Большая лагуна - Жемайтис Сергей Георгиевич. Страница 13

Мы дружески простились.

Совсем неплохой парень этот Эберт.

В лаборатории, здесь, на острове, я пользуюсь портативным микроскопом. «Великий всевидец», увеличивающий в миллион раз, есть только на Центральном посту, меня пока устраивает и моя «малютка», увеличение в триста тысяч вполне достаточно для моих целей. Еще на Плавающем острове я думал над загадкой консервативности некоторых видов животных и растений. Почему не изменились за сотни миллионов лет памакантус, кораллы, морские губки и еще множество других животных, населяющих океан? Или они закончили процесс развития на данной стадии, великолепно приспособившись к окружающей среде, или прожили лишь еще незначительную часть времени, отведенного им природой; тогда в ближайшие десять миллионов лет они наверстают упущенное, и будем надеяться, что человек сможет пройти через такую даль времен и увидит, как из этих сравнительно простых форм разовьются удивительные создания, недоступные представлениям даже современных фантастов.

Я размечтался, глядя на пульсирующую клетку перьевидного морского червя. Ведь стоит только изменить ее генетический код, и может начаться необратимый процесс развития — что-то похожее получилось с морскими звездами, давшими тигровку. Я не могу себе этого позволить: подобные опыты запрещены законом, только в нескольких лабораториях они проводятся в строгой изоляции от окружающей среды. Я подумал: что, если тигровую звезду создал студент-шестикурсник, просто небрежным жестом выплеснув в море кусочек морской звезды, подвергшейся жестким облучениям?..

Работа сегодня совсем не шла на ум, как я ни пытался углубиться в тему. Я сделал несколько срезов тканей морского червя, подошел к аквариуму. Вид частички Лагуны, заключенной в стекло, всегда успокаивал, служил для меня катализатором мыслей. В прошлом году, вернувшись в Москву, я долго не мог прийти в рабочую форму и не понимал, в чем причина, хотя чувствовал себя прекрасно. Костя надоумил меня:

«Постарайся превратить свою конуру в имитацию островной лаборатории и главное — сооруди аквариум».

Как он оказался прав!..

В аквариуме суетилась стайка изумрудных рифовых рыбок, цвели анемоны и морские лилии, по песчаному дну ковылял пестро окрашенный редчайший экземпляр рака, на камне дремал розовый бычок с отделкой из оранжевых кружев. И все это — на фоне пунцовых и фиолетовых кораллов и редких по форме и окраске водорослей. Среди них были и синезеленые, только в этом замкнутом мирке они занимали очень скромное место и не проявляли тенденций к агрессии.

«Видимо, все зависит от условий, — размышлял я. — На севере появилось вдруг множество леммингов, почти исчезнувших за последние сто лет, в средней полосе — нашествие бабочек непарного шелкопряда, плодожорки…»

Часы пробили двенадцать — пора второго завтрака Еду я готовлю с вечера. В термосах — котлета из хлореллы, желе, кофе. За едой, как всегда, смотрю «Хронику мировых событий». Впервые показали космический корабль «Земля», предназначенный для рейсовых полетов на Марс. Скоро он начнет летные испытания. Наш Антон включен в состав его экипажа и через несколько дней отправится на Лунный космодром. Поражали размеры «Земли» и оригинальность ее конструкции, что объясняется запуском «Земли» с Лунного космодрома. «Земле» не надо пробивать атмосферу, и потому дискообразная форма наиболее выгодна для полета к Марс и спуску в разреженной атмосфере. Затем демонстрировалось интервью космоботаников с «Сириуса-2». Среди маститых ученых вначале как-то несерьезно выглядело' милое лицо Веры, зато, когда ей предоставили слове впечатление мгновенно изменилось. Вера привела очень убедительные доводы причин гибели растений космической оранжереи на «Сириусе». Она горячая сторонница идеи Карло Понти; ей удалось из синезеленой водоросли выделить вещества, тормозящие рост и развитие клеток. Все же сколько у нее и у Карла Понти противников! С каким сарказмом отозвался о ее антивитамине академик Жукризон:

— Слишком поспешные выводы, мадемуазель. Неужели вы думаете, что прежде никому не приходила в голову такая простая мысль?

— Возможно, — ответила Вера, — только по каким-то причинам она там надолго задержалась.

Надо было видеть, как коллеги Жукризона строили гримасы, борясь с ехидными улыбками!

Затем в течение десяти минут показывали способы борьбы с синезеленой водорослью и в заключение продемонстрировали колонию этих растений на камнях лунного кратера, возле трещины, через которую из недр просачиваются водяные пары и углекислый газ.

Диктор говорил:

— Вездесущее растение! Как оно попало на Луну? Нам известно, какой строгий карантин проходят все при посещении нашего спутника. Пока шла дискуссия среди ученых о заселении Луны земными растениями, синезеленая водоросль приступила к делу. Теперь вопрос времени, когда на смену водорослям придут мхи, лишайники, возникнет атмосфера, и по мере уплотнения лунной атмосферы можно будет засеивать лунные кратеры травами альпийских лугов, кустарниками, переселить и высокогорных животных. И тогда человек, наш далекий потомок, сможет наконец снять с себя скафандр на планете, пригодной для жизни. Вероятно, создание атмосферы на Луне займет не менее десяти тысяч лет, хотя прогресс науки и, как следствие, технические революции смогут внести резкие коррективы…

Затрезвонил на причале колокол громкого боя. Я подумал, что заглянул кто-либо из дельфинов, обитающих на соседних участках.

Каково же было мое удивление, когда я увидел около причала Хоха, а рядом Геру и Нинон, поддерживающих плавниками Пуффи. Вода вокруг порозовела от крови.

Я поместил раненого в небольшой бассейн под крышей, служивший лечебницей для моих дельфинов. У Пуффи рана на боку и содрана кожа на голове. Он доверчиво глядел на меня, стонал и плакал от боли. Пришлось сделать ему обезболивающие уколы. Рана оказалась неглубокой. Обработав, я зашил ее и наложил резиновый пластырь, ссадину на голове смазал пастой Иванова; она смывается только спиртом и надежно изолирует поврежденный участок кожи. Пуффи можно было отдать на попечение взрослых, но я решил его подержать сутки под наблюдением. Пуффи после уколов затих на мягкой подстилке. Я поспешил к причалу, чтобы успокоить дельфинов, но там застал только одну Нинон. И она осталась, как выяснилось, не потому, что особенно тревожилась за сына, а только чтобы предупредить меня, что вблизи появились три большие белые акулы и сейчас все ее родичи, а также дельфины с двух соседних участков готовятся к охоте на белых акул. Нинон сказала:

— Пуффи останется с тобой. Мы все вернемся. Нам не следовало уплывать отсюда. Гера-мать сказала: «Водоросли нам не опасны». Мы послушались, не желая огорчить тебя.

Я уже и сам понял, что поступил необдуманно. Дельфины никогда не едят больную рыбу, особенно лакомка Пуффи.

— Передай Гере, что я понял свою ошибку и чуть было не погубил Пуффи.

— Нет, — сказала Нинон, — Пуффи было суждено получить урок за непослушание. Благодарение Золотой Медузе, что он так легко отделался. Могло случиться хуже. Пуффи вздумал прокатиться на гребне волны и перескочить через риф.

— Как ты могла позволить? — возмутился я.

— Он не послушал ни меня, ни Геры, ни Хоха, ни Протея — сына Протея, ни Белы. Теперь он наказан. Бедный мальчик! Ему не очень больно?

— Совсем не больно. Помнишь, как я лечил тебя, когда ты поранила плавник?

— Помню, Ив. Ты всемогущ, как Золотая Медуза.

— Не говори глупостей, Нинон! Ты хорошо знаешь, что у меня просто есть лекарства, изгоняющие боль.

— У тебя они есть, поэтому ты и всемогущ, как Золотая Медуза. Я должна плыть.

— Плыви, Нинон.

Пуффи так и не дал мне засесть за работу. Непоседа потребовал, чтобы я немедленно выпустил его в Лагуну. Пришлось принести гидрофон и объяснить, что с такой раной плавать он не сможет, к тому же все взрослые сейчас охотятся на акулу.

Пуффи боднул головой, показывая мне, что станет с акулой, если он, Пуффи, только увидит ее.

— В ней будет дырок не меньше, чем у асцидий, что растут на дне у причала!