Король нищих - Бенцони Жюльетта. Страница 41

Мужчина в центре был приставом из Шатле. Он оторвал глаза – они были такие же холодные, как у василиска, – от бумаг и уставился на пленницу.

– Ваше имя Сильви де Вален, вас приютила у себя и воспитала госпожа герцогиня Вандомская, которая под вымышленным именем представила вас ко двору, где вы стали фрейлиной королевы. Не так ли?

Поскольку Ришелье знал о ней все, Сильви не удивилась, что пристав так хорошо осведомлен об обстоятельствах ее жизни. Странно, но это вдохнуло в нее новые силы, чтобы упорно защищаться.

– Это имя не вымышленное, – сказала она, напуская на себя больше уверенности, чем чувствовала на самом деле. – Фьеф де Лиль мне действительно пожаловал герцог Сезар по просьбе герцогини.

– Чтобы проявить подобную щедрость, надобно испытывать к подопечной самые искренние и глубокие чувства. Вполне понятно, что и с вашей стороны это предполагало благодарность и, вероятно, даже любовь...

– Вы правы. Я люблю и бесконечно уважаю герцогиню...

– А герцога Сезара?

– Я отношусь к нему иначе. Он всегда считал меня непрошеной гостьей и попрекал той дружбой, которую мне дарили его дети.

– Так! Значит, он попрекал вас этой дружбой? В таком случае мы вправе предположить, что вы согласились помочь ему, чтобы заставить его лучше к вам относиться...

– Я не понимаю, что вы имеете в виду...

– Придется вам напомнить. Помочь в том, чтобы отравить его преосвященство кардинала, который оказывал вам честь своей благосклонностью?

От негодования щеки Сильви зарделись.

– Его преосвященство действительно оказывал мне честь, изредка приглашая меня к себе спеть ему несколько песен... Но не в моих правилах отравлять людей, которые любезно меня принимают!

– Посмеете ли вы утверждать, что герцог Сезар не передавал вам пузырек с ядом, найденный в вашей комнате?

– В моей комнате? Но вам следовало бы знать, сударь, что у фрейлин королевы нет постоянных комнат, что фрейлины обычно живут то в одной комнате, то в другой. Когда я находилась в Лувре, мне отвели комнату, где раньше жила мадемуазель де Шатонер, вышедшая замуж, и я предполагаю, что после моего отъезда эту комнату отдали еще кому-нибудь. Но я уже давно перестала быть фрейлиной и очень хотела бы знать, по какой причине считают, что этот подозрительный пузырек принадлежит мне, а не другой фрейлине?

– По той очевидной причине, что вы связаны с людьми, которые хорошо знают, как пользоваться ядами. Расскажите мне подробнее о вашей комнате в Сен-Жермене.

Сильви удивленно посмотрела на судью. Почему ее спрашивают о Сен-Жермене, ведь она не приносила туда этот злосчастный пузырек?

– Вы хотите сказать, о комнате в Новом замке Сен-Жермена? Там помещения были менее просторные, и мы жили по двое или по трое, когда устраивался парадный выход. Я делила комнату с мадемуазель де Понс.

– Уж не собираетесь ли вы переложить свою вину на нее?

– Ни в коем случае! Я ни в чем не могу упрекнуть мадемуазель де Понс. Если даже пузырек и был в конце концов найден, он ведь мог пролежать в тайнике десятилетия. Он вполне мог быть спрятан там еще во времена королевы Марии? Общеизвестно, что в семье Медичи яд был привычным средством для решения сложных вопросов.

– Мы отвлекаемся, и я не советую вам уводить нас от темы. Значит, вы отрицаете, что этот пузырек принадлежал вам?

– Но о каком пузырьке вы говорите? Хотя бы покажите его мне!

– Здесь у нас его нет. Зато у нас есть кое-какие средства, чтобы развязать язык тем, кто отказывается говорить правду...

Сильви побледнела и почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Боже всемогущий, если они подвергнут ее пытке, сколько времени она вытерпит, прежде чем будет готова признаться в чем угодно, лишь бы прекратить мучения? Однако она нашла в себе мужество ответить:

– В этом я не сомневаюсь, я лишь сомневаюсь в том, что истинной правды можно добиться подобными способами.

– Тому есть многочисленные и убедительные примеры... Но сначала ответьте на последний вопрос: итак, вы отрицаете, что когда-либо получали от герцога Сезара Вандомского пузырек с ядом, чтобы отравить кардинала... или короля?

Сердце Сильви на миг замерло. Она всегда чувствовала отвращение ко лжи, но сейчас от этого зависела ее жизнь, жизнь Сезара и, может быть, других дорогих ее сердцу людей. Она выпрямилась, посмотрела судье прямо в глаза и твердо заявила:

– Категорически отрицаю.

– Хорошо!

Судья подал знак, и два солдата подхватили заключенную под руки, чтобы отвести ее в соседнюю комнату. Догадываясь о том, что там ее ждет, Сильви пыталась сопротивляться, но тщетно. Она оказалась перед наводящим ужас сооружением: сколоченным из грубых досок помостом, на котором лежал запачканный кровью, кое-где прожженный кожаный матрац и две – одна в изголовье, другая в ногах – лебедки, позволявшие с помощью канатов растягивать руки и ноги жертве экзекуции. Сбоку перед креслом с кожаными ремнями стояли деревянные колодки, называемые «сапогами», молот и железные клинья, которые вбивали в колодки, когда надо было раздробить колено или сломать кости ног. В пылающей жаровне раскалялись докрасна длинные железные прутья, а в глубине комнаты стояло большое колесо, утыканное стальными шипами. Всем этим распоряжался, словно злой дух, человек с огромными ручищами, в кожаном жилете. У Сильви едва хватило сил удержаться на ногах, когда судья начал подробно объяснять ей, как действуют эти орудия пыток. Приступ тошноты окончательно лишил ее сил. И в ожидании предстоящих мучений Сильви закрыла глаза, готовая упасть в обморок. Но молодость и прекрасное здоровье лишили Сильви возможности воспользоваться этой уловкой, которая была в большой чести у дам высшего света. Всеми силами души она взывала к небу о помощи, обращаясь к нему со столь же пылкой, сколь и сбивчивой молитвой.

– Теперь, когда вы поняли, что вас ждет, – вдруг услышала Сильви, – вас отведут обратно в вашу комнату, чтобы вы смогли все обдумать, но знайте, что ближайшей ночью вас снова будут допрашивать и что вам придется познакомиться с умением нашего палача, если вы станете упорствовать. Уверяю вас, вам придется во всем признаться! У вас нет выбора, уж я-то знаю!

Опомнилась Сильви у себя на кровати. Сердце в груди колотилось так сильно, что ей казалось, будто она вот-вот задохнется. Она лежала одетая, почти бесчувственная, не понимая, как еще жива. И только позже, как и в первый вечер пребывания в тюрьме, разразилась рыданиями, прежде чем погрузиться в сон, полный кошмарных видений.

Когда наступил рассвет и отступили страшные видения, Сильви попыталась найти выход из того безнадежного положения, в каком оказалась. Герцог Сезар теперь в Англии, откуда он, вероятно, не думает возвращаться, следовательно, ему нечего опасаться тех признаний, что смогут вырвать у Сильви, но она не могла не думать о всей семье Вандомов – герцогине, Элизабет и особенно о Франсуа. На какое-то время перед глазами узницы возникло – она рука об руку с Франсуа поднимается на эшафот. Его любящий взгляд дает ей последние силы, но Сильви прекрасно понимала, что это чистое безумие и что подниматься по роковым ступеням ей придется одной. Значит, от меча палача ее может спасти только самоубийство.

На миг Сильви забыла, что ее окружают тюремные стены, и перед глазами вновь возникли скалы Бель-Иля, море, бесконечные пляжи, серебристые чайки над водой, рассветный туман, отливающий всеми цветами радуги, дивное пурпурное солнце на закате и бухта, в водах которой она хотела утопиться. Она поняла, что, кроме радости встречи с Мари и с крестным, те несколько месяцев, когда ее пытались вернуть к обычной жизни, привели ее к нынешнему безвыходному положению.

– Я не только не создана для счастья, – вслух размышляла Сильви, – но и не могу его дать тем, кто добр ко мне, кто меня любит...

Теперь ее будущее заслонял зловещий пыточный помост, прообраз эшафота, на который ее неминуемо отправят, но этого она ни за что не хотела допустить. Когда Сильви жила в своем бретонском убежище, она считала, что Бог не может разгневаться на человека, который добровольно решает уйти из жизни способом, менее жестоким, чем тот, какой выбирают для него люди... Конечно, сделать это в Бастилии будет труднее, чем на берегу океана, ибо эта крепость сама по себе могила, но, в конце концов, разве обстановка важна? Она должна как можно скорее покончить с жизнью...