В трущобах Индии - Жаколио Луи. Страница 14

Когда Ауджали подошел к носорогу, последний опустил голову и бросился в сторону, чтобы избежать натиска могущественного противника, но затем с необыкновенной быстротой повернулся к нему, пробуя всадить ему в живот свой ужасный рог. Слон-новичок попался бы на это, но Ауджали был старый боец, которого начальник королевских дрессировщиков в Майссури обучил всевозможным видам спорта и борьбы; сколько раз уже на больших празднествах, данных раджой, мерялся он силами с животными такого же рода, как и сегодняшний враг его, а потому ему прекрасно был известен единственный способ, к которому прибегает всегда носорог. Он с такою же быстротою, как и противник его, сделал полуоборот и повернулся к нему своей неуязвимой грудью, пробуя схватить его хоботом за рог, но носорог ловко увернулся от него и, повернув направо, попытался снова нанести ему удар в живот. Это погубило его… слон, повернув в противоположную сторону и не пытаясь больше схватить его за рог, что было невозможно при полутьме, царившей в гроте, нанес ему такой сильный удар задними ногами, что тот отскочил к скалам и растянулся там. Не успел еще побежденный подняться, как Ауджали подбежал к нему и клыками пригвоздил его к земле. Рассвирепев окончательно, он топтал ногами тело врага, пока последний не превратился в безжизненную и бесформенную массу.

Боб Барнет, вышедший наконец из своей тюрьмы, пробовал успокоить его ласковыми словами; удалось это ему только после продолжительных стараний, до того возбудилось битвой это обыкновенно доброе и приветливое животное. Слон совершил новый подвиг и не из самых ничтожных, который должен был прибавиться к длинному списку услуг, оказанных этим благородным животным своим хозяевам или вернее друзьям… последнее выражение мы находим вполне уместным, ибо человек во всем мире не найдет более преданного и верного себе существа, чем слон.

V

Не прошло и часа, как Боб Барнет, сидя на шее Ауджали, для которого было пустой игрой взбираться на самые крутые склоны, въезжал на плато озера Пантер в ту самую минуту, когда туда же подходили Сердар и Рама-Модели. У Сердара не хватило мужества делать упреки своему другу после того, что Боб рассказал ему; он был слишком счастлив тем, что вернулся друг, которого он считал потерянным, и тем, что Ауджали высказал столько ума в этом приключении.

— Теперь, когда мы снова вместе, — сказал он своим товарищам, — и нас ничто больше не задерживает здесь, мы должны подумать о том, чтобы не попасть в западню, которую англичане собираются нам расставить, о чем, к счастью, вовремя предупредил Рама.

— Что случилось? — спросил Барнет.

— То, чего мы должны были ожидать, — отвечал Сердар. — Английские власти Калькутты донесли о нас губернатору Цейлона, и последний собирается оцепить нас завтра на рассвете туземными войсками. Он очень ошибается, надеясь так легко захватить нас.

В эту минуту молодой Сами испустил крик ужаса; с испуганным взглядом с руками, протянутыми в сторону кустарников, которые росли по склону лощины, он стоял как окаменелый и не мог произнести ни единого слова, и между тем он был храбрый малый, иначе Сердар не принял бы его к себе.

— Что там такое? — спросил Сердар, более удивленный, чем встревоженный.

— Ну же, говори! — сказал Нариндра, тряся его за плечо.

— Там… там… ракшаза… — еле пролепетал бедняга.

В Индии, где вера в привидения и призраки мертвых мешает спать ночью людям низкой касты, суеверных по преимуществу, ракшаза играет почти такую же роль, какую играл в средние века «волк-оборотень» в деревнях Франции. Но так как воображение индусов сильнее нашего, то ракшаза в сто раз превосходит своего западного собрата; он не только бродит каждую ночь, нарушая покой людей, но принимает образы самых фантастических чудовищ и животных и крадет для собственного питания трупы умерших; он имеет кроме того власть менять свое тело на тело того, кого он хочет мучить, принуждая его бродить по джунглям и лесам в образе шакала, волка, змеи, а сам в это время, чтобы отдохнуть от бродячей жизни, принимает вид своей жертвы и селится в жилище несчастного вместе с его женой и детьми.

Верования эти разделяются всеми индусами, и лишь немногие из высших классов имеют настолько благоразумия, чтобы отказаться от этого суеверия.

— Ракшаза существует только в твоем бедном мозгу, — отвечал Нариндра, направляясь к чаще кустов и деревьев, указанных Сами.

Махрат был человек трезвый и с сильной волей, который, благодаря постоянному пребыванию с Сердаром, успел избавиться от глупых суеверий своей страны. Обойдя кусты и тщательно осмотрев все кругом, он вернулся через несколько минут обратно и сказал:

— Там ничего нет… тебе спать хочется, мой бедный Сами, ты вздремнул и тебе во сне что-нибудь представилось.

— Я не спал, Нариндра, — отвечал твердым, уверенным тоном молодой человек. — Сагиб рассказывал мистеру Барнету, что губернатор Цейлона хочет оцепить горы своими сипаями, когда ветки вот того кустарники раздвинулись и чудовищная голова, покрытая белыми полосами, показалась мне так же ясно, как я вижу тебя, Нариндра… Я не удержал крика, который ты услышал, и голова так же быстро исчезла, как и показалась.

Сердар стоял, задумавшись, и не произнося ни слова во время этого разговора.

— Не покрывают ли белыми полосами своего лица в некоторых случаях поклонники Кали, богини крови? — спросил он Раму-Модели, внимательно выслушав объяснения Сами.

— Да, покрывают, — ответил заговорщик пантер дрожащим голосом, потому что он, подобно своим соотечественникам, верил в привидения.

— В таком случае, — продолжал Сердар, не замечая, по-видимому, волнения Рамы, — если Сами видел действительно такую фигуру в кустах, это наверное был один из этих негодяев, которые только одни из всех индусов согласились предать своих братьев и служить англичанам.

— Сагиб ошибается. Никто из них не посмеет так близко подойти к Срахдану, особенно в такое время, когда луна освещает это плато, где светло, как днем… Сами видел ракшазу… Вот! Вот! — продолжал Рама сдавленным от страха голосом. — Смотри туда… вот там!

Все глаза обратились в ту сторону, куда указывал Рама и заметили скоро среди группы карликовых пальм, находившихся в пятидесяти метрах от них, на покатости плато, странную и кривляющуюся фигуру, всю испещренную белыми полосами и как бы с вызовом поглядывающую на авантюристов.

Сердар с быстротою молнии прицелился и, выстрелив, спокойно опустил свой карабин и сказал:

— Человек это или дьявол, он получил, что ему следует.

Несмотря на то, что страх приковал его к месту, Рама не мог удержаться от жеста, выражающего недоверие, и шепнул на ухо Сами, который стоял, прижавшись к нему:

— Это ракшаза и пули не вредят ему.

В это время Нариндра, который бросился посмотреть в чем дело, крикнул с бешенством и в то же время с разочарованием:

— Опять ничего!

— Быть не может! — воскликнул Сердар, переставший понимать что-либо. И он в сопровождении Боба Барнета бросился к махрату, который бегал по соседним рощам, забывая о том, какую неосторожность он делает.

Было полнолуние. Свет луны заливал всю верхушку Соманта-Кунта и на том склоне, который был обращен к Пуанту де Галль, их не только могли заметить с королевского форта, но достаточно было небольшой зрительной трубки, чтобы с точностью определить место, где они находились.

— Худо кончится все это, — вздохнул Рама, который вместе с молодым Сами предусмотрительно поместился под покровительством Ауджали. — Стрелять в ракшаза! Никто, даже самый могущественный в мире не должен шутить местью злых духов.

В ту минуту, когда оба белые и Нариндра собирались уже бросить свои поиски, они заметили вдруг, как из чащи бамбуков в каких-нибудь двадцати шагах от них выскочил голый туземец и побежал по направлению к равнине. Нариндра, заметивший его раньше других, бросился, не спрашивая ничьего совета, преследовать беглеца; спутники его пустились в свою очередь ему на помощь.