Ребята с Голубиной пади - Жемайтис Сергей Георгиевич. Страница 2
— Возьми меня подвахтенным.
— Какая «вахта»! Просто пройтись вышел. Пошли, если хочешь, постоим за воротами.
— Пройтись… Знаем мы это «пройтись»! Никогда от тебя ничего не добьешься. Я ведь знаю, какие это именины.
— А раз знаешь — помалкивай, — оборвал Левка.
Над сопками показалась большая красная луна. От домов и заборов легли резкие тени. Мальчики перешли Дорогу и остановились в тени забора. Отсюда была видна вся узкая улица и склон сопки позади дома.
— Народу-то, наверное, у вас сегодня много? — поинтересовался Коля.
Левка сделал вид, что не слышит, и спросил:
— Ты зачем приходил?
— Задачи трудные попались: про трех купцов и про бассейны.
— Что ж Наташе не дал решить?
— Давал уж…
— Ну и что?
— Решила, да объяснить не может. А у нас, если не объяснишь, как решил, поставят двойку.
— Ну-ка, расскажи условия.
— Точно не помню, они у меня здесь на бумажке записаны.
— Давай мне свою бумажку, я потом посмотрю, а утром перед школой зайду к тебе.
— Тоже придумывают задачи про купцов. Не люблю я их… — ворчал Коля, передавая бумажку.
— Про купцов скоро задачи отменят, а про бассейны останутся, — уверенно сказал Левка.
— Ну? — оживился было Коля, но, подумав, разочарованно сказал: — Так тебе и отменят…
— Вот увидишь — отменят. Дедушка говорит, что у нас больше не будет ни помещиков, ни купцов, ни городовых.
— А кто же будет?
— Революция будет, народ всем управлять станет.
Левка заговорил быстро и горячо:
— Ведь уже везде советская власть: в Петрограде, в Москве, в других городах и даже на Сучане. Скоро и в нашем городе Советы установят.
— Ну, уж и установят, — усомнился Коля.
— Эх, послушал бы ты наших! — с сожалением сказал Левка.
— Кого это?
— Знающих людей, большевиков, вот кого! Перед ними никакая сила не устоит!
— Что же они — богатыри?
— Посильней всяких богатырей… — И Левка начал рассказывать все, что слышал о большевиках от отца и дедушки.
— Это конечно, — неопределенно произнес Коля, — только у буржуев сила тоже немалая. Знаешь, что вчера на митинге, возле пожарной команды, один говорил, с бородкой?
— Нет, не знаю.
— То-то что не знаешь!.. Он говорил, что мировая буржуазия имеет все: и пушки и танки, а сам показывает на бухту, где стоит американский крейсер. Видите, говорит, какая у них сила? Нас задавят, если мы не согласимся на компромисс.
— А что это такое компромисс?
— Не знаю. И на митинге никто не знал, все друг друга спрашивали.
— Это, наверное, измена, — сказал Левка. — Тоже слушаешь всяких с бородкой. — И Он, путая слышанное с вымыслом, стал опять рассказывать о том, что творится на земле и что будет на ней в недалеком будущем. — Вот увидишь, что скоро и в школе все по-новому будет. Ведь теперь не царское время! — убежденно закончил Левка.
Мальчики долго стояли молча, прислушиваясь к вою ветра. Наконец Коля сказал с надеждой в голосе:
— Что ж, раз царю по шапке дали, то, может, и взаправду задачи про купцов отменят.
УРОК ГЕОГРАФИИ
Дежурный заглянул из коридора в класс и что-то крикнул. Но в классе стоял такой шум, что никто не услышал его возгласа. У доски копошилась «куча мала». У раскрытой печки преспокойно курили.
— Жирбеш на подходе! — громко крикнул дежурный.
Застучали крышки парт: ученики занимали свои места. Лишь у дальнего окна осталась одинокая фигура Левки Острякова. Положив локти на подоконник, он читал «Всадника без головы».
Жираф бешеный, или сокращенно Жирбеш, было прозвище учителя географии. Высокий, с маленькой головой на длинной шее, он влетел в класс и остановился.
Левка, не замечая Жирбеша, перевернул страницу и невозмутимо продолжал чтение.
В классе раздались смешки.
Учитель взошел на кафедру. Брезгливо передернув плечами, он глухо сказал:
— Прошу садиться, господа!
