Госпожа Абу-Симбела - Жак Кристиан. Страница 42

— Я хочу знать содержание этих посланий.

— Риск...

Ледяной взгляд Офира вынудил Меба искать другие объяснения.

— Я сделаю все возможное.

— Вы уверены, что кисточка, которую вы принесли, принадлежит Ка?

— Нет никаких сомнений!

— Это Сетау создал для сына Рамзеса магическую защиту, не так ли?

— Именно так.

— Сетау отправился в Нубию вместе с Рамзесом, но сила его магии более эффективна, чем я предполагал. Какие именно предосторожности он предпринял?

— Я полагаю талисманы... Но я не могу больше приближаться к Ка.

— Почему?

— Серраманна подозревает меня в краже кисточки. Если я сделаю неверный шаг, он бросит меня в тюрьму!

— Сохраняйте хладнокровие, Меба; в Египте правосудие — не пустое слово. Сард не располагает доказательствами против вас, следовательно, вы ничем не рискуете.

— Я уверен, что Ка тоже подозревает меня.

— У него есть наперсник?

Меба задумался.

— Без сомнения, его наставник Неджем, земельный управитель.

— Расспросите его и постарайтесь узнать природу талисманов.

— Это чрезвычайно опасно.

— Вы на службе у Хеттской империи, Меба.

Сановник опустил глаза.

— Я сделаю все, что смогу, обещаю вам.

Серраманна шлепнул по ягодицам двадцатилетней ливийки, она только что развлекала его. У нее была грудь, которую сард не сможет забыть, и волнующие бедра, настоящий призыв, от которого благородный мужчина не сможет отказаться. И бывший пират хотел бы похвастаться принадлежностью к этой категории.

— Может повторим все сначала, — прошептала она.

— Проваливай, у меня много работы!

Перепуганная молодая женщина не стала настаивать.

Серраманна вскочил на коня и помчался к посту охраны, где его люди сменяли друг друга. Обычно они играли в кости или в игру змеи и крепко спорили по поводу расчетов или первенства; во время отсутствия царской четы Серраманна удвоил продолжительность охраны, чтобы обеспечить защиту царицы-матери и членов царской семьи.

Глубокая тишина царила внутри помещения.

— Вы что, онемели? — спросил Серраманна, предчувствуя неладное.

Главный из охранников был явно смущен.

— Прежде всего, господин, мы подчинились приказам.

— И что?

— Следовали приказам, но наблюдателю еврейского квартала не повезло... Он не видел, как прошел Меба.

— Ты хочешь сказать, что он заснул?

— Можно было бы и так сказать, господин.

— И это ты называешь «подчиняться приказам»?

— Сегодня было так жарко...

— Я требую от тебя организовать слежку за подозреваемым, неотступно следовать за ним, особенно когда он посещает квартал еврейских каменщиков, и если ты испортишь дело!..

— Это больше не повторится, господин.

— Еще одна такая ошибка, как эта, и я вас всех отправлю на греческие острова или неважно куда!

Разъяренный, чеканя тяжелый шаг, Серраманна вышел из помещения. Интуиция подсказывала ему, что Меба тесно связан с еврейскими смутьянами и что он готов помочь Моисею. Многие из знати настолько глупы, что не сознают опасности, которую представляет пророк.

Офир закрыл дверь своей лаборатории. Двое человек, которых он принимал, Амос и Бадуш, не знали о его опытах. Как и маг, оба бедуина были одеты на манер еврейских каменщиков и отрастили усы.

Благодаря кочевым племенам, подчинявшимся этой паре, Офир поддерживал связь с Хаттусой, хеттской столицей. Бедуинам хорошо платили за службу и верность.

— Император Муваттали все еще жив, — сообщил Амос, — его сын Урхи-Тешшуб должен стать его преемником.

— Когда начнутся военные действия?

— Не в самое ближайшее время.

— У вас будет оружие?

— В достаточном количестве, но его доставка несколько затруднена. Чтобы снабдить евреев нам нужно осуществить много маленьких поставок, если мы не хотим привлечь внимание египетских властей. Это будет долго, но мы не должны совершить оплошность. Вы получили согласие Моисея?

