Сармат. Смерть поправший - Звягинцев Александр Григорьевич. Страница 44

— Осторожно, товарищ кооператор, здесь узкий трап, — протянул руку Савелову чумазый офицер в танковом шлеме. — Мои хлопцы полезли в танк, а оттуда как шибанет, виноват, говном... Смотрят, а он из башни белыми глазами лупает...

— По порядку, старлей. Кто глазами лупает?

— Пацан какой-то... Лупает белыми глазами, а сам весь, виноват, в говне. Видать, в танковой башне с неделю просидел, а сортира в ней нету...

«Похоже, что провал операции „Рухлядь“ пока отменяется», — с облегчением перевел дыхание Савелов, спускаясь вслед за танкистом в трюм.

— Вон тот пацан, — показал офицер на сидящего у танковой гусеницы худющего молодого человека с испитым бледным лицом и с отрешенными белыми глазами.

— Час от часу не легче, — чертыхнулся Савелов. — Это же репортер, которого должны были держать на саратовской базе до особого распоряжения.

— Опять ты, придурок, под моими ногами путаешься! — схватил он его за воротник куртки и отшатнулся от исходившей от него вони.

— Старлей, вон у борта пожарный шланг, приведите этого обормота в божеский вид, — приказал он танкисту.

— Есть, товарищ кооператор! — нехотя отозвался тот и показал солдатам на шланг. — Устройте чмошнику постирушку.

От ледяной струи белые глаза репортера быстро приобрели осмысленное выражение. Сердобольные танкисты после жестокой экзекуции облачили его в сухой комбинезон и накинули на плечи теплый солдатский бушлат.

— Ж-ж-жрать!.. Брат-т-тцы, ж-ж-жрать! — лязгая зубами, взмолился репортер.

Откуда-то мигом появился котелок с горячей солдатской кашей, а у офицера нашлась даже фляжка с водкой. Не дожидаясь, пока белоглазое чмо утолит голод, Савелов с ходу приступил к допросу:

— Как ты оказался здесь?

— Где здесь, в стране Лимонии и в городе Кенгуру, что ли? — основательно хлебнув из фляжки, нахально поинтересовался репортер.

— Не корчи идиота, плохо кончится! — еле подавил охватившую его ярость Савелов. — Слышишь, в борт волны бьют.

— Понял — не дурак, — заглянув в его глаза, кивнул тот. — Вы сами во всем виноваты, не знаю, какая у вас там кликуха... Зачем было в Саратове вешать на меня статью за измену родине... Я подумал, на хрена козе баян, и в ту же ночь дал деру из их подвала.

— Как дал деру?

— Как в кино, попросился в нужник. По дороге сопровождающему салаге-первогодку погладил крышу кирпичом — и в кусты. Через забор лезть побоялся — пристрелят еще, козлы, впотьмах, и через их КПП ломиться — дохлый номер... Слышу, собаки лают. С перепугу я, как заяц, сиганул на платформу и в танке затырился. Кто знал, что перед отправкой башенные люки снаружи задраивают. Эшелон тронулся — я туда-сюда — и все мимо... Поискал штатный инструмент, чтоб гайки у нижнего люка открутить, а его, видать, кто-то из пузатых прапоров скоммуниздил. Еду, еду в какую-то страну Лимонию и чувствую себя, как последний фрайер без жратвы и без сортира...

— Что теперь делать с тобой прикажешь? — заорал Савелов.

Тот, хмелея на глазах, ухмыльнулся и развел руками:

— Говорил тебе, начальник, что с Арка-шей Колышкиным связываться себе дороже выйдет.

— Чмо ты малохольное, а не Аркаша Колышкин. Неужели еще не дошло, что в дерьмо по уши ты вляпался! — и отвернувшись в ярости, Савелов поднес к губам рацию: — «Купавна», «Купавна», я «Щербинка»... Срочно ко мне в трюм, «Купавна».

«Купавна» появился через несколько минут. Савелов, пояснив ему ситуацию, озабоченно спросил:

— Посоветуй, «Купавна», как избавиться от говнюка — не в море же его топить?

— Топить грешно и отпустить — лажа выйдет, — задумался тот. — Репортеры — народ ушлый. Доберется до связи с Москвой, считай — вся операция псу под хвост.

Пусть уж лучше уплывает, говнюк, подальше от земли нашей грешной.

— Ты в своем уме?.. Он же за бугром хай поднимет.

— Той стране, которой груз адресован, не с руки будет его хай... Мои мужики в пути ему популярно объяснят, что к чему. Ежели поймет, глядишь, через месячишка два мужики ему ксиву нарисуют и на обратную дорогу билет купят.

