В трущобах Индии - Жаколио Луи. Страница 19

По лицу индуса пробежала улыбка недоверия, замеченная губернатором.

— Ты не веришь моим словам? — сказал последний.

— Сердара не так просто захватить, — отвечал индус.

— Я приказал как можно тщательнее охранять проходы и ему нельзя будет выбраться из джунглей. Он будет там одинаково бессилен, как и у нас в плену; все дело в том, чтобы он не был в состоянии присоединиться к революционерам на юге Индии до тех пор, пока генерал Говелак не подавил восстания. Не знаю, впрочем, зачем теряю я время в разговорах с тобой о таких вещах, которые тебя не касаются.

— Жду твоих повелений, Сагиб!

— Через сколько времени можешь ты доставить Сердара в Пуант де Галль?

— Мертвым или живым?

— О! Я не желаю больше повторения утренней сцены! К тому же с тех пор, как военный суд приговорил его к смертной казни, ты только исполнишь этот приговор.

— Понимаю. Мне нужно восемь дней для исполнения такого поручения.

— Срок вполне разумный и мне, следовательно, не долго придется ждать расплаты. Остается назначить цену, какую ты определишь в возмещение всевозможных затруднений и опасностей, которым ты подвергаешься.

— О! Опасности! — воскликнул негодяй презрительным тоном.

— И ты считаешь себя в силах помериться с таким человеком? Велика у тебя, однако, самонадеянность, нечего сказать! Если хочешь знать мое истинное мнение, то я заключаю с тобою условие лишь потому, что в случае удачи с твоей стороны ты окажешь нам большую услугу; на самом деле я так мало доверяю твоему успеху, что и двух пенни не дал бы за твою шкуру. Сегодня утром, например, не будь там моих сипаев, ты не увидел бы восхода солнца. Итак, сколько ты хочешь?

— Известна ли Сагибу цена, предложенная президентом Бенгальским?

— Да, восемьдесят тысяч рублей… двести тысяч франков. Мы не так богаты, как Индия, и эта премия…

— Пусть Сагиб успокоится, я не прошу денег… я прошу только разрешить мне и моим потомкам носить трость с золотым набалдашником.

— Ты честолюбив, Кишная!

Трость с золотым набалдашником имеет в Индии такое же значение, как орден Почетного Легиона во Франции; она дастся за серьезные заслуги, и лица, получившие ее, очень гордятся и не расстаются с эти отличием, как со своею тенью. Это местный орден и в той же мере, как степени Почетного Легиона узнаются по банту, так и степени трости узнаются по ее длине: вместо «кавалер», «офицер», «командир» и т.д. здесь говорят — «маленькая трость», «средняя трость», «большая трость с золотым набалдашником».

Не считайте этих слов за шутку с нашей стороны, но в этой стране, где социальные отличия имеют такую силу, нет ни одного индуса, который не согласился бы отдать половину своего состояния за право прогуляться с этой знаменитой тростью. В сущности я не нахожу особенного различия между тростью с золотым набалдашником и бантом; то и другое нечто иное, как пустая погремушка человеческого тщеславия, над которой все смеются и которой все добиваются. Раз мы находим смешным одно, потому не смеяться над другим.

В прежнее время властители Габона на берегу Африки украшали своих заслуженных офицеров крышками от коробок из под сардинок. Когда узнали об этом факте в Европе, то все там надрывались со смеху, не замечая, что единственное различие между орденами властителей Габона и украшенными бриллиантами орденами наших властителей Европы заключаются в том, что последние можно заложить в ломбард, тогда как за первые ничего не дадут под залог. Если вы, читатель, можете мне указать какое-либо другое различие между этими двумя предметами, я буду очень счастлив узнать его. А пока вы найдете его, король мыса Лопец будет продолжать в той же степени гордиться своей крышкой от коробки сардинок, как и Македонский король своей бриллиантовой звездой.

