Большая лагуна - Жемайтис Сергей Георгиевич. Страница 11

Отправив утреннюю сводку Чаури Сингху, я позавтракал, затем принял донесения от Геры. За час дельфины обследовали большой участок вокруг островка.

Гера докладывала:

— С запада, где рифы в новолуние показываются из моря, на ветвях кораллов и на дне лежит много мертвых рыб-попугаев, две черепахи, шесть песчаных акул. Одну рыбу я принесла тебе, как ты просил.

Неподвижный, поблекший попугай лежал на второй ступеньке бетонного трапа. Я взял его, чтобы отнести, заморозить и отправить на Центральный пост для анализа.

— Что ты можешь сказать по этому поводу? — спросил я.

— Вся рыба, моллюски, морские черви непригодны для еды к западу от острова.

— Чем они отравились?

— Водорослями, похожими на икринки. И ты, Ив, не ешь такую рыбу. С тобой может случиться то же, что и с попугаем.

Я согласился с предостережением Геры и посоветовал особенно присматривать за Пуффи.

— Ему запрещено есть все, что он добудет сам, — ответила Гера и спросила: — Ты не находишь, что здесь оставаться опасно? Протей — сын Протея считает, что тебе и нам надо уплыть дальше от берега, там нет ядовитых водорослей.

Я ответил, что разделяю их опасения, им действительно следует плыть за Барьерный риф и ждать там, пока мы справимся с водорослями. Я же не в такой опасности, потому что нахожусь на берегу и могу без особой нужды не погружаться в воду.

Гера закончила наш разговор глубокомысленной фразой:

— Вода объемлет все, везде проникает.

С этим нельзя было не согласиться.

Дельфины издали прощальный свист и поплыли к далекому Барьерному рифу. Впереди плыли Гера и Хох, затем мчался Пуффи в окружении матери, тетки и деда Протея — сына Протея.

Я помахал им вслед, пожелав счастливого плавания. Предостережения Геры на мой счет тогда показались мне не особенно обоснованными: синезеленые водоросли появились не сегодня и пока еще не оказывали вредного воздействия на людей.

Я долго стоял на причале, провожая взглядом семейство Геры. Я сильно привязался к этим удивительным созданиям — умным, лишенным чувства зависти, незлобивым, преданным, готовым пожертвовать за вас своей жизнью и ничего не требующим взамен. Теперь целую неделю до конца моего дежурства мне придется пребывать в одиночестве. Все же я остался доволен, что уберег своих друзей от опасности. За Барьерным рифом синезеленые водоросли еще не появлялись, океанский прибой не дает им и носа показать из лабиринта рифов.

День только начинался, и у меня накопилось немало дел. В семь тридцать дежурный лаборант выпускает из гаража биокомбайны, они работают самостоятельно: забирают насосами воду и процеживают ее через сита, оставляя хлореллу и, конечно, какую-то долю синезеленой водоросли, которую пока мы не умеем отделять, но пищевики уже научились нейтрализовать вредные примеси, и наша хлорелла идет на изготовление бесчисленного множества продуктов питания. Я только что позавтракал бифштексом из хлореллы с гарниром из морской спаржи.

В управляющее устройство одного из комбайнов я заложил программу на извлечение только синезеленых водорослей. Фотоэлементы реагируют на цвет водоросли и включают насосы на сильно зараженном участке. К следующей вахте прибудут сюда еще три специальных комбайна. Все же так нам не решить проблемы: синезеленая водоросль размножается быстрей хлореллы, истощает верхние горизонты воды.

Десять белых комбайнов вышли из распахнутых дверей гаража, выстроились уступом и приступили к работе. В гараже находится еще катер-рефрижератор, его назначение — принимать от комбайнов брикеты хлореллы, замораживать их, затем, когда трюмы заполнятся, сдавать продукцию в склад-рефрижератор на берегу за лабораторией. У плавучего холодильника довольно старой модели что-то неладно с программным устройством; вчера в середине дня раздался сигнал тревоги — зазвонил колокол громкого боя на причале. Вначале я подумал, что опять озорник Пуффи вызывает меня поиграть в салочки. На этот раз звонил Хох: всю поверхность воды возле острова покрывали ящики с брикетами хлореллы. Дельфины быстро собрали брикеты, не дав им утонуть. Остальную часть дня мне пришлось работать на катере, заменяя испорченный автомат. Сегодня мне также придется стоять у штурвала, нажимать на кнопки и поворачивать рычажки на панели ручного управления; видимо, ребята из Института холодильной техники, проектируя эту модель, заранее предвидели недолговечность автоматики. Надо будет вечером сообщить им подтверждение их далеко идущего предвидения.

