Сармат. Кофе на крови - Звягинцев Александр Григорьевич. Страница 46

— Не пойму, кого они размазывают? — спрашивает Бурлак.

— Кого, кого — Абдулло, конечно! — уверенно отвечает Сарматов.

— Смотри-ка, на второй заход идут! — восклицает Алан.

И действительно, сверкнув на крутом вираже краснозвездными крыльями, «сухарики» снова обрабатывают ущелье, после чего уносятся за заснеженный хребет.

Алан поворачивает к Сарматову сияющую физиономию, спрашивает:

— Слушай, наши, похоже, пасут нас, да?..

— Вряд ли! — качает головой тот. — Скорее всего, наши пограничники решили пресечь пакистанскую активность над афганской территорией. Летуны, гробанув одну вертушку, не стали соваться к их границе, а увидев лагерь Абдулло, предпочли израсходовать боекомплект на него.

— Сейчас Абдулло ошметки от своего отряда со скал соскребает! — смеется Бурлак.

— Но от этого желание получить за нас миллион у него вряд ли исчезнет! — охлаждает его жизнерадостный пыл Сарматов и твердо добавляет: — Уходить надо, мужики, уходить!

— Куда?.. С одной стороны Рахман, с другой — Абдулло! — пожимает плечами Бурлак. — Куда ни сунься, и там и там голову оторвут. По мне — лучше уж на этой позиции отходняк играть...

— Я бы тоже не рыпался! — подает голос Алан. — По крайней мере, дадим нашим мужикам уйти за перевал...

— Если кто-нибудь из них в живых остался! — угрюмо добавляет Бурлак и отворачивается.

— А я говорю — уходить нужно! — твердо повторяет Сарматов. — Абдулло теперь знает, где нас искать...

— Куда уходить? — со злостью повторяет свой вопрос Бурлак.

— Есть у меня одна мысль! — отвечает Сарматов и подает ему бинокль. — Вот там, у отары, погляди...

— Что у отары? — взглянув в бинокль, пожимает плечами тот. — Ну, старик, овцы, плот...

— Вот-вот! Плот! — поддразнивает Сарматов.

— Черт возьми, как я сам не догадался! Ведь плот же! — доходит до Бурлака. — Понял — не дурак! Тогда действовать надо быстро — пока они не опомнились!

Помогая американцу, прикованному к Бурлаку, а потому спотыкающемуся на каждом шагу, они начинают спуск к реке. До палатки аксакала остается метров сто, когда нарастающий цокот копыт и ржание заставляют бойцов затаиться за камнями.

Обезумевшие от страха, окровавленные кони без всадников проносятся плотным табуном вдоль реки. Огромный туркменский волкодав аксакала со злобным лаем бросается за лошадьми. Аксакал, опираясь на «бур», смотрит вслед умчавшемуся табуну. Почувствовав движение за спиной, он спокойно поворачивается и глядит на них пронзительными зелеными глазами, кажущимися неестественно молодыми на его морщинистом лице.

— Салям аллейкум! — приветствует его Алан.

— Аллейкум ассалям! — с достоинством отвечает старик.

— Скажи ему, что мы хотим взять его плот и хорошо заплатим за него, — просит Сарматов Алана.

Тот переводит слова командира на фарси. Выслушав, старик отрицательно качает белой бородой.

— Е-мое! — восклицает Алан. — Не отнимать же у него плот силой!

Между тем старик что-то кричит выглянувшей из палатки молодой женщине и, повернувшись обратно к Сарматову, начинает отрывисто что-то говорить.

Алан еле успевает переводить:

— Глаза стариков далеко видят, говорит аксакал. Он видел, как мы изгнали из пещеры шайтана и как украли барана из его отары...

— Мы готовы заплатить за барана! — с готовностью говорит Сарматов и, достав деньги, протягивает их аксакалу. Но старик отстраняет его руку и снова начинает что-то говорить на своем гортанном языке.

— От людей Абдулло он знает, что урус-шурави убили много моджахедов и украли американского курбаши и что за головы шурави обещан большой бакшиш, — переводит Алан сбивчивую у речь старика. — Абдулло, сын шакала, изгнанный из страны шурави, ищет их по всем ущельям, чтобы получить бакшиш... У него было два сына — радость его старости, но Абдулло убил их только за то, что Бабрак Кармаль послал их в страну шурави учиться на инженеров... Теперь старый Вахид живет с невесткой, женой убитого младшего сына...

Старик что-то кричит выглянувшей из шатра женщине. Та, стыдливо прикрывая лицо платком, подходит к ним, и старик отдергивает полу ее халата.

Сарматов и Алан отшатываются — на месте грудей у женщины огромные рваные шрамы.

— Абдулло отрезал у нее груди, чтобы она не могла материнским молоком кормить Вахиду внука! — переводит Алан гневную речь старика.

— Урус, — обращается старик к Сарматову — Твои люди ходили в лагерь Абдулло, чтобы убить его... Шурави самолеты прислали... Враги Абдулло — друзья старого Вахида... Вахид поплывет на плоту вместе с шурави, потому что река коварна и лишь один Вахид может провести по ней плот.

— Спасибо, ага! — благодарно склоняет перед стариком голову Сарматов.

— Зови, урус, большого батыра, оставшегося за камнями с американским курбаши, надо уплыть раньше, чем нагрянет Абдулло, — говорит старик, обращаясь к Сарматову, и, когда Алан переводит это, добавляет: — Но старый Вахид предупреждает, что он в этой войне ни на чьей стороне, поэтому он выведет шурави из гор, подвластных Абдулло, но урус-баши должен поклясться именем пророка Исы, что, когда река повернет на юг, он отпустит старого Вахида, потому что старый Вахид нужен еще невестке и своему внуку Али...

Алан переводит слова старика.

— Именем господа моего Иисуса Христа клянусь в этом, Вахид-ага! — говорит Сарматов и широко по-православному крестится.

Старик удовлетворенно склоняет обмотанную чалмой голову...

Ледник начинается сразу от черных отвесных базальтовых скал, упирающихся своими вершинами в бездонное азиатское небо. Отсвечивая на солнце металлом, он огибает отдельно стоящие утесы и грязно-зелеными языками стекает в ущелье Шайтана. В глубоких трещинах, рассекающих ледник, клокочет мутная, талая вода, питающая многочисленные ручьи, стремящиеся по проломам и расщелинам в долину, к реке, которая еще различается серебристой ниточкой, змейкой, скользящей среди каменных нагромождений ущелья.

Замедлив шаг, капитан Савелов до боли в глазах вглядывается в сверкающие нестерпимым, слепящим блеском снежные вершины хребта и в неприступную с виду отвесную стену переходящих друг в друга скал. Одна за другой проходят перед Савеловым длинные и контрастные на зеленой, отполированной солнцем и ветром поверхности ледника тени идущих след в след бойцов. Тени горбятся под грузом рюкзаков, подставляя дующему с перевала ледяному ветру плечи и затылки.