Ничего, следовательно, нет удивительного в том, если шпион Кишная предпочел деньгам трость с золотым набалдашником, которая считалась высочайшим отличием, какое можно было только доставить человеку в его стране. Я, быть может, удивлю вас, если скажу вам, что французские губернаторы в Пондишери, унаследовавшие право прежних раджей давать эту награду, так скупы на этот счет, что при населении в полмиллиона жителей вы найдете только двух-трех индусов, получивших право носить трость с золотым набалдашником, тогда как на то же количество населения вы найдете во Франции более двухсот кавалеров ордена Почетного Легиона.

Как видите теперь, Кишная требовал очень высокой награды, такой высокой, что сэр Вильям даже колебался несколько минут, назначить ему ее или нет. Но арест Сердара заслуживал такой награды и постыдный торг был заключен.

В последующие за этим восемь дней шпион должен был доставить Сердара живым или мертвым.

— Сколько сипаев дать тебе в твое распоряжение? — спросил его губернатор.

— Мне никого не нужно, — отвечал негодяи с гордостью, — я отослал прочь даже людей своей касты, которые сопровождали меняю. Я могу успеть только, когда буду один… совершенно один.

— Это твое дело. Если ты успеешь в этом деле, ты получишь, могу тебя заверить, не только обещанное отличие, но правительство королевы сумеет вознаградить тебя за твою услугу.

И, сказав это, сэр Вильям встал со своего места, показывая этим, что аудиенция окончена. Туземец повторил «шактангу», род приветствия, означающего на индусском языке «повержение к стопам шести», потому что в таком положении прикасаются к полу или земле две ступни ног, два колена и два локтя.

— Еще одно слово, Сагиб, — сказал Кишная, подымаясь, — я могу успеть только в том случае, если оба прохода в «Долину трупов» будут тщательно оберегаться солдатами, которые не должны выпускать оттуда Сердара и его товарищей.

— Я, кажется, уже говорил тебе, что им не позволят выйти оттуда.

Туземец удалился, опьяненный радостью и гордостью. Начальник касты душителей в Бунделькунде и Марваре, он был схвачен однажды в ту минуту в окрестностях Бомбея, когда вместе с друзьями-сектантами приносил кровавую жертву богине Кали, и присужден со многими из своих товарищей к пожизненной каторге. Когда началось великое восстание в Бенгалии, он предложил свои услуги губернатору Бомбея, который отказался сначала от них из боязни, чтобы негодяи не воспользовались своей свободой и не подговорили весь юг Индостана, то есть весь древний Декан, принадлежащий Франции при Дюплексе, перейти на сторону революции; но скоро подвиги Сердара и быстрые успехи его на юге понудили его прибегнуть к крайним мерам, и он вступил в переговоры с Кишнаей, выпустил его на свободу и с ним его приверженцев. Предводитель душителей бросился по следам авантюриста; день изо дня преследуя его, донес он англичанам об отряде махратов, оставленном Сердаром в пещерах Эллора, и наконец, появившись вслед за ним на острове Цейлоне, устроил ему засаду и настолько удачную, что если бы ни Рама-Модели, так быстро организовавший побег, англичане навсегда избавились бы от самого ловкого и непримиримого врага.

Кишная не принадлежал, как видите, к числу обыкновенных преступников, которыми можно пренебрегать: способный на самые отважные поступки, как большинство людей его касты, он отличался кроме того бесспорным мужеством и поразительной ловкостью. Изучивший до тонкости все хитрости, которыми в течение целых столетий пользовались его соплеменники, чтобы завлечь свои жертвы в расставленные ими западни, он был самым ужасным противником, какого только могли придумать для Сердара, особенно после пробудившейся в нем надежды вернуться в свое селение с высшим знаком отличия, какой только мог быть дарован туземцу.

Выйдя от губернатора, Кишная медленным шагом направился к базару, наводненному в эту минуту огромным количеством солдат и офицеров, прибывших накануне с пароходами, и проходя мимо малабара, предлагавшего покупателям меха ягуаров и черных пантер, которые так дорого ценятся на Цейлоне, сделал ему едва заметный знак и как ни в чем не бывало продолжал идти дальше.

Продавец тотчас же подозвал мальчика, стоявшего подле него и, поручив ему товар, догнал Кишнаю и оба скоро затерялись среди извилистой части туземного города.