Мера любви - Бенцони Жюльетта. Страница 19

Ожидаемое представление обещало быть необычным и интересным. На этот раз мэтр Арни Синьяр, дижонский палач, задумал сварить приговоренных живьем. Котел использовался редко, он предназначался фальшивомонетчикам и дорожным грабителям.

Городские жители решили ничего не пропустить. Публика, отгороженная ровным кордоном вооруженных солдат в шлемах, завороженно смотрела на палача и его подручных. Мэтр Синьяр был одет в облегающие штаны кроваво-красного цвета, заправленные в черные кожаные сапоги; голову его покрывал красный капюшон. Он был похож на дьявола со своими узловатыми руками, на которых извивались, словно синие гадюки, проступившие вены. Палач наполнил огромный медный котел водой и маслом и зажег огонь.

— Неужели они собираются бросить живых людей в эту кастрюлю? — прошептал Беранже, дергая Готье за рукав. — Я не уверен, что хотел бы смотреть на это.

Юноши устроились на невысоком каменном парапете, окаймляющем Сюзон. Таким образом они, особенно Готье, который был намного выше своего юного друга, оказались в выгодном положении по сравнению с людьми на площади. Бывший студент дружески похлопал пажа по плечу.

— Я тоже, — ответил он с ободряющей улыбкой. — Но мы здесь не для того, чтобы любоваться этой каннибальской расправой, а посмотреть, не произойдет ли что-нибудь важное, не попытается ли Дворянчик спасти своего человека из котла Люцифера. Как раз на это и рассчитывает сеньор де Руссе. Посмотри, он там, около судейской трибуны. Он не только удвоил число лучников, поставив своих людей, но и сам вооружился, словно собирался покорить провинцию. Капитан плохо выглядит и не перестает вглядываться в толпу. Он кого-то высматривает. Если хочешь знать мое мнение, я Уверен, что ему так же приятно, как и тебе, вдыхать этот ужасный запах масла, ему все равно» — повесят или выпотрошат преступника, в любом случае лучше, чем сварят живьем. Руссе надеется, что Дворянчик вылезет из своей норы, и он сможет рассчитаться с ним.

— Ты думаешь. Дворянчик придет?

— Это зависит от того, насколько ему дорог преступник. Но я в этом сильно сомневаюсь. Мы здесь уже три недели, и король Рене по-прежнему жив. До сих пор заговор не удался. Я не думаю, чтобы Роберт легко смирился с поражением, к тому же оно второе после Шатовилена. Появиться здесь — это безумие, но, может, у него достаточно сил справиться со всем гарнизоном, тогда он быстро овладеет городом!

— Пошли отсюда, ты же сам говоришь, что здесь ничего не произойдет!

— Я не говорил, что ничего не произойдет, я сказал, что не уверен. Ты же сам видишь, сейчас невозможно сделать и шага. О! Кажется, ведут смертников!

Стало светать, колокола соседней церкви Святого Иоанна пришли в движение, огласив город мелодичным перезвоном. Болезненная дрожь овладела толпой. Беранже свернулся калачиком на парапете.

— Я не хочу этого видеть! Достаточно, что я услышу…

Ничего не ответив, Готье, наоборот, поднялся на цыпочки. На площадь въехали две ломовые лошади, окруженные лучниками. Каждая тащила клетку с привязанным к ней полуголым мужчиной.

Участь этих людей была так ужасна, что толпа, обычно выкрикивающая проклятия и непристойности, на этот раз хранила гробовое молчание. Слышны были удары колокола да потрескивание костра.

Готье нашел Жака де Руссе сидящим верхом на лошади. Капитан не обращал ни малейшего внимания на смертников, он по-прежнему наблюдал за толпой, надеясь на появление Дворянчика. Если отравитель короля попадет в котел, то это все благодаря Руссе, который руководил приговором судей, настояв на том, что преступники были фальшивомонетчиками.

Нельзя же объявить народу, что была совершена попытка убить короля, и она чуть было не удалась. Такое заявление поставило бы командующего дворцовой гвардией в сложное положение.

Заодно с отравителем осудили и мнимого Филиберта Ля Верна, которого, как выяснилось на следствии, в действительности звали Колен Длинный: он недавно избежал правосудия, лионского котла, куда его завел талант изготовлять фальшивые пистоли.

