Черный амулет - Жиров Александр. Страница 5
Заплаканная Любовь Семеновна выглянула из дому. У крыльца бесновался Тузик. Он лаял в сторону озера. Любовь Семеновна дошла по крыльцу до угла. Посмотрела. В саду никого не было. В огороде – тоже. Да и кому там быть?
Дальше виднелся кусочек озера. Чайки. "Может, на чаек наш балбес гавкает? – тяжело вздохнула старушка и закусила губу. – «Наш»! Какой же он «наш»!
Был наш. А стал мой!"
Из красных припухших глаз вновь потекли слезы. Любовь Семеновна вернулась в дом. Тузик залаял еще ожесточеннее. Хотя, казалось, больше некуда. Пес возмущался хозяйкиной бестолковостью.
Он исправно несет службу, предупреждает о появлении врага, а на него ноль внимания.
5
Купив два билета до Петербурга, Борис подхватил сумки и вышел из старенького вокзала на улицу. Громыхая на стыках, набирал ход поезд «Санкт-Петербург – Псков». Какая-то девушка в распахнутом голубом плаще махала рукой вслед грязно-зеленым вагонам. По ее плечам были рассыпаны золотистые волосы. Кондратьеву-младшему нравились блондинки.
Она обернулась. И сразу узнала.
– Здравствуй, Боря!
– Лариса! Ничего себе! Ты откуда?
– Ну, я-то здесь живу. Это ты откуда?
Его пронзили воспоминания. Последнее школьное лето. Последние школьные каникулы. Он встретил Ларису, разъезжая на велосипеде в окрестностях Васнецовки. Она уже училась в областном педагогическом. Была на три года старше Бориса и казалась ему совсем взрослой. Первая женщина.
– Ты что, уже работаешь?
– Да, в здешней школе.
Борис изумился:
– Сменила Питер на деревню?
Она положила руку ему на рукав.
– Глупенький. Я же деревенская. Это ты в гости приезжал дурака валять. А я здесь жила. Вот получила диплом и вернулась.
Беседуя, они зашагали по перрону.
– Странно, что ты не попробовала зацепиться в Питере, – сказал Борис. – Ты же, в сущности, красавица. Неужели замуж не звали?
– Странно как раз другое. Странно, что многие считают Питер землей обетованной. Замуж, конечно, звали. Профессорские сынки. Их мамашам, профессоршам, необходима была дешевая прислуга.
– Но это объективно, – сказал Борис, подал руку, и они стали спускаться по выщербленным ступеням. – В наше время чем больше город, тем легче в нем жить. Больше капиталов, а значит, больше рабочих мест, выше заработки.
– Город обезличивает человека, – возразила девушка. – Заставляет всех жить по одному распорядку, – например, работать с девяти до шести. Город заставляет всех выполнять одни и те же правила, – например, правила дорожного движения. Город ломает человека, подавляет.
Горожанам ничего не остается, как быть жестокими и безразличными.
Борис свободной рукой обнял ее плечи. Они удалялись от станции едва заметной в траве тропкой. Здесь росли огромные липы. Запущенная липовая аллея графской усадьбы. Усадьбу давно сожгли, и деревья остались единственными свидетелями позапрошлой жизни.
– А я узнаю тебя, – ответил Борис, прикоснувшись губами к ее розовому ушку. – Все та же отрешенность. Ты сама по себе, а весь мир сам по себе. По-прежнему читаешь стихи?
– Конечно, – серьезно кивнула она. – Стихи – мое спасение. Они всегда со мной.
– И даже в такую рань?
Она остановилась, раскрыла сумочку и достала тяжелый том. Борис увидел: «Марина Цветаева. Избранное».
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – сказала Лариса. – Думаешь, какой смысл в том, чтобы читать сотни раз одни и те же строки.
– Да. Это правда. Я так думаю. Какой смысл?
Они стояли лицом к лицу среди исполинских лип. Борис разжал руку, и их с Кофи дорожные сумки неслышно свалились в траву. Он провел пальцем по ямочке на щеке девушки. Ямочка растянулась в стрелку. А Ларисины губы – в улыбку.
– Есть люди, в которых стихи вливаются, словно музыка. Но в зависимости от настроения эта музыка всякий раз звучит в душе по-иному. Поэтому нельзя сказать, что я читаю одни и те же строчки. Хотя со стороны это выглядит именно так.
– Лариса… – Борис поднес к губам ее руку и перецеловал по очереди все пальцы. – Ты стала еще восхитительнее. Тогда ты была задумчивой и молчаливой.
Поэтому мне было трудно тебя понять.
Да и был я еще совсем балбес. Шестнадцать лет. Теперь ты можешь так гладко все объяснить…
– Тогда я была только студенткой, а теперь профессиональный педагог, – снова улыбнулась она. – Я просто обязана ясно излагать мысли. А то меня дети не поймут.
– Дети? – осторожно уточнил Борис.
– Ну да, дети. Я ведь в школе работаю… А, ты хотел узнать, нет ли у меня своих детей? Пока нет. Я хотела бы, чтобы у моих детей был отец.
– Такой же тонкий ценитель поэзии?
– Нет. Такой же чокнутый.
– Ты прелесть, – только и сказал в восторге Борис.
А затем нежно поцеловал ее в губы. Ее руки легли ему на шею и затылок. Стали гладить коротко стриженные волосы. Рука Бориса прижалась к Ларисиному бедру и поползла снизу вверх.
По треугольному выступу лобка. По животу, по узкой талии… Наконец рука Бориса прибыла на промежуточную станцию назначения. На большую упругую грудь.
Они так и стояли, не разнимая губ. Ее дыхание участилось. А одна рука оставила затылок парня и забралась под его куртку. Обследовала обе лопатки. Устроилась во впадине позвоночника. И, словно по перилам, скатилась на пояс джинсов. Узкая женская ладонь юркнула внутрь.
Борис оторвался от ее губ и приник к груди. Его язык ласкал плоть девушки сквозь двойной кордон ткани. Руки уже орудовали под строгой учительской юбкой.
– Давай отойдем, – услышал Борис задыхающийся шепот.
Они отпрянули друг от друга и заозирались. Сторонних наблюдателей не наблюдалось. Борис подхватил чертовы сумки и увлек Ларису в глубь аллеи по ковру из опавших листьев.
Там он расстелил куртку Кофи и добавил к ней свою.
– А твой плащ мы аккуратно положим поверх сумок, – сказал он, целуя девушку и помогая ей раздеться.
Они стянули с себя лишь самое необходимое. Она – туфли, колготки и трусики. Он – кроссовки, джинсы и плавки.
Ураган страсти вымел из души Бориса деда Костю.
Спустя четыре года Борис вновь вонзился в нее. Словно вернулся после долгого путешествия домой. Она издала короткий вскрик. У него даже не возникло мысли надеть презерватив.
Если бы Лариса попросила – надел бы. Она не только учила в школе детей.
Она была его учительницей. Первой учительницей. Она была его гуру…
Борис сдерживался из последних сил.
Чтобы отвлечься от преждевременного финала, он даже вызвал воспоминание о позавчерашней роковой рыбалке. Это помогло ровным счетом на десять секунд.
– Давай ты сверху! – взмолился он. – А то не вытерплю…
Лариса перевернулась, выскочила из объятий и повалила Бориса на спину. Настал ее черед. Если в общественном транспорте час пик не предвещает ничего хорошего, то в сексе все его ждут с нетерпением. И этот пик должен был вот-вот наступить.
Девушка, теряя над собой контроль, застонала. Меньше мыслей, меньше самоконтроля – и все получится! Рот Ларисы по-рыбьи хватал воздух. Глаза закрыты.
Сквозь накатывающее наслаждение Борис любовался ее лицом.
От разгоряченных тел шел пар.