Король нищих - Бенцони Жюльетта. Страница 80
– И вы опять спросите меня, что я здесь делаю? Так вот, я у себя дома, и я жду здесь своего мужа.
– Это ваше дело! Я должен пройти через ваше поместье. Другие владения огорожены стенами, которые придется разрушать, чтобы дать проехать нашим повозкам, и, кажется, в парке госпожи де Сенесе стоит пост. Вы наша единственная надежда. Заняв ваш дом, мы сможем немного передохнуть и пробить себе путь либо через заброшенные карьеры, либо через лес, что выведет на дорогу, а там нас ждет засада.
– Пробивайте себе путь в другом месте! Это не дом вашего друга, и я не имею права принимать вас в нем!
– О, понимаю! – ухмыльнулся Бофор. – Ваш супруг на стороне Мазарини, подобно Конде и вам.
– Мы на стороне короля! Короля, против которого вы сражаетесь, во что я никогда бы не могла поверить. Неужели вы так неразумны, что не видите разницу?
– Когда король будет править, я смирюсь перед ним, но сегодня на троне сидит итальянец! Что касается регентши, то она ест у него из рук. Говорят даже, что она стала его любовницей!
И чтобы показать, как он относится к этой паре, Бофор смачно сплюнул.
– Еще раз прошу вас, уходите, – умоляла Сильви. – Вы можете принести мне много зла.
– Нет. Мы ведем войну, дорогая моя, и на основании законов военного времени я реквизирую ваше поместье. Кстати, у меня нет выбора и путь к отступлению мне отрезан.
И действительно, тяжелые повозки, перевозящие сотню свиней – связанных и уложенных на солому, чтобы оберегать их от сильной тряски и холода, – медленно поднимались вверх по некогда прекрасным песчаным аллеям.
– Поставьте повозки в сараи! – крикнул герцог. – А вам, моя дорогая, лучше пойти в дом! По-моему, меня ищут внизу. Если это вас успокоит, я буду сама учтивость с вашим дражайшим супругом, когда он сунет сюда нос! Но если он попытается прогнать меня отсюда, пусть пеняет на себя!
Последние слова унес пронизывающий ветер, который усиливался, обжигая холодом руки и лица. Сильви смотрела, как удаляется высокая фигура, затянутая в черную замшу; Франсуа был без шляпы и плаща, как будто зима не пугала этого человека, в ком, казалось, заговорила кровь древних, пришедших с севера воинов. Она слышала, как он прокричал сквозь ветер:
– Ступайте в дом! Вас может сразить шальная пуля...
Сильви повиновалась, прошла на кухню, где Матюрина предавалась молитвам, а Жером из окна наблюдал за событиями. Она решила подняться к себе в спальню, откуда сможет видеть все, что происходит вокруг. В ее сердце, переполненном печалью и страхом, уже не осталось места для гнева. Сильви казалось, что ее жизнь оборвется здесь, в Конфлане. Она действительно попала в чудовищное положение: если приедет Жан и увидит, что у него в доме обосновался Бофор, его ярость будет беспощадна, а если Жан его не увидит, ибо он, наверное, погиб в бою, то Сильви понимала, что гибель мужа окончательно сломит ее.
Она села у камина, который давал хоть немного тепла. Забившись в кресло, Сильви смотрела на огонь, стараясь не слышать треска мушкетных выстрелов, которые становились все реже, и постепенно, подобно кошке свернувшись клубочком на подушке, закрыла глаза и уснула.
Сильви разбудил сердитый крик.
– Могу ли я рассчитывать, что получу помощь от вас? Ваша старуха служанка убежала от меня, как от черта, когда я зашел к ней на кухню...
Прислонившись к дверному косяку и зажимая ладонью локоть правой руки, из которого капала кровь, Франсуа стоял на пороге распахнутой двери.
Мгновенно очнувшись, Сильви подбежала к нему.
– Боже! Вы ранены?
– Как видите! – ухмыльнулся он. – И по моей вине. Стрельба с обеих сторон прекратилась, главным образом потому, что не было видно ни зги. Хлещет дождь с ветром и гасит даже факелы. Чтобы осмотреть позиции противника, я поднялся на баррикаду, но один из этих бешеных ткнул меня штыком. В конце концов я обрежу волосы: они так же заметны, как белый султан на шлеме моего предка Генриха IV!
– Сейчас я буду вас лечить. У меня здесь есть все необходимое. Сядьте поближе к огню! – приказала она, проходя в ванную комнату, где взяла корпию, бинты и бутылку с водкой, чтобы промыть рану.
Когда она вернулась, Франсуа сидел в изножье кровати.
– Сядьте ближе к камину! Там мне будет лучше видно.
– Вы все увидите и при свече, а у меня слегка кружится голова: уже много часов я ничего не ел.
Она помогла ему снять теплый полукамзол, рубашку и стала промывать рану; руки у нее так сильно дрожали, что сливовая водка попала на рану, а Франсуа вскричал:
– Какая вы неуклюжая! И дайте мне эту бутылку. Так приятно пахнет сливами, а содержимое бутылки принесет мне больше пользы как внутреннее, нежели наружное лекарство.
Она отдала ему бутылку, из которой он отпил добрый глоток, после чего блаженно вздохнул:
– Черт возьми, как же хорошо! Если бы вы могли еще найти мне что-нибудь поесть, то сделали бы счастливейшим из смертных...
– Сначала я перевяжу рану, – сказала Сильви, не глядя на Франсуа. Руки у нее дрожали уже меньше. Изо всех сил Сильви боролась с волнением, охватившим ее, когда они остались вдвоем в спальне. Ощущая, что он не сводит с нее глаз, она, понимая, как опасно молчание, спросила:
– Как ваши военные дела?
– Кажется, наши противники устали стрелять вслепую. Вы ведь какое-то время уже не слышали выстрелов, правда?
– Да. Они отступили?
– Нет. Они ждут рассвета, перегруппировывая, вероятно, силы, но мы ускользнем от них раньше. Мои люди сейчас ломают стену в глубине вашего сада, чтобы дать возможность повозкам через лес выбраться на Шарантонскую дорогу. Поверьте, я этим весьма огорчен! – прибавил он с одной из тех насмешливых улыбок, которые всегда вызывали у Сильви желание либо дать Франсуа пощечину, либо... расцеловать его.
– Сад уничтожен! – возмутилась она. – У нас больше не осталось ни одной целой стены. Пойду принесу вам поесть. Одевайтесь!
Когда она вернулась, Франсуа не только не оделся – его рубашка, запачканная кровью, сушилась у огня, – но и лежал на постели.
– Вы разрешите? Я очень устал.
– Вы, неутомимый, и устали? Я впервые слышу от вас такое...
– Что бы вы обо мне ни думали, я не железный, а если вы хотите все знать, то больше всего у меня устало сердце. Так тяжело обнаружить, что мы с вами противники. Пока вы были в Париже, меня это не волновало, но теперь вы, похоже, сделали свой выбор...
– Мне не надо было выбирать: я на стороне права и короля. Кроме того, этот лагерь выбрал мой муж...
– Сядьте рядом со мной, дайте мне этот кусок хлеба и ветчину, которые вы держите словно святые дары!
Она осторожно поставила маленький поднос рядом с Франсуа. Сильви, сев по другую сторону, смотрела, как он с волчьим аппетитом уплетает хлеб и мясо. Какая стихийная сила жила в нем! Франсуа, раненный, потерявший много крови, ел и пил так беззаботно, с таким удовольствием, словно находился на пикнике в Вандомском парке или в садах замка Шенонсо, хотя через два часа он мог погибнуть.
Кончив есть, Франсуа поставил на пол поднос, потом взял за руку Сильви, которая сделала попытку встать.
– Нет, посидите со мной еще немного!
– Я хотела бы взглянуть, как идут ваши работы в саду. Воспользуйтесь этим, чтобы отдохнуть...
– Я уже отдохнул... Сильви, не знаю, как мы выйдем из этой авантюры, опасности которой я прекрасно сознаю. Может случиться так, что я оставлю свои кости в вашей земле, но, поскольку в эти минуты мушкеты взяли передышку, не можем ли мы сделать то же самое?
– Что вы хотите сказать?
Он сел рядом с Сильви и удержал ее, когда она пыталась отодвинуться.
– Что вы не будете пытаться снова убежать и выслушаете меня! Уже долгие месяцы мы причиняли друг другу много боли, мы мучаемся при каждой встрече, хотя и любим друг друга... Не возражайте! Мы ведем себя так же глупо, как страус, считающий, что он спрятался, уткнув в песок лишь голову. Вспомните о саде, Сильви... о саде, где, не появись этот болван Гонди, мы пережили бы счастье, ибо принадлежали бы друг другу...