Пока бункера комбайнов потребуют разгрузки, должно пройти не менее часа, за это время мне нужно отправить мертвого попугая Чаури Сингху. Я оглядел жаркое небо. Где-то в недосягаемой для взгляда вышине прорычал межконтинентальный лайнер, низко и очень медленно пролетел туристский аэробус, пестрый, как театральная афиша. В сторону Лусинды пролетели две авиетки метеорологов. Наконец я увидел, как прямо на станцию спикировал спортивный биплан и благополучно плюхнулся возле причала. В нем сидели два обгоревших на солнце парня. Они улыбались, глядя на меня. Их взгляды спрашивали: «Как, ловко мы приводнились?».

— Откуда, ребята? — спросил я по-русски.

— Саратовские мы, — ответили они разом и раскатисто захохотали.

И я не мог не рассмеяться, глядя на эти счастливые физиономии.

— Мы туристы, — сказал один.

— Нам бы до Лусинды добраться, — в тон ему добавил второй, — а там сдадим эту этажерку — и на ракете домой. Завтра занятия начинаются.

Ребята оказались студентами технологического института (строительные пластмассы). Они оставили свой дурашливый тон, как только я объяснил им обстановку, и немедленно согласились доставить попугая Чаури Сингху, тем более что они только что были у него — осматривали аквариум.

Володя и Серж попросили только напоить их. Прихватив несколько банок сока, они снялись и взяли курс на пристанище нашего инспектора.

Комбайны, сохраняя строй и дистанцию, двигались на мои остров, издавая низкий, протяжный рев и тем оповещая, что пора приступать к разгрузке.

Последние дни я устал, трудясь над своей работой о кольчатых червях, и сидение под тентом в бамбуковом кресле напоминало мне плавание на «Золотой корифене». Размечтавшись, я чуть было не вывалил целый бункер брикетов в воду. Надо внимательней наблюдать за сигналами с комбайнов, а не то придется останавливать всю флотилию и одному вылавливать сотню-другую пластиковых ящиков. Скоро я сосредоточился настолько, что несложные манипуляции с кнопками стал выполнять, как заправский автомат.

На катере находился старенький видеофон, и я вызвал Костю. На экране появилось туманное изображение, отдаленно напоминающее моего друга.

Костя обрадовался:

— Как хорошо, что ты позвонил!..

Я стал было ему рассказывать о своих бедствиях, да он перебил:

— Мне бы твои заботы! Океан разберется. Попугаев, наверное, уже съели крабы, и все опять на дне по-старому. У нас…

Костина станция находится в двухстах милях к юго-востоку, где нет еще синезеленой водоросли, и, может быть, она там и не появится, так как не любит большую глубину и неспокойное море. На попечении Кости и Антона Федорова находится большая плантация бурых водорослей, из них получают альгинат натрия, который используется в пищевой промышленности. Его применяют при замораживании и обезвоживании продуктов, для быстрого приготовления пудингов, мороженого, пива, смесей для кексов, приправ к холодным блюдам и еще в сотне-другой случаев кулинарной практики. Костя и Антон хотят еще более увеличить значение своих водорослей, создать новый вид, приносящий плоды.

— У нас опять провал, — сказал Костя, — тридцать первый посев дал сто тысяч уродов! Даже нет и намека на плоды. Сейчас Антон еще раз меняет генетический код. Что-то будет! По нашим расчетам, в плодах должно содержаться до восьмидесяти процентов белка. Если нам удастся этого добиться, то вашу хлореллу придется извлекать из морей, как синезеленку.

Тогда мне не приходило в голову, что их работа может иметь неоценимое значение, я видел только, как изменился Костя. Я не стал с ним спорить. Явно мой друг нуждался в особенно бережном отношении. Надо было отвлечь его от изнуряющих мыслей, и я, придав своему голосу как можно больше теплоты и участия, сказал: