Сармат. Кофе на крови - Звягинцев Александр Григорьевич. Страница 47

— Шире шаг! — громко командует Савелов, переводя взгляд на восток, в сторону пакистанской границы. — Чувствую, вот-вот налетят шакалы...

— Гиблое это место! — вздыхает капитан Прохоров. — Здесь, коли навалятся, как клопов передавят! Пойду-ка я вперед, в охранение, — добавляет он, обращаясь к Савелову. — Не приведи Бог в засаду попасть, на чистом льду и без вертушек — как траву покосят!..

— Какое, к черту, охранение! — взрывается Савелов. — И так на километр все как на ладони видно!..

— Ну, вам виднее! — усмехается Прохоров. — Вы начальник — я дурак!..

Скользят на льду разбитые башмаки, все холоднее и пронзительнее становится дующий с перевала ветер, все тяжелее из-за разреженного воздуха дышать. Все чаще спотыкаются бойцы и идут дальше, стараясь поддерживать друг друга, но все ближе и ближе уходящая в небо скалистая стена с белыми языками снега, виднеющимися в разломах и впадинах, и с нависающим над ледником снежным гребнем. Слева от скалистой стены светится первозданным свежим снегом перевал.

— Командыр, давай зараз на сидловыну? — Рисует в воздухе рукой предполагаемый маршрут старший лейтенант Харченко. — Трохы бильше чухаты, але чоботы збэрэжэмо та пупок!..

— Если мы двинемся через перевал, то станем отличной мишенью! К тому же там нас запросто можно догнать на лошадях! — обрывает его Савелов и, показывая на отвесную скалу, добавляет: — Здесь лучше корячиться... Налетят вертушки — хоть к камням прижаться можно.

— Тут для траверса место ни к черту! — показывает Савелову на снежный гребень капитан Морозов. — Нельзя под эту скалу соваться: если козырек сорвется — всем нам крышка!..

— Да, и на перевал нельзя, и для траверса место хуже некуда! — поддерживает его Прохоров и, отведя взгляд от снежного гребня, вздыхает: — Другое место надо искать, мужики!..

— Пока мы будем искать, они там всех наших ребят замочат! — зло обрывает его Савелов, кивая вниз на еле видимое, затянутое белесой дымкой ущелье Шайтана.

— Ну, я же говорю: вы начальник — я дурак! — Пожимает плечами Прохоров и, взвалив на плечи рюкзак, медленно идет в ту сторону, куда указал Савелов.

И снова скрипит под разбитыми башмаками ломающаяся ледяная корка. Солнце сияет во всю свою яростную силу, отражаясь от наста, ослепляет и высекает слезы из глаз идущих. Примерно через километр относительно ровная поверхность ледника начинает топорщиться многочисленными неровностями и дает крен вправо. Чтобы удержаться на скользком ледяном склоне и не скатиться вниз с многометровой высоты, бойцы примыкают к автоматам и пулеметам штык-ножи и, вонзая их в наст, как ледорубы, продолжают свое медленное и мучительное восхождение.

Внезапно из-за снежного гребня появляются три черных десантных вертолета «Апач» с пакистанским полумесяцем на фюзеляжах.

— Воздух! — кричит Савелов во всю силу легких, ловя ртом разреженный воздух. Вся группа голова к голове пластается на склоне, хотя спрятаться негде и шансов на то, что с воздуха их не заметят, нет никаких.

Вертолеты тем временем веером уносятся к ущелью Шайтана. Восемь пар воспаленных от усталости глаз с тревогой смотрят им вслед.

— Может, не заметили? — с надеждой в голосе спрашивает касимовский татарин лейтенант Ильяс Кадыров.

— Как бы не так! — сквозь зубы цедит Морозов. — Если только они там не слепые, то точно нас засекли.

И действительно: развернувшись над ущельем, вертолеты кильватерной колонной ложатся на обратный курс.

— Обнаружили, сволочи! — вырывается у побледневшего Савелова.

— Сейчас мочило начнется, мужики!.. — говорит капитан Морозов, с тревогой глядя на снежный гребень, нависающий над их головами. — Пора запевать: «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“!», — обреченно добавляет он, взводя затвор пулемета.

— Рассредоточиться — у них локаторная наводка! — приказывает Савелов.

Группа врассыпную бросается вниз по склону, туда, где выступают из-подо льда, словно гигантские зубы древнего чудовища, черные камни. Савелов, подхватив пулемет, бежит в противоположную сторону, карабкаясь вверх по ледяному откосу.

— С ума сошел! — орет ему вслед Прохоров. — На голом месте сковырнут, как прыщ на заднице!..

— Невтерпеж паркетному шаркуну геройство выказать! — цедит Морозов, по-прежнему с тревогой глядя на снежный гребень. — «...Не скажет ни камень, ни крест, где легли во славу мы русского флага...», — переводя узкие чалдонские глаза на приближающиеся вертолеты, добавляет он.

Шальнов вдруг срывается с места и бежит вслед за Савеловым:

— Подстрахую капитана! — кричит он оставшимся.

Вертолеты, будто собаки-ищейки, крутятся на месте, рыскают хищными носами из стороны в сторону. Несколько пулеметных очередей, посланных снизу из-за камней, заставляют их подняться выше скалы и зависнуть над снежным гребнем.

— Почему они не стреляют? — недоуменно спрашивает Савелов у упавшего рядом Шальнова.

— Пытаются высмотреть, с нами ли американец, или ищут площадку для десантирования, чтобы взять нас живыми, — отвечает тот, не отрываясь от прицела автомата.

— Ах, они нас живыми хотят?! — восклицает Савелов. — Ну нет, чурки чернозадые! Не дождетесь! Такой радости мы вам не доставим!

Вскочив на ноги и выпрямившись во весь рост, он бьет из пулемета от бедра по ближнему вертолету.

— Ложись, капитан! — дергая Савелова за штанину, орет Шальнов. — Дохлый номер — у них на брюхе броня!

Действительно, очередь Савелова лишь высекает снопы искр из отсвечивающего стальным блеском брюха зависшего вертолета. Однако после савеловского нападения все три «Апача» вдруг, как по команде, опускают носы и, увеличивая скорость вращения лопастей, устремляются в атаку. Все более набирая скорость, окутываясь дымными вспышками очередей крупнокалиберных пулеметов, они друг за другом пикируют прямо на Савелова и Шальнова.

— Мордой в землю! — орет Шальнов и, сбив Савелова с ног, подминает его под себя.

Треск очередей крупнокалиберных пулеметов страшным грохотом ударяет в отвесные скалы. На склоне вздымаются фонтаны снега, скрывая капитана и Шальнова от бойцов, залегших за камнями, сплошной матовой ледяной завесой. Когда снежный туман опадает, оказывается, что поверхность ледника вся сплошь, вкривь и вкось, будто поле пьяным трактористом, распахана глубокими прерывистыми бороздами.