В трущобах Индии - Жаколио Луи. Страница 17

VI

Мы должны сказать, что Сердар не смотрел с таким хладнокровием на предшествовавшую трагедию, как Барнет, придававший всему комическую окраску. Накануне Сердар хладнокровно встретился бы со смертью, несмотря на сожаление, какое принесла бы ему гибель дела, которому он посвятил всю свою жизнь. Да разве голова его не служила ставкой в той игре, которую он играл и проиграл теперь?.. Но после свидания с молодым Эдуардом Кемпуэллом он сделался совсем другим человеком. Какие же это были приятные или тяжелые воспоминания, веселые или грустные, которые заставляли его с таким отчаянием цепляться за жизнь, чего раньше он не испытывал?.. Какие таинственные узы привязанности, родства, быть может, могли соединить его с матерью молодого англичанина, чтобы в несколько секунд, при одном воспоминании о ней, толстый слой ненависти, покрывавший его сердце, вдруг растаял под наплывом нежного чувства.

Да, действительно, имя Дианы де Монмор было каким-то могущественным талисманом, если ненавистное ему до сих пор имя Кемпуэлла, которое он не произносил иначе, как с презрением, до того изменилось в его глазах, что он даже не сомневался в его невинности. «Диана не могла бы соединить своей судьбы с человеком, способным на такие преступления», и этого было достаточно, чтобы уничтожить зловещий характер того факта, что во время избиения человек этот был старшим комендантом крепости Гоурдвар-Сикри.

И теперь у него не было никакой другой цели, никакой другой мысли, кроме желания бежать при помощи своих друзей, чтобы спасти того, которого еще вчера он готов был расстрелять без всякой пощады.

Дверь тюрьмы раскрылась и осужденные вышли, высоко подняв голову и без малейшего, по-видимому, волнения. Барнет курил с наслаждением, бормоча про себя:

— Удивительно, право! Последняя сигара всегда кажется наилучшей!

Сердар окинул быстрым взглядом толпу, и лицо его осветилось едва заметной мимолетной улыбкой. Туземные сингалезы, живущие в Пуанте де Галль, были буквально залиты волнами малабарцев, которые пришли сюда вместе со своими семьями. Все случилось так быстро, что туземные жители, живущие в деревнях, не успели прибыть в город. Эспланада, на которой выстроили эшафот с тремя виселицами, находилась всего в трехстах метрах от тюрьмы и два батальона солдат-сипаев, составлявших весь гарнизон города, с трудом удерживали напиравшую к месту казни толпу.

Три английских парохода, приехавших накануне, были сплошь покрыты зрителями и все реи их буквально увешаны кистями из человеческих тел. Все это общество видимо старалось разместиться таким образом, чтобы ничего не потерять из предстоящего зрелища, тем более, что суда стояли на якоре всего в 240 саженях от берега. На французском пакетботе было зато совсем пусто и флаг его спущен.

— God bless me! — воскликнул Барнет, заметив, какое небольшое пространство отделяет его от места казни. — Я не успею докурить своей сигары.

Пленники не были связаны… где же было им бежать, когда они со всех сторон были окружены сипаями… им даже разрешили идти вольным шагом.

В ту минуту, когда они выходили из тюрьмы, кто-то шепнул Сердару на ухо:

— Идите медленно, мы готовы.

Он пробовал дать себе отчет, кто мог шепнуть ему такой совет… кругом него никого не было, кроме бесстрастных сипаев.

Двигаясь вперед, Сердар к великому удовольствию своему заметил, что женщины и дети попадаются реже и эшафот окружен одними только мужчинами.

Не понимая еще, какой план задуман его друзьями, он все же догадывался, что такое распределение должно до значительной степени облегчить его исполнение.

На террасе губернаторского дворца собралось множество офицеров, чиновников и дам в нарядных туалетах, которые, несмотря на ранний утренний час, жаждали увидеть, как умрет знаменитый Сердар, подвиги которого занимали всю Индию.