Лошади остановились у котла. Смесь воды и масла в нем уже кипела, разбрызгивая обжигающие капли. Между двух клеток, скрестив руки на распятии, стоял монах и молился за смертников. Подручные палача отвязали преступников. Филиберт, рыдая, умолял сжалиться над ним, другой же смертник, казалось, оцепенел или безучастно ожидал чего-то.

Вдруг глаза Готье заметили в толпе профиль, виднеющийся из-под черного капюшона. Это была Амандина. Бледная, с сжатыми губами и пылающим взором, она приготовилась к смерти своего любовника. Она не плакала. Каждая клеточка ее существа источала беспомощную ненависть. Готье решил, что она вправду любила своего псевдо братца, ибо осмелилась появиться в толпе с непокрытым лицом;

Ведь ее по-прежнему разыскивали. Ни за что на свете, несмотря на все ее прегрешения, юноша не выдал бы эту женщину, она сама себя подвергла самому страшному наказанию…

Погрузившись в размышления, Готье не мог оторвать глаз от Амандины; она почувствовала, что на нее смотрят, обернулась и на какой-то миг их взгляды пересеклись. Видимо, она его узнала, так как сразу же глубже натянула капюшон, отступила назад и исчезла.

Колокола умолкли.

— Еще не все? — спросил Беранже бесцветным голосом. Он не только закрыл лицо, но и заткнул уши.

— Лучше бы я остался с госпожой Катрин, а тебя отпу… Вдруг он еще больше съежился и застонал в ответ на страшный вой несчастного Филиберта. Арни Синьяр и его подручные бросили его в котел.

Толпа, казалось, тоже съежилась.. Конь Руссе загарцевал, когда палачи схватили второго смертника.

— Сейчас или никогда! — выдохнул Готье, ставший одного цвета со своим серым камзолом: с него градом катился пот, как будто он чувствовал жар костра.

Но ничего не произошло. Во второй раз послышался вой, еще страшнее первого, и тошнотворно запахло вареным мясом. Роберт де Сарбрюк не счел нужным применять силу Для спасения своего товарища от ужасной смерти.

— Я так и думал, — пробормотал Готье себе под нос, — Дворянчик не покончил с пленником Новой башни и потому предпочитает не обнаруживать свое присутствие.

Пистоль — старинная золотая монета (здесь и далее примечаниг переводчиков.

Как только нечеловеческие крики умолкли, Готье спустился со своего пьедестала и наклонился к Беранже, хлопая его по плечу.

— Все кончено, — сказал он. — Мы можем уходить. Не так легко, сын мой, приобрести желудок мужчины, — добавил он, увидев позеленевшее лицо подростка. — Когда ты станешь рыцарем и отправишься на войну, тебе еще придется увидеть…

— На войне пленных не варят живьем!

— С ними иногда поступают еще хуже! Может, ты забыл Монтрибур… и подвиги капитана Грома?

Беранже сделал вид, что не понял намека. Он знал, что его друг ненавидел Арно де Монсальви. Беражне считал того своим господином и не одобрял нынешнего поведения, но все-таки не осуждал его. Лучше было сменить тему разговора, и юноша попытался улыбнуться.

— Я готов! — поднявшись, ответил он. — Пошли отсюда.

Легко сказать! Толпа не двигалась с места, поскольку спектакль еще не закончился. Предстояло увидеть, как мэтр Синьр и его первый помощник вскарабкаются на эшафот рядом с котлом и при помощи длинных крючков вынут обваренные тела преступников. Их перевезут на дорогу рядом с Ушскими воротами, прицепят на виселице и оставят разлагаться в назидание прохожим. Оба юноши приготовились и это терпеливо вынести, как вдруг одно из свинцовых облаков, с утра нависших над городом, разразилось ледяным ливнем. Толпа зашевелилась. Началась давка, и Готье с Беранже оказались прижатыми к парапету. Они вынуждены были ждать под проливным дождем. Юноши не заметили небольшой отряд, приближающийся по берегу реки под прикрытием каменной стены…

Как раз в то время как толпа схлынула и они могли, наконец, двинуться с места, их схватили чьи-то невидимые грубые руки.

Никто не заметил, как минутой позже их увозили, слов-, но неподвижные мешки, в неизвестном направлении.