Мера любви - Бенцони Жюльетта. Страница 17

— Сир! — пробормотала она в замешательстве. — Я вас Прошу! Сейчас вернется капитан… через минуту он будет здесь!

— Тем хуже! Мое желание безумно! Если он вознамерится, отнять вас у меня, один из нас умрет.

Она уже не могла бесшумно выскользнуть из его рук, не привлекая внимания охраны. С неожиданной силой он обнял ее одной рукой, а другой взял за подбородок. Рене поцеловал ее долгим, жадным поцелуем, как припадают к источнику посреди пустыни. После такого поцелуя сопротивление Катрин ослабело. Ее тело, тоскующее без любви, сыграло с ней плохую шутку, как было уже не раз: в объятиях Пьера де Брезе, в саду Гранады и в доме Жака Кера. Она забыла, как от горячего поцелуя становится безвольным ее тело. Когда рука короля овладела ее грудью, она почувствовала, что дрожит с головы до пят. Рене был молод, страстен и полон сил. Теперь она не только не хотела отталкивать его, но все ее естество ринулось навстречу радостям любви.

Но как только рука короля коснулась ее живота, она услышала гневный возглас:

— К черту этот глупый маскарад! Разденься! — Грубый окрик разрушил очарование и отрезвил ее. Король разжал объятия. Катрин, воспользовавшись этим, выскользнула из его рук, отбежала к камину, и проговорила, тяжело дыша:

— Это невозможно, сир! Я же вам сказала, что сеньор! де Руссе сейчас войдет. Что он скажет, увидев меня голой?.

Как будто в подтверждение ее слов, дверь открылась с привычным лязганьем задвижек, и появился Жак.

Он бросил быстрый взгляд на Катрин, затем на покрасневшего, с горящими глазами Рене.

— О! — только и мог он произнести. Это восклицание подстегнуло желание короля. В 6ешенстве он закричал:

— Выйдите! Выйдите вон! Я хочу остаться наедине этой женщиной.

— Ваше величество заблуждается! Я здесь не вижу ни какой женщины, а лишь моего кузена Алена де Майе! — холодно ответил Руссе. — Приведите себя в порядок, Катрин, следуйте за мной, королю пора отдохнуть…

Он не успел закончить. Словно кошка, Рейе прыгнул нему, сорвал с его пояса шпагу и отступил к окну. — Я сказал, выйдите!

— Что вы собираетесь делать? — гневно воскликнув Руссе. — Будьте благоразумны. Верните мне оружие!

— Я вам приказал выйти. Одному. Если вы сейчас же это не сделаете, я убью себя!

Рене направил острие шпаги себе в сердце, Катрин задрожала. Он был вне себя: лицо его выражало такую решимость, что можно было не сомневаться в его словах. Твердо, но спокойно она приказала:

— Делайте то, что он просит, Жак! Оставьте нас с королем одних.

— Вы сошли с ума, Катрин? Вы собираетесь уступить…

— То, что я собираюсь сделать, касается лишь нас двоих. Оставьте нас на минуту, но не уходите далеко, иначе охрана заподозрит неладное.

Ни слова не говоря, возмущенный, но укрощенный Руссе развернулся и вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась. С тем же спокойствием Катрин подошла к Рене, взяла из его рук оружие, которое он больше не удерживал, положила на стол, затем, повернувшись к королю и глядя прямо ему в глаза, начала расстегивать свой камзол, сняла-его и бросила на скамью. Перед тем как расстегнуть просторную белую рубашку, заправленную в облегающие штаны, она вызывающе и несколько презрительно улыбнулась королю.

— Мне продолжать, сир? холодно спросила графиня де Монсальви. — Кажется, вы приказали мне раздеться… так, как если бы я была развратницей, доставленной сюда для вашего удовольствия, а не посланницей вашей матери.

Рене отвел взгляд. Его била дрожь, трясущейся рукой он провел по лбу и отвернулся.

— Простите меня! — прошептал он. — Я забыл, кто вы. Я потерял рассудок! Вы само искушение! Почему моя мать послала ко мне не самую уродливую из своих приближенных, а Венеру во плоти? Она ведь меня знает! Она знает, как трудно мне пропустить прелестное личико, красивое тело, а вынужденное затворничество лишь обострило мои желания. И все-таки она послала мне вас, самое прекрасное создание, какое я когда-либо видел!

