Король нищих - Бенцони Жюльетта. Страница 68
– Вот вы и свободны, госпожа герцогиня! До скорого свидания, надеюсь, я в жизни не видел такой милой герцогини, как вы!
Сказав это, он побежал назад, тогда как польщенная Сильви звонко засмеялась. К сожалению, у дома крестного Сильви пришлось ждать довольно долго, пока ей открыли, и она узнала, что в доме осталась только Николь Ардуэн. Утром сам шевалье и Корантен уехали в Ане по просьбе госпожи де Вандом. Поэтому Николь воспользовалась этим, чтобы устроить большую уборку. Несмотря на радушный прием, Сильви сразу поняла, что будет в доме помехой.
– Когда крестный вернется, скажите ему, что я жду его в Конфлане, – сказала она. – Он давно мне обещает, но так и не едет.
Эти слова вовсе не были упреком. Сильви понимала, что после заключения в тюрьму Франсуа Персеваль отдавал всего себя гонимому семейству Вандомов. Кроме того, время и обстоятельства теснее укрепили узы дружбы, которые связывали шевалье с его другом Теофрастом Ренодо. Он переживал сейчас не лучшие времена: Ренодо преследовали и новый режим, и его собственные сыновья, грозившие отобрать у него руководство «Газетт де Франс»...
– Он приедет... Обещаю вам, непременно приедет! – заверила ее Николь с поклоном.
Задерживаться дольше не было необходимости, и Сильви пришлось вернуться на улицу Кенкампуа.
12. Шаги в саду
Возвратившись домой, Сильви почувствовала себя вполне успокоенной. Дом казался тихой гаванью, островом, на котором не ощущалась начинавшаяся на море буря. Правда, среди прислуги чувствовалось какое-то волнение, но строгий дворецкий Беркен и его супруга экономка Жавотт вполне справлялись с лакеями и горничными, поддерживая порядок. Они отрядили лакея и поваренка, чтобы не быть захваченными врасплох в случае возможного мятежа.
Весь день было жарко, но с наступлением сумерек над городом поползли грозовые облака. Сильви, с удовольствием освежившись в ванне, сменила парадное платье на белый, украшенный кружевами батистовый халат. Есть она не хотела, поэтому, слегка перекусив, отослала горничных, сказав, что больше не нуждается в их услугах и ко сну приготовится сама. После этого Сильви спустилась в сад, намереваясь пробыть там как можно дольше, если только ее не выгонит оттуда гроза...
Но гроза никак не желала разражаться, а необычный шум, как оказалось, шел отнюдь не с небес: казалось, он доносился из-под земли, как будто все жители Парижа одновременно занялись строительством, что и создавало в ночи какие-то странные звуки. Сегодня вечером танцев не устраивали, и Сильви, углубившись в заросли, увидела безмолвный соседний дом. От вида темных окон ей стало даже легче: она уже не столь сильно ощущала какую-то вину и, укрывшись в увитой розами беседке, могла без угрызений совести наслаждаться прохладой сада, заботливо политого слугами перед заходом солнца. Это одиночество вдали от домашней суеты – в доме готовились ко сну – очень ее успокаивало. Это одиночество было так приятно, что Сильви даже задремала, когда на соседней церкви святого Жиля часы пробили десять...
Внезапные звуки шагов вернули ее к реальности. По ту сторону стены кто-то осторожно шел – шаги были едва слышны.
Сначала Сильви замерла на месте, потом бесшумно встала, прислушиваясь, и подумала о госпоже де Монбазон, но шелест шелкового платья не сопровождал звуки шагов, которые вдруг ненадолго замерли. Тут Сильви поняла, что это мужчина и что он остановился у самой стены, – Сильви услышала характерные звуки, сменившиеся запахом табака: незнакомец остановился раскурить трубку. Сильви подумала, что это мог быть сторож особняка, который решил осмотреть сад, и снова опустилась на скамью. Но ненадолго; теперь мужчина перелезал через осыпавшуюся стену, после чего невозмутимо пошел дальше, словно и не находился в чужом владении. Визитер вел себя странно – Сильви услышала, как он принялся насвистывать. Это уже было слишком, и Сильви вышла из беседки в ту секунду, когда незнакомец намеревался туда зайти. Сильви едва сдержала крик: перед ней стоял Франсуа!