Знаменитый генерал Говелак, похищение которого было задумано Сердаром и должно было совершиться в Мадрасе, сидел рядом с губернатором и держал бинокль, чтобы лучше рассмотреть противника, с которым они приехали сражаться и который должен был кончить свою жизнь виселицей, как обыкновенный преступник.

Несколько англичан, приехавших из своих вилл, распорядилось, чтобы кареты их стояли по возможности ближе к линии сипаев, желая вполне насладиться приятным зрелищем. Великолепный белый слон, покрытый богатой попоной, с охотничьим хаудаком и корнаком на спине, стоял подле них, приготовленный, разумеется, для охоты на черную пантеру, куда приехавшие англичане собирались отправиться по окончании казни. Таково было, по крайней мере, всеобщее предположение, внушенное присутствием красивого животного.

Продолжая идти к месту казни, Сердар всматривался в лица и заметил, что большинство смотрят на него с ободряющим видом, а между тем никто не двигается с места, и он начинал уже спрашивать себя, не парализованы ли намерения его друзей воинствующей обстановкой, устроенной по распоряжению губернатора. Напрасно присматривался он к расстоянию, отделяющему его от эшафота, он все же не понимал, почему спасители его медлят и ждут, пока пленники приблизятся к экспланаде, уставленной двумя батальонами сипаев.

По мере того, как уменьшалось расстояние, тревога все больше и больше сжимала его сердце, лицо покрывалось каплями холодного пота, нервы как бы начинали судорожно подергиваться и ему приходилось употреблять всю силу своей энергии, чтобы идти спокойно… В мужестве его не могло быть никакого сомнения, но он не хотел умирать теперь… Погибни он во время бесчисленных стычек с англичанами, это было бы естественным явлением войны… и затем… вот уже двадцать лет, как завеса прошлого скрыла его воспоминания, но теперь… не лежит ли на нем обязанность великого долга?.. Переживет ли Диана смерть своих детей? Невинен этот человек или виновен, не должен ли он его спасти? Не налагает ли на него эту законную обязанность прошлое?.. И железный человек этот, который во всякое другое время шел бы на казнь, как на последний подвиг, видя теперь свою беспомощность, чувствовал, что ноги его дрожат, а глаза заволакиваются слезами, тогда как Барнет, продолжая курить сигару, посылал в лицо сипаям, пораженным его дерзким видом, душистые клубы дыма коренгийской сигары.

Нариндра был фаталист, «что должно случиться, то случится»; он даже не упрекал себя в том, что неосторожное преследование его было причиной гибели его друзей: это было написано в книге судеб и судьба его исполнялась, а потому он никого не обвинял и не позировал перед смертью, как Барнет.

Еще несколько шагов и железный круг, образованный штыками сипаев, должен был сомкнуться за пленниками, когда тот же голос снова шепнул на ухо Сердару:

— Пусть Сердар предупредит своих друзей! Прыгайте на слона и бегите к горе!

Сердар бросил взгляд кругом себя… ни одного малабара не было вблизи него, который мог бы это сказать ему. Неужели кто-нибудь из сипаев был подкуплен? Но он не останавливался долго на этой мысли и поспешно повторил Бобу по-французски только что сказанные ему слова, уверенный, что никто из присутствующих не поймет его.

Это сообщение произвело страшное впечатление на янки… лицо его побагровело от внезапного прилива крови к мозгу и в течение нескольких секунд можно было подумать, что с ним случится апоплексический удар.

— Спокойствие и хладнокровие! — сказал ему Сердар.

Оставалось всего несколько шагов до того места, где стоял слон, мимо которого должны были непременно пройти пленники, когда тот, как по внезапному капризу, стал на дыбы, брыкнул ногами и двинулся назад, а затем, поравнявшись с пленниками, упал вдруг на колени. Пленникам ничего больше не оставалось, как прыгнуть в хаудах, и чтобы облегчить им эту операцию, толпа малабаров, густо сплотившаяся в этом месте, хлынула влево, испуская громкие крики, как бы испуганная слоном, и увлекая за собой пикет сипаев в противоположную сторону от пленников.