— Она знала, что я еду в Бургундию, она доверяет мне… — Катрин умолкла. Неожиданно в голову ей пришла странная мысль: не было ли у Иоланды намерения, посылая се к сыну, порадовать его немного? В принесенном ею письме не было ничего политически важного. Однако, передавая Катрин послание, королева горячо поцеловала ее со словами «Вы мне сторицей вернете то, что я сделала для вас…» Иоланда прекрасно знала Катрин, ее сомнительные приключения, чтобы предположить, что она не откажет в часе любви несчастному пленнику. Матери позволительны такие странные мысли, и она может попросить подругу о подобной услуге. Катрин тихо подошла к Рене, стоявшему к ней спиной, слезы на его щеках блестели при свете свечей. Ее тонкая рука с изумрудом, сверкающим словно глаз колдуньи, сжала руку короля.

— Это я должна просить у вас прощения, сир! Ваша мать прекрасно знает, что делает! Если я вам нравлюсь, я ваша…

Она почувствовала, как дрожит его тело. Он повернулся к ней, обнял за плечи и посмотрел на нее долгим взглядов такую изящную и хрупкую в этих облегающих штанах, подчеркивающих округлость бедер, стройность ног, золотисты волосы, дождем ниспадающие на белую рубашку.

— Вы не только прекрасны, но и милосердны, моя дорогая. Но вы слишком дороги мне, чтобы я воспользовался вашей добротой. О! Я не отказываюсь от мысли любить вас. Наоборот, я буду жить отныне в ожидании ночи, когда вы сами, без принуждения приедете ко мне и будете не жалеть меня, а хоть немного полюбите,

Он нежно поцеловал ее в лоб, поднял сброшенный камзол и помог одеться, затем отошел к камину, чтобы лучше видеть, как она причесывает волосы и прячет их под шапочку. Рене протянул ей накидку и, прежде чем накинуть Катрин на плечи, взял ее руку в свою ладонь и поцеловал.

— Вот вы опять сеньор де Майе, — вздохнув, сказал он. — Пора позвать вашего «милого» кузена.

Жак, видимо, был недалеко, так как появился, словно чертик из ларца.

«Он, должно быть, лишь прикрыл дверь и подслушивал, — подумала Катрин. — Слава Богу, что его мучение не было долгим!»

Руссе с облегчением выпустил Катрин из комнаты. Он так торопил ее, что она едва успела попрощаться с королем подобающим образом. Он сгорал от нетерпения увести ее t! подальше и задать вопрос, который жег ему язык.

— Что произошло? — отчеканил он, схватил Катрин за край накидки на первой же лестничной площадке. Она едко улыбнулась:

— Ничего, друг мой, ровным счетом ничего.

— Он вас не…

Она пожала плечами.

— За десять минут? Вы не слишком обходительны, мой дорогой капитан! В любом случае я надеюсь, что вы вылечились от вашей подозрительности?

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что вы должны время от времени пускать сюда миловидную молоденькую и довольно глупую служанку, хотя бы для того, чтобы привести в порядок этот сарай, куда вы посмели поместить короля. Спокойной ночи, мой дорогой «кузен». Да, чуть не забыла, вы позволите дать вам еще два совета?

— Почему бы нет? Продолжайте.

— Хорошо, сначала постарайтесь найти двух-или трехмесячного щенка, хоть немного похожего на несчастного Раво, и еще, возьмите себе за правило заставлять пробовать все, что подается вашему пленнику.

— Вы решили, что я сам бы до этого не додумался? — вне себя от гнева закричал Руссе. — Вы принимаете меня за дурака, мой «кузен».

Катрин рассмеялась, ловко вскочила на лошадь, которую подвел слуга, и, пришпорив ее, галопом выскочила из дворца бургундских герцогов и скрылась в лабиринте темных дижонских улиц.

Приехав во дворец Морелей-Совгрен, Катрин увидела, что Готье наконец вернулся. Явно уставший, он сидел с Беранже на кухне и жарил каштаны, попивая красное вино.

— Слава Богу, вы здесь! — воскликнула Катрин со вздохом облегчения. — Куда вы пропали? В какую еще авантюру пустились? Вы не знаете Дижона, и, только приехав, вы…

— Пусть я не знаю Дижона, но я знаю мужчину, за которым следил, он из отряда Дворянчика: я за ним ходил весь день, он меня познакомил с этим городом. А вы сами, госпожа Катрин, не пускаетесь в авантюры? Вы возвращаетесь со службы в таком наряде?