Первым заговорил Франсуа: от волнения, что она видит перед собой Бофора, у молодой женщины перехватило горло.
– Сильви?! Но что вы здесь делаете?
Неуместность этого вопроса сразу привела Сильви в чувство.
– Более уместного вопроса у вас нет? Каждый раз, когда мы встречаемся, вы спрашиваете, что я делаю? Не кажется ли вам, что этой ночью я должна спрашивать вас, что вы делаете у меня в доме?
В ответ Франсуа улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами:
– Вы правы. Простите меня! Мое оправдание в том, что я не знал о вашем присутствии. Я считал, что лето вы проводите в Конфлане.
– Это не оправдание. По-моему, у вас здесь собственный сад. Почему же вы не гуляете там?
– Ваш сад намного красивее! Мой напоминает саванну, а если учесть, что я скрываюсь, то едва ли могу призвать садовников, чтобы привести его в порядок. Поэтому у меня вошло в привычку проводить здесь каждую ночь какое-то время, чтобы подышать ароматом ваших роз. Неужели это столь серьезная провинность?
Сильви почувствовала себя обиженной. Значит, он искал у нее только еще одно удовольствие, дополнительное удобство? В ее голосе прозвучали более жесткие нотки:
– Нет, при условии, что так ведут себя с друзьями, но я не заметила, чтобы мы ими были. В нашу последнюю встречу...
– Давайте поговорим о ней! Вы бросили мне в лицо, что выходите замуж, более того, обвенчались в тот самый день, когда меня арестовали...
– Нет, накануне, – уточнила Сильви. – Но я же не могла знать, что вы попадете в западню.
– Разве это что-либо изменило в вашей жизни?!
– Нет. Но свое слово не берут назад, если дают такому человеку, как мой муж...
– И вы, разумеется, счастливы? – саркастически бросил Франсуа. – Вы составляете идеальную пару... И, кажется, у вас дочка?
– Вы упрекаете меня за это?
Он опустился на скамью и молча смотрел на Сильви.
– Отвечайте же, – настаивала она. – Вы упрекаете меня?
– По какому праву я могу упрекать вас? – пожал он плечами. – Но у меня было много времени, чтобы обдумать многое в заключении в Венсенне во время бесчисленных прогулок по дозорной дорожке башни, за партиями в шахматы с Ла Раме, молитвами...
– И визитами госпожи де Монбазон?
– Они были не столь частыми, как утверждали люди, но это правда, что она дала мне это доказательство своей любви, что она бросила этот вызов двору... Наверное, это и называется любовью...
– Но разве вы сами в этом уверены? Хотя я часто задавала себе вопрос, знаете ли вы, что такое любовь. И если бы я не была свидетелем вашей безумной страсти к королеве...
– Которая подло отплатила мне за нее, согласитесь! Каждое мгновение я был готов умереть за нее, хотел видеть ее великой, прославленной, но вы сами видите, что из этого вышло! Появляется негодяй-итальянец, встает между нами, разрушает все, что нас связывало, в то самое время, когда наша любовь уже могла быть явлена всем, а меня королева бросает в тюрьму, не намереваясь когда-нибудь выпустить на свободу. Теперь-то я понимаю, что она всегда была неблагодарной. Посмотрите, как быстро Мазарини устранил ее прежних друзей! Госпожа де Шеврез удалена от двора, Мари д'Отфор...
– Вернулась бы, если бы захотела, но у нее нет ни малейшего желания, и я ее понимаю. Она никогда не была женщиной, вымаливающей дружбу, в которой ей так явно отказывают. Теперь она жена маршала де Шомбера, герцогиня Аллуэнская и вполне этим довольна. Сейчас она презирает двор...
– А вы? Почему вы остаетесь при дворе? Я предполагаю, вас обворожил Мазарини, если только вы не уступаете настояниям вашего супруга?
Уязвленная этим презрительным тоном, Сильви выпрямилась, сжав кулаки.
– Мой супруг служит королю, прежде всего королю, вы слышите меня? Нам обоим не нравится ни Мазарини, ни королева, но, вы правы, я во всем согласна с мужем! Я служу королю, потому что я люблю его, представьте себе, люблю как собственное дитя...