Остров мёртвых - Желязны Роджер Джозеф. Страница 15

Я сделал пару витков, любуясь планетой и мастерством тех, кто еe благоустраивал. По-прежнему я не мог найти ни одной режущей глаз детали. Я учился и всегда буду учиться у пеайнцев всему, что касается искусства.

Внезапно нахлынули воспоминания о тех далeких счастливых днях, когда я ещe не был богат и знаменит, и поэтому никто не испытывал ко мне ненависти.

Население всей планеты численностью не превышало и миллиона. Вероятно, я мог бы затеряться там, внизу, как уже было однажды и провести на Мегапее остаток своих дней. Но я знал, что не стану этого делать. По крайней мере, сейчас. Но как иногда приятно помечтать!

На исходе второго витка я вошeл в атмосферу и вскоре вокруг меня запел рассекаемый моим кораблeм воздух, а небо из цвета индиго превратилось сначала в фиолетовое, затем — в тeмно-лазурное. Здесь, на границе реальности и небытия, парили лeгкие облака.

Я посадил «Модель-Т» прямо во дворе дома Марлинга. Заперев люк, я с небольшим чемоданчиком зашагал в направлении башни. Путь предстоял неблизкий — до башни было больше мили.

Я шeл по знакомой дороге, что петляла в тени раскидистых деревьев, и тихонько насвистывал что-то себе под нос. То и дело мой свист подхватывала какая-нибудь птаха. Я чувствовал дыхание моря, хотя самого моря отсюда ещe не было видно. Всe было таким же, как и много лет назад, когда я поставил перед собой, казалось, неразрешимую задачу и вступил в схватку с богами, надеясь обрести забвение, а нашeл нечто совсем иное…

Воспоминания, словно слайды в демонстрационном аппарате, одно за другим вспыхивали в моeм мозгу, когда я невольно бросал взгляд то на поросший мхом валун, то на гигантское партоновое дерево. Вот на глаза мне попался криббл — животное размером с пони, похожее на бледно-лиловую собаку с длинными ресницами и короной из розовых перьев — который при моeм приближении испуганно умчался… Потом я заметил парус желтоватого цвета, а вслед за ним показалось и море.

Чуть позже я увидел и саму башню — массивную, суровую, белую, словно зуб, и страшно древнюю — гораздо старше меня самого… Она словно дышала спокойствием, вознося высоко свои стены над залитым ярким солнечным светом спокойными водами небольшой бухты.

Преодолев бегом последние сто ярдов, я постучал в решeтку ворот под аркой, что вела в небольшой внутренний дворик.

Минуты через две показался незнакомый мне молодой пейанец, который остановился у ворот, разглядывая меня. Я обратился к нему по-пейански:

— Меня зовут Фрэнсис Сандау. Я пришeл, чтобы повидать Дра Марлинга.

Услышав это, юноша отворил ворота и впустил меня внутрь, но по пейанскому обычаю не проронил ни слова, пока я не вошeл в дом.

— Добро пожаловать, Дра Сандау, — произнeс он наконец, — Дра Марлинг примет вас, как только колокол известит о начале прилива. Позвольте показать вашу комнату. Я сейчас принесу вам туда еду и освежающие напитки.

Поблагодарив его, я последовал за ним по винтовой лестнице.

В комнате, что была предоставлена в моe распоряжение, я немного подкрепился. До прилива оставалось ещe не меньше часа, поэтому я закурил сигарету и стал смотреть на океан сквозь широкое низкое окно, рядом с которым стояла кровать. Подоконник, на который я облокотился, был сделан из неизвестного мне материала, который обладал большей прочностью, чем даже металлизированный пластик.

Довольно странный образ жизни, скажете вы? И это, чeрт возьми, та самая раса, для которой практически нет ничего невозможного? А это тот самый Марлинг, что создал столько миров? Невероятно, но это так. Марлинг мог бы стать богаче меня и Бейнера вместе взятых, и помноженных на десять, если бы только захотел. Однако он предпочeл башню на крутом берегу моря, решив жить здесь до самой смерти, которая была уже не за горами. Я не собираюсь выводить из этого какую-то мораль, рассуждая, например, о стремлении избежать контактов с представителями сверхцивилизаций, наводнивших Галактику, об отвращении к обществу любых других существ, не исключая и своих соплеменников — всякое объяснение будет слишком примитивно и неполно. Марлинг жил здесь, потому что ему хотелось здесь жить — и больше мне нечего сказать. При всeм при том, мы с ним были родственными душами, различны были лишь размеры наших убежищ. Марлинг сразу же понял это, хотя я до сих пор не могу понять, как он определил, что огонeк Силы тлеет где-то в душе несчастного чужака, постучавшего в ворота его башни много веков тому назад.

