Факиры-очарователи - Жаколио Луи. Страница 24

Агра и ее окрестности может справедливо назваться страною дворцов, потому что я не знаю нигде в мире столько развалин и пышных монументов, как здесь.

Вечером, вернувшись из Футтипура, я дал распоряжение Амуду относительно отъезда на другой день утром и, качаясь в своем гамаке, повешенном между двумя тамариндовыми деревьями, мирно отдыхал, вдруг я увидел перед собою знаменитого Бану, доверенного слугу моего сослуживца и друга господина де М., начальника суда в Андернагоре, не успел я опомниться от понятного изумления, как моя рука очутилась в руке самого господина де М., который, улыбаясь, говорил мне:

— Я бы нашел вас даже в джунглях!

— Что случилось? — спросил я, обеспокоенный, отвечая на его дружеское приветствие.

— Ничего дурного, семья ваша чувствует себя хорошо!

— Ну, слава Богу! Какую тяжесть вы сняли с моей души!

— Я явился, чтобы прервать ваше путешествие. Судья, который исполнял за время вашего отпуска ваши обязанности, захворал этой ужасной бенгальской лихорадкой, и ему пришлось экстренно уехать, так что теперь суд без председателя, генеральный прокурор в Пондишери телеграммой просил меня вызвать вас в Чандернагор для присутствия на сессии, с присяжными, а сессия открывается через неделю. Так вот, вместо того, чтобы телеграммами разыскивать вас, я предпочел сесть в поезд и через тридцать шесть часов был в Бенаресе, а там мне уже было легко напасть на ваш след.

— Если так, — отвечал я, — то я готов следовать за вами хоть сейчас. Мне надо лишь отпустить моего виндикару и развязаться с фурой и быками.

— Можно и не спешить, — отвечал мне господин де М., разыскивая вас, я имел в виду поохотиться три-четыре денька в джунглях Мейвара, говорят, эта местность кишит тиграми, буйволами и дикими кабанами, и мне очень хотелось бы при вашем участии посетить те места!

— Хорошо, — ответил я моему другу, —так как железная дорога доставит нас в три дня в Чандернагор, то у нас имеется достаточно времени, чтобы исполнить ваше желание!

— Тем более, что нам вполне достаточно двух дней для подготовки к сессии!

— Отлично! А охотились ли вы когда нибудь на тигра? — спросил я моего друга.

— Никогда! — отвечал он.

— А не попадем мы из-за вас тигру в лапы?

— Правда, на больших зверей я не охотился, но глаз у меня верный и промахов я не даю!

— Я не знал такого таланта за вами!

— Хотите убедиться?

Над нами высоко пролетала ласточка, и я не успел остановить руки моего друга, как выстрел уже прогремел, и бедная птичка упала к нашим ногам.

— Но вы удивительный стрелок! — в восторге вскричал я. — И до сих пор вы мне об этом не говорили!

— Как вы думаете, могу я рискнуть выступить против тигра в обществе вас и вашего смелого Амуду?

— Без сомнения, но при условии, что при виде тигра или буйвола вы сохраните присутствие духа и полное хладнокровие, как будто бы это была простая птичка!

— Я не могу вам обещать, что не буду испытывать никакого волнения и что душа моя при виде опасности не уйдет в пятки, но могу дать вам слово, что рука моя не дрогнет и что я не сдвинусь ни на йоту с назначенного мне пункта, уже давно мечтаю я испытать волнения этой охоты и, зная ваш громадный опыт, позволяю себе просить вас взять меня с собою!

— Хорошо, мой друг, — отвечал я, — пусть будет по-вашему, и я думаю, что опасность будет уже не так велика, как вы думаете. Прежде на охоту за царем джунглей выходили с простым карабином, но с тех пор, как придумали разрывные пули, нужно быть непростительно неосторожным, чтобы дать ему растерзать себя… Я ставлю одно условие, что вы будете послушны во всем Амуду, который поведет охоту, я сам всегда полагаюсь на него!

Господин де М., улыбаясь, отвечал, что слово Амуду будет для него законом.

Было решено, что рано утром на другой день мы оправимся в деревню Секондару, где, пока мы будем осматривать могилу великого Акбара, мой нубиец и Тчи-Нага легко соберут нам загонщиков, без которых нам было немыслимо рискнуть проникнуть в джунгли.

Деревня Секондара находится милях в шести от Агры. Она представляет груду развалин, в которых ютятся несколько сот туземцев. По многим признакам видно, что некогда Секондара была предместьем императорского города.

После трех часов пути мы разбили в ней нашу палатку. Амуду пошел искать загонщиков, а Тчи-Нага отправился посмотреть, не найдется ли чего-нибудь для пополнения припасов нашей походной кухни. Редко когда он возвращался с пустыми руками, птицы, дичи и рыбы много, лишь выбирай.

До завтрака оставалось два часа, и мы решили употребить их на осмотр мавзолея Акбара. План этого здания очень оригинальный и значительно отличается от обыкновенной монгольской архитектуры, он представляет из себя правильный четырехугольник. Нижний этаж ничем не замечателен, исключая наружной колоннады и склепа, в котором под мраморными саркофагом покоится прах самого князя.

Над могилой горит лампа, огонь в которой поддерживается несколькими бедными муллами, они же заботятся и о свежих цветах в последнем жилище покойного.

Над этим этажом возвышается другой, в виде отдельного зала, и прямо над склепом, здесь тоже стоит саркофаг, но этот покой окружен не комнатами, как всегда, а выходящими на все четыре стороны террасами с прелестной колоннадой, так что он меньше первого, над ним второй такой же, затем третий и четвертый и все одинаковые, но один меньше другого, в виде пирамиды.

Широкая мраморная площадка над четвертым этажом окружена прелестной балюстрадой из белого мрамора, удивительно тонкой ажурной работы, все углы украшены башнями с мраморными же куполами.

В центре поставлен пятый мраморный саркофаг неописуемой красоты. На нем начертано имя Джигагира, сына Акбара. Раньше эта надпись была выложена драгоценными камнями, как нам сказал наш проводник мулла, но камни эти давно исчезли.

Великое имя Акбара, государя, царствовавшего в течение пятидесяти одного года и насадившего в Индии справедливость и процветание всех искусств так заполняет собою весь этот выстроенный им монумент, что обыкновенно путешественник почти не обращает внимания на могилы других князей, покоящихся в том же мавзолее.

Работы, которые он производит для блага и преуспевания своего народа, так грандиозны, что в Европе не смогут даже представить себе, что такое они представляют, можно привести пример: он провел в Индостане от Ганга до Инда широкую дорогу, обсаженную по бокам плодовыми деревьями. Через каждые две мили находился колодезь, а на каждом переходе караван-сарай, где путешественники получали за счет казны воду, рис и огонь.

Главным образом он искоренял мздоимство у губернаторов своих провинций, и многие из них понесли жестокое и примерное наказание.

Он хотел, чтобы правосудие было одинаково для всех, и чтобы самый последний из его подданных мог обратиться к нему лично и высказывать свои просьбы и жалобы.

Он установил лишь один-единственный налог, о котором до сих пор бесплодно мечтают многие дипломаты, налог только на землю, и распределил его пропорционально пространству и плодородию.

Память о нем сохранилась, как о лучшем государе Индии.

Выше я говорил о его сыне Джихангире, который покоится на вершине монумента, в том же саркофаге погребено и тело его жены, по этому поводу мулла, сопровождавший нас, рассказал нам предание о романтической любви Джихангира.

Молодая татарская девушка, родившаяся в пустыне от бедных, но благородных родителей, была еще в детстве привезена в Дели, где и выросла, хорошея с каждым днем, и, наконец, стала первой красавицей всего Индустана, так что ее начали называть Мир-Эль-Нисса, т. е. солнце.

Джихангир, бывший тогда еще наследным принцем, случайно увидел ее и прельстился ее красотою.

Молодая девушка к несчастью, еще в детстве была помолвлена с Шер-Афканом, генералом императорского войска, а помолвка, у индусов нерасторжима. К тому же и Акбар был решительно против этого брака.

Но после смерти отца, Джихангир, сейчас же по восшествии на престол, употребил все средства, чтобы удовлетворить свою преступную страсть.