипла, как банный лист к жопе. Съезди, мол, проведай.
— Вон оно что, — понимающе кивнул Константин, — я так и думал, что это ее штучки. Ладно, у меня все равно водки нет.
— Че, выхлестал всю или на «конину» перешел? Так я «конину» тоже пью.
— Ладно, сейчас посмотрю. Оставалась где-то бутылка на антресолях.
Через минуту Константин вернулся на кухню, где за столом, протирая стаканы, сидел Терентий.
— Тебе повезло как покойнику, — сказал Панфилов, ставя на стол полбутылки «Столичной». — Не помню, откуда она взялась.
— Какая разница, — радостно потирая ладони, воскликнул Терентий.
Он взял бутылку, приложился к ней щекой, потом чмокнул губами этикетку.
— Нежно ты к ней относишься, — мельком бросил Константин, вытаскивая из холодильника колбасу, шпроты, сыр.
— А как же. Водка — это витамин, сказал Хо Ши Мин. Пить надо в меру, сказал
Неру. Ребята, пей досыта, сказал Хрущев Никита, — продекламировал Терентий. — А что еще русскому человеку надо?
— Русскому человеку еще надо хоть иногда о душе думать.
— Когда ж о ней думать, как не за столом? Вот сейчас посидим, подумаем.
Терентий разлил водку по стаканам, абсолютно точно разделив ее на две равные порции.
— Миллиметраж, — самодовольно сказал он.
— Если бы не вчерашнее, я б с тобой, конечно, не прохлаждался, — сказал Константин, усаживаясь за стол.
— А что вчерашнее? — откликнулся Терентий.
Панфилов в двух словах рассказал ему о том, что случилось с братом — без уточняющих подробностей. Просто случайно повредил позвоночник — и все.