Мера любви - Бенцони Жюльетта. Страница 30

— Почему бы вам не довольствоваться жизнью возле вашего достойного любящего супруга? Зачем вам искать приключения, если вы нашли тихую гавань?

Клод, пожав плечами, улыбнулась своей двусмысленной улыбкой.

— Я люблю приключения, но, может; быть, последую вашему совету.

— Как вам будет угодно. Перед тем как мы навсегда расстанемся, скажите мне, пожалуйста, что стало с моим супругом?

— Зачем я буду вам это говорить?

— Вы же теперь замужем. А у него дети, земли, вассалы, которые ждут его. Он должен вернуться в Монсальви.

Наступила тишина, нарушаемая лишь звоном цепочки в руках Клод. Она медленно направилась к выходу из часовни и, казалось, не слышала слов мольбы. Испугавшись, что она уйдет, не ответив на последний вопрос, госпожа Монсальви приготовилась было его повторить, но на пороге Клод де Армуаз остановилась и, повернувшись к Катрин, произнесла:

— Он возвращается.

— Вы в этом уверены?

На лице, похожем как две капли воды на лицо Девы, появилась грустная улыбка.

— Раненый волк возвращается зализывать раны в свое логово! Арно де Монсальви верил мне, может быть, какое-то время даже любил меня. Но когда он приехал в этот город, где церковные колокола извещали о счастье Жанны д'Арк, которая должна была взойти на ложе мужчины, он перестал ей верить… Да, в этот день в платье, расшитом жемчугом, и короне из драгоценных камней Арно де Монсальви отказался узнать меня. Он понял, что я не та — Другая. Прокляв меня, он уехал. Возвращайтесь домой — он там!

Затем резким движением она открыла дверь и вышла из часовни. Все было кончено. Победа Катрин была полной. Она летела, словно на крыльях, за женщиной в красном платье, появившейся как по мановению волшебной палочки.

Радостное выражение лица Катрин поразило ожидающих ее юношей. С детской непосредственностью она расцеловала обоих.

— Не значит ли это, что мы победили? — спросил Готье, ставший от поцелуя госпожи красным, как помидор.

— Совершенно верно! Мы возвращаемся домой. Моисеньор Арно нас там ждет!

Эта новость обрадовала Беранже, давно мечтающего снова увидеть овернские горы, свою семью и прелестную кузину Одетту. Этого нельзя было сказать о Готье. Его не радовала мысль о том, что он снова увидит сеньора де Монсальви, к которому не испытывал особой симпатии. Но он был слишком привязан к Катрин, чтобы перестать служить ей и вернуться на учебу в Париже.

Готье улыбнулся, ничем не выдав свои безрадостные мысли. Может быть, сеньор Арно и ждал их, но с каким настроением? Последняя встреча с женой не обещала теплого приема…

Они спустились к таверне, пройдя через кишащий торговцами базар. Несмотря на трудные времена, свиньи были жирными, а домашняя птица в меру упитанной.

— Неужели мы уже сегодня двинемся в путь? — спросил он, подавляя вздох. — А я-то думал, что мы здесь достойно встретим