Левка обернулся.
— А вы продолжайте свое занятие! — зловеще произнес Жирбеш.
— Извините, Петр Андреевич, я не заметил, как вы вошли.
— Сделайте выговор своему камердинеру. Он должен был предупредить вас.
В классе снова засмеялись.
— Почему же все заметили мой приход и только вы явили исключение?
Левка стоял, покусывая губы.
— Видите, господа? Его светлость Остряков не изволит с нами разговаривать. Может, удостоите промолвить хоть слово? — Жирбеш насмешливо поклонился.
Левка молчал, зная, что любой его ответ вызовет новые насмешки, а он не хотел смешить Жирбеша и скаутов, которые со злорадством наблюдали за ним.
Каждый день Левка приходил в свой класс, как во вражеский лагерь: здесь все ученики, кроме него, состояли в скаутской организации. Долгое время скауты старались и Левку переманить на свою сторону, но тот всегда, как только заходил об этом разговор, отвечал презрительной насмешкой. Наконец скауты прекратили свои попытки завербовать Острякова, и между ними установилась постоянная глухая вражда. Эта вражда прорывалась вот так, как сегодня, или же во время частых битв между скаутами и подростками с рабочих окраин, когда Левка неизменно выступал впереди отряда ребят с Голубиной пади.
С минуту в классе стояла напряженная тишина. Жирбеш хрустел своими длинными пальцами и выжидающе смотрел на Левку. Вдруг Жирбеш побагровел:
— Ты не желаешь со мной разговаривать?
— Я не знаю, что мне говорить. Я все объяснил и теперь не знаю…
— Не знаю! Ты, из милости принятый в общество благородных людей, должен держаться тише воды, ниже травы! А ты словно владетельный принц!
— Принц!
— Вшивый принц! — раздались голоса.
— Тише, друзья, — Жирбеш поднял и опустил руку. — Давайте говорить спокойно. Давайте напомним нашему сокласснику, что мы не потерпим его большевистских выходок. Напомним ему, что, по-видимому, влияние порядочного общества не пошло ему впрок и он следует по преступной дороге своего ничтожного отца, который подстрекает тупую массу грузчиков к неповиновению и бунту. Восстает против священных основ собственности, порядка, против самого господа бога!..
Левка побледнел:
— Мой отец не ничтожный человек. Он лучший механик в порту.
— Что? Возражать мне?! Молчать! На место!
Левка закрыл книгу и сел за парту.
Жирбеш долго не мог успокоиться, он быстро ходил по классу, время от времени выкрикивая отрывистые фразы:
— Забылись!.. Палка им нужна, кнут, а не гимназия…
Наконец он остановился у кафедры и медленно опустил палец на раскрытый журнал.
Класс замер.
Жирбеш вызывал к доске «по жребию». Горе было тому гимназисту, на чью фамилию в припадке гнева опускался его костлявый палец с желтым ногтем: доставалось даже любимцам учителя.
— Остряков!
Левка встал и пошел к доске.
— Я бессилен против судьбы. Видимо, Немезида карает меня за грехи, вынуждая выслушивать ваши ответы. Но делать нечего. Расскажите нам… — Жирбеш нахмурился, придумывая, какой бы каверзный вопрос задать Острякову.
Взяв указку, Левка подошел к карте. Остряков ненавидел Жирбеша, но география была его самым любимым предметом.
Левка ждал.
Но Жирбеш, видимо, забыл о нем. Склонив голову набок, он прислушивался. С улицы, медленно нарастая, шел гул, словно с моря на город хлынули волны и, глухо урча, мчались по улицам. Гимназисты приподнялись на партах.
Наконец взгляд учителя остановился на окне. Оно было неплотно прикрыто.
— Почему не закрыто окно?
— Не закрывается, Петр Андреевич, — вскочил дежурный.
— Стоять весь урок! — приказал Жирбеш дежурному, а сам пошел к окну и стал изо всех сил давить на раму.
Окно не прикрывалось. Тогда он открыл его и с такой силой захлопнул, что на пол посыпались осколки стекол. И сразу за этим тревожным звоном в класс ворвались «Марсельеза» и торжественные голоса медных труб. Свежий ноябрьский ветер начал листать страницы журнала и загнул угол карты.