— А если не поймет?

— Извини, «Щербинка», тогда выбора у них не будет...

— Спасибо, «Купавна»! — протянул руку Савелов. — Камень с души снял.

— А-а! — отмахнулся тот. — У самого растет такой же недоумок — все ковбоями и прериями бредит.

Через несколько минут в трюме появились неулыбчивые мужики в одинаковых черных куртках. Они молча запихнули орущего благим матом, захмелевшего Аркашу Колышкина в башню танка и затолкали туда рюкзак с сухим пайком.

— Ведро с крышкой не забудьте ему поставить вместо параши, — напомнил Савелов и протянул одному из них бутылку водки. — Способ варварский, но, как известно, память отшибает.

Тот понимающе кивнул и, не обращая внимания на бурные протесты Аркаши Колышкина, влил в его горло всю бутылку, без остатка. Через несколько минут, в жестком кресле пушкаря-наводчика, Аркаша спал сном праведника.

— Если крыша в этой мышеловке у пацана не поедет, в конечный пункт мы его доставим без проблем, а там не взыщите — по обстоятельствам, — сказал Савелову мужик, после того как спустил в танк ведро с крышкой и задраил люк башни.

Выбравшись из трюма корабля, Савелов направился к эшелону, из которого стрелы трех портальных кранов один за другим выдергивали танки. У эшелона его чуть не сбил с ног взволнованный бригадир такелажников.

— Ищу, ищу, начальник, а ты как сквозь землю! — заорал он. — Моим ребятам, бляха-муха, четверо каких-то крутых стволы в нос суют. Куда, мол, груз и кто отправитель, говори, мол, бляха-муха, а то порешим на месте?

— Говоришь, четверо их?

— Ага, бляха-муха. Еще четверо за проходной в машине кантуются. Знай я такое дело, ни в жисть, бляха-муха, с твоим грузом не связался бы, начальник.

— Ты их раньше когда-нибудь видел?

— Не-а. По говору и по номерам на машинах — не наши. Мабудь, зараз рэкетиры на порт наехали, мать их Клавдю, суку неумытую!

— Задержи, Иван, гостей у вагонов минуты три, сейчас моя служба узнает, кто они и откуда, — попросил Савелов, хватаясь за рацию.

— Лады! — без особого энтузиазма согласился тот. — Только, начальник, скажи своей службе, чтобы по-черному их не му-дохали. Вы уедете, а нам жить тут и, почитай, у каждого ребятишки малые.

— "Купавна", «Купавна», я «Щербинка», откликнись, прием, — повернувшись спиной к ветру, заорал Савелов в рацию.

— Я «Купавна», что стряслось, «Щербинка»?

— Гости пожаловали, «Купавна», со стволами... Принимай меры.

— Сколько их?

— Четверо у вагонов и четверо в машине за проходной.

— Понял, «Щербинка». Конец связи.

Трое в штатском заломили бригадиру руки и прижали его к буферу между вагонами, а четвертый, видимо, старший из них, наотмашь ударив в лицо, заорал ему в ухо:

— Кто отправитель и кто получатель груза, отвечай, козлятина?

— А я почем знаю, — рвался от них тот.

— Наряд на погрузку бронетехники от кого получал?

— Узнай в конторе, начальник! Мое дело, бляха-муха, грузить, а на остальное клал я с прибором.

Старший всадил ему в живот кулак.

— Отвечай, сука, не тяни время!

— Убива-а-а-ают!.. Помогите-е-е-е!!! — заорал бригадир, увидев заплывающим взглядом выползающую из темноты «вахтовку».

— Закинчуй базар, козел! — зажал ему рот один из державших. — Якшо мудацьки мозги нэ варять, зараз Мыкола влупыть тоби и будэшь всэ остання життя кровью ссаты.

Вислоносый амбал Мыкола для острастки сплюнул в кулак, но замахнуться не успел — сзади на его голову опустился приклад автомата. Закатив глаза, Мыкола спелым снопом рухнул на шпалы, а выпрыгнувшие из «вахтовки» люди в черных масках наставили на остальных кургузые «АКСы», потом, развернув их к вагонному борту, выхватили из их подмышечных кобур табельные «Макаровы».

— Урою, суки! — не унимался старший. — Утром в ИВС вы у меня на коленях ползать будете, свое говно жрать, долбаные отморозки!

Широкоплечий человек в маске и летной кожаной куртке хмыкнул и коротким посылом кулака впечатал его лицо в металлический угол вагона. Бригадир отшатнулся от упавшего ему под ноги человека и в страхе попятился.