— Я его получу. Вы спрячете оружие в подвалах домов евреев, решивших бороться против армии и стражи Фараона.

— Мы составим список верных людей.

— Когда начнутся поставки?

— Через месяц.

ГЛАВА 39

Тысячник, отвечавший за безопасность хеттской столицы, был одним из самых горячих приверженцев Урхи-Тешшуба; как и большинство других военных, он с нетерпением ожидал смерти императора Муваттали и перехода власти к его сыну, который, наконец, отдаст приказ о выступлении против Египта.

Проверив караулы, тысячник направился к казарме, чтобы там насладиться заслуженным отдыхом. Завтра он подвергнет лодырей интенсивной тренировке и произведет несколько арестов, чтобы поддержать дисциплину.

Хаттуса со всеми ее укреплениями и серыми стенами была мрачна как никогда; но после победы хеттская армия будет пировать в богатой сельской местности Египта и весело проводить время на берегу Нила.

Тысячник сел на край постели, разулся, помассировал ноги мазью из крапивы. Он уже начинал засыпать, когда отворилась дверь.

Два воина с оголенными клинками напали на него.

— Что такое? Прочь отсюда!

— Ты хуже грифа, ты предал нашего командира, Урхи-Тешшуба!

— Что вы говорите?

— Вот твоя плата!

Издав крик, подобный крику мясника, воины вонзили мечи в живот изменника.

Вставало бледное солнце. После бессонной ночи Урхи-Тешшуб испытывал необходимость поесть. Он пил теплое молоко и ел козий сыр, когда два исполнителя, наконец, предстали перед ним.

— Все кончено, господин!

— Какие возникли трудности?

— Никаких. Все предатели были захвачены врасплох.

— Прикажите зажечь костер перед Воротами Львов и сложите трупы; завтра я сам разожгу погребальный огонь. Пусть каждый знает, какая участь ожидает тех, кто попытается ударить меня в спину.

Благодаря списку, предоставленному Аша, расправа была быстрой и жестокой; у Хаттусили больше не было шпионов среди приближенных Урхи-Тешшуба.

Главнокомандующий направился в комнату императора, которого двое слуг поместили подышать воздухом на террасе дворца, возвышавшегося над высоким городом.

Взгляд Муваттали оставался неподвижным, его руки сжимали подлокотники кресла.

— Вы можете говорить, отец?

Рот приоткрылся, но ни один звук не сорвался с его губ. Урхи-Тешшуб был успокоен.

— Вам нечего волноваться за империю, я забочусь о ней. Хаттусили прячется в провинции, он больше ничто, и у меня даже нет необходимости убирать его с дороги. Этот трус пребывает в страхе и забвении.

В глазах Муваттали тлел огонь ненависти.

— Вы не имеете права критиковать меня, отец; когда власть не передается добровольно, ее нужно захватить, неважно, какими средствами?

Урхи-Тешшуб вынул кинжал из ножен.

— Разве вы не устали страдать, отец? Великий император только в полновластии видит смысл жизни. В том состоянии, в каком вы находитесь, разве у вас есть какая-нибудь надежда снова заниматься этим? Сделайте усилие, чтобы ваш взгляд попросил меня прекратить эту ужасную пытку.

Урхи-Тешшуб приблизился к Муваттали. Веки властелина не опустились.

— Одобрите мой поступок, одобрите его и уступите мне трон, который перейдет ко мне по праву.

Всем своим существом Муваттали пытался протестовать, и его неподвижный взгляд не поддавался уговорам сына.

Урхи-Тешшуб поднял руку, готовый ударить.

— Уступите, ради всех богов!

Император так сильно сжал пальцы рук, что один из подлокотников кресла лопнул, как зрелый фрукт. Пораженный, его сын выпустил кинжал, который упал на плиточный пол.

Внутри святилища Язылыкая, воздвигнутого на склоне храма на северо-востоке столицы Хеттской империи, жрецы мыли статую бога грозы, чтобы укрепить его власть; затем совершили ритуалы, предназначенные прогнать хаос и похоронить зло в земле. Они также вбили семь железных гвоздей, семь бронзовых и семь медных, прежде чем принести в жертву поросенка, обремененного темными силами, угрожавшими равновесию в стране.