Ребята с Голубиной пади - Жемайтис Сергей Георгиевич. Страница 23

Однажды, заглянув в сарай, Наташа увидела, как брат наливал на ладонь какую-то прозрачную жидкость и, чихая и отплевываясь, полоскал ею нос.

— Ты что это делаешь? — спросила она.

— Укрепляю нос… это морская вода… Мне один матрос с «Симферополя» посоветовал… Первое средство, чтобы кровь не шла. А то у меня чуть заденет кто по носу, и уже кровь бежит…

И еще более удивил Коля сестру, когда однажды снял с гвоздя обрывок веревки и, краснея, попросил ее:

— Натка, поучи меня прыгать через веревку! У меня что-то не получается!

Сестра уставилась на него удивленными глазами. Коля стал объяснять:

— Эти попрыгушки мне нужны для укрепления мускулатуры на ногах. Чтобы не сшибли на ринге.

Наташа засмеялась.

— Ну, чего ты зубы скалишь? Если хочешь знать, то все знаменитые боксеры прыгают через веревку.

— Кто это тебе сказал? — не поверила Наташа.

— Кто? Да тот самый матрос с «Симферополя», который велел мне для укрепления нос полоскать морской водой. Ух, и молодчага парень! Вот у кого удар! Как по дверям кубрика тарарахнет кулачищем, так аж весь корабль гудит! — Коля стал хвастаться перед сестрой своим знакомством с матросом-боксером и, желая окончательно поразить ее, в заключение заявил, что новый друг взялся «ввести его в настоящую форму» и ежедневно будет его тренировать и что тренировки начнутся с завтрашнего дня и поэтому он будет приходить с работы позже.

Наташа предупредила:

— Смотри, отец даст тебе тренировку. Он уже спрашивал, зачем ты матрац опилками насыпал.

Коля сплюнул сквозь зубы и ответил:

— Знаю, что делаю, не маленький. Пусть только тронет. — Однако после этой фразы он с опаской посмотрел по сторонам.

Наташа раскрыла брату все нехитрые секреты прыжков через веревочку, и Коля теперь часами прыгал за домом, на площадке среди зарослей чертополоха, где совсем недавно стояла пушка образца 1812 года.

Работа и тренировки вконец измотали Колю. К счастью, в порту забастовали грузчики, и у него оказалась пропасть свободного времени. При встрече с товарищем Коля теперь обычно говорил:

— Слушай, будь другом, давай подеремся! — и протягивал пару перчаток, сшитых из рукавов старого ватного пиджака.

Все лицо Коли покрылось ссадинами и синяками. Он старался не показываться на глаза отцу. Тайком пробирался он в дровяной сарай, куда Наташа приносила ему еду. Очень скоро с Колей никто уже не хотел драться. Руки его стали железными, тело приобрело необыкновенную подвижность.

Коля научился всю свою силу, всю волю вкладывать в удар кулака, с презрительной улыбкой переносить боль.

Узнав, что в «сарае» проводятся большие соревнования по боксу, Коля отправился в клуб скаутов. Там его встретили насмешками.

Первым к Воробьеву подошел Корецкий.

— Привет, чемпион! Ну, как здоровье? — начал он, подмигивая своим приятелям. — А мне говорили, что тебя увезли в больницу.

— Спасибо, здоровье хорошее.

— Вот и прекрасно! Значит, сегодня снова покажешь нам свое искусство?

— Затем и пришел.

— Ого! Хочешь со мной? Эй, Попов, — крикнул Корецкий, — запиши меня в пару с парнем из Голубиной пади!

— Нет, с тобой я сейчас не буду драться.

— Слабо! Попов, не записывай: парень празднует труса!

— С тобой я буду драться после.

— Когда же?

— Когда насую лопоухому!

— Кому? Это ты имеешь в виду Миху Гольденштедта?

— Ну да, вон того, что с американцем стоит. — Коля показал на высокого американского офицера, который стоял возле Гольденштедта и что-то ему говорил, поблескивая золотыми зубами.

— Ну, брат, — Корецкий сокрушенно вздохнул, — тогда нам с тобой не придется, видно, никогда встретиться на ринге.

Вокруг засмеялись.

— Ведь тогда он пожалел тебя, ну, а теперь вряд ли пожалеет! — продолжал насмехаться Корецкий.

Весть о том, что парень с Голубиной пади вызывает на поединок «первую перчатку» клуба скаутов, мигом облетела огромное помещение. От Коли не отходили. К нему подошел даже высокий американец. Похлопав Колю по плечу, он произнес:

— О, какой молодчик! Знаешь бокс?

— Знаю немного, — скромно ответил Коля.

Американец взял Колю за руку, вытянул ее. Смерил взглядом длину, ощупал и одобрительно произнес:

— О, карош!

Затем ощупал плечи, спину и снова сказал:

— Карош, карош вюнош! — И вдруг быстро наклонился и ударил ребром ладони под Колиной коленкой.

Нога у Коли подогнулась, но он, видимо против ожидания американца, устоял на ногах.

— Вы не очень-то! — буркнул Коля.

Американец, сделав вид, что не замечает недовольства Коли, похлопал его по животу:

— Карош пресс, карош! Хочешь быть чемпионом?

Взрыв смеха скаутов встретил эти слова.

Начались соревнования. Колю оставили в покое. Он пробрался к фанерной загородке. Скауты-боксеры, лежа на лавках, ожидали вызова на ринг. Насмешки вначале очень больно задели Колю, ему даже стало казаться, что и на самом деле ему не справиться с Гольденштедтом. Сомнения сменялись упрямым стремлением показать этим «чистюлям», что не так-то легко разделаться с ним, парнем с Голубиной пади.

На ринге звенел гонг, ревели зрители, раздавались шлепки перчаток, хлюпали чьи-то разбитые носы. Мимо за перегородку провели под руки того самого долговязого скаута, с которым Коля впервые дрался на ринге.

Коля не смотрел на ринг. Он заглядывал в щель между фанерными щитами и следил за лопоухим. Противник лежал на скамейке, а Корецкий массировал ему ноги. Гольденштедт громко сказал:

— Боюсь, что мой противник удрал!

— Сам не удери, — ответил Коля и обернулся, услыхав чьи-то шаги.

К Коле подошел веснушчатый скаут с записной книжкой в руке:

— Ага, ты здесь!

Коля стал раздеваться и пробурчал:

— Неси перчатки!

— Вот и прекрасно. Значит, будет спектакль! — Скаут заглянул за перегородку и крикнул: — Миха, готовься! Парень еще здесь!

Скаут сбегал за перчатками. Надевая их Коле на руки, он тараторил без умолку, перечисляя бесчисленные победы Гольденштедта.

— Ну, ни пуха ни пера! — сказал он наконец. — Я буду твоим секундантом. Хочешь?

— Мне все равно…

— Да ты, я вижу… Ого-го-го! — скаут оглянулся вокруг и зашептал: — Вот что я тебе скажу. Бойся правой лопоухого. У него страшный оперкот.

— Это что еще за оперкот?

— Что, не знаешь, что такое оперкот? Эх, ты! Это удар крюком под челюсть. Вот так! — и краснощекий скаут, согнув руку, с вывертом ударил себя в нижнюю челюсть. — Понимаешь?

— Ну, этот-то удар я знаю. И защиту от него тоже знаю. Надо закрыться вот так, и все, — показал Коля.

— Правильно! Ух, и здорово было бы, если бы ты ему дал как следует! А то он совсем зазнался. Сегодня даже не поздоровался со мной.

— Затем и пришел в ваш «сарай», чтобы разукрасить его, как господь бог черепаху разукрасил. Погоди, не затягивай так туго. Ну вот, теперь можно играть в ладушки, — Коля улыбнулся и зашлепал одной перчаткой о другую.

Удар гонга оповестил окончание боя.

На ринг прошел Гольденштедт в тяжелом халате, сопровождаемый Корецким. Коля направился следом. За ним семенил его секундант, шепча последние наставления.

На ринге, стоя в углу, Коля посмотрел в зал. Среди чужих, враждебных лиц он увидел несколько участливых улыбок. Коля не заметил, были это свои ребята или скауты. На скамейке в первом ряду скалил зубы американец. Он одобрительно кивнул Коле.

Коля почувствовал, как по его спине побежали мурашки, будто он стоял на вышке в купальне Махнацкого, на самой верхней площадке.

Секундант вытолкнул Колю на середину ринга, где возле судьи в белом костюме уже стоял Гольденштедт. Едва коснувшись Колиной перчатки, Гольденштедт бросился в атаку. Коля с трудом парировал град ударов.

— Как грушу обрабатывает!

— Дай ему, Миха!

— Покажи свой оперкот!

Гольденштедт, подбадриваемый криками, и сам не раз уже хотел разом покончить с противником, нанеся свой знаменитый оперкот, но каждый раз с удивлением наталкивался на хорошую защиту.