Устав от скитаний, испугавшись необъятности Времени, я отправился за советом к древнейшей расе во всей галактике. Страх, завладевший мной в ту пору, не поддаeтся описанию. Вряд ли вам ведомо это чувство — видеть как всe вокруг умирает. Вот что привело меня на Мегапею. Однако, не пора ли мне рассказать вам немного о себе? А почему бы и нет? Пока я дожидаюсь прилива, вполне можно восполнить этот пробел.

Я родился на планете Земля в середине двадцатого века. Это был период в истории человеческой расы, когда люди отбросили многие табу и традиции, некоторое время веселились вовсю, а потом вдруг обнаружили, что особых причин для радости нет — человек был так же смертен, как и прежде, и перед ним всe ещe стояли старые проблемы жизни и смерти, осложнeнные ещe и тем, что Мальтус всe же оказался прав. Я оставил колледж в конце второго курса и записался в армию. Вместе со мной воевать отправился и мой младший брат, только что закончивший школу. Так я впервые оказался на берегу Токийского Залива. Потом я вернулся в колледж, чтобы получить диплом инженера, но вскоре решил, что выбор сделан мной неверно, и перешeл на медицинский факультет. Потом увлeкся биологией, получил степень доктора, специализируясь в области экологии. Мне было двадцать шесть лет, шeл 1991 год. Отец мой умер, мать снова вышла замуж. Я влюбился, сделал предложение, получил отказ, после чего отправился в одну из самых первых межзвeздных экспедиций. Мне помогло то, что имел несколько специальностей. Путешествие длилось около ста лет, но экипаж всe время находился в анабиозе. Наконец, мы достигли одной из планет Бартона и начали создавать колонию. Но не прошло и года, как меня поразила местная болезнь, против которой наши лекарства были бессильны. Тут меня вновь погрузили в анабиоз до тех пор, пока не найдeтся средство от этой болезни. Разморозили меня через двадцать два года. К тому времени на планету прибыли ещe восемь транспортов с колонистами и вокруг возник совершенно новый мир. В тот же год прибыли ещe четыре больших корабля, но из них на планете остались лишь два. Остальным предстоял полeт к ещe более отдалeнной звезде, где предполагалось основать колонию. Я полетел на одном из этих кораблей, заменив колониста, который решил, что ему хватит за глаза и одного путешествия. Другой такой возможности могло и не представиться, а поскольку я не мог вспомнить даже лица, не то что имени, той девушки, что побудила меня ввязаться в эту авантюру, то желание моe было продиктовано, как мне кажется, только лишь любопытством и ещe тем, что эта планета была уже укрощена, а я не принимал в этом никакого участия. Через более чем столетие холодного небытия мы высадились на намеченной планете, и место это мне совсем не понравилось. Поэтому, проведя там всего лишь восемь месяцев, я попросился в экспедицию к ещe более отдалeнной звезде и отправился к Бифросту, которому в случае успешного завершения нашего полeта предстояло стать самым отдалeнным форпостом человечества. Этот перелeт длился 276 лет. Бифрост оказался мрачным и неприветливым, он напугал меня. Я стал догадываться, что колониста, скорее всего, из меня не выйдет. Я тут же отправился в ещe одну экспедицию, но было слишком поздно. Неожиданно выяснилось, что люди уже расселились повсюду, установили контакт с другими разумными расами, так как межзвeздные перелeты стали занимать недели и месяцы, а не столетия, как прежде. Смешно? Мне тоже так сперва показалось. Я решил, что всe это — какой-то грандиозный розыгрыш. Потом мне сообщили, что я, по всей видимости, оказался самым старым представителем человеческой расы и, похоже, единственным человеком из ныне живущих, который родился в двадцатом веке. Они рассказывали мне о Земле, показывали еe фотографии. Мне уже было совсем не до смеха, поскольку Земля стала абсолютно иным миром, и я вдруг остро почувствовал своe одиночество. Всe, что я изучал в школе и колледже, было уже давно забытым анахронизмом. Что же я сделал? Решил слетать на Землю и увидеть всe своими глазами. Я вернулся в школу, обнаружив, что не утратил прежних способностей. Однако, страх не покидал меня ни на минуту. Я чувствовал себя не в своей тарелке. И тогда я впервые услышал о расе, которая могла бы помочь мне обрести опору в жизни, найти себя в том странном мире, куда забросило меня течение времени, о расе, способной избавить меня от чувства, что я — последний житель Атлантиды, бредущий по Бродвею. Я узнал о пейанцах, в те времена только открытой расе, для которых все чудеса Земли двадцать седьмого века — не исключая и достижений медицины, добавившей человеку пару лишних веков жизни — были давно пройденным этапом. И я в полубезумном состоянии прилетел на Мегапею, подошeл к первой попавшейся башне, постучал в ворота и попросил вышедшего на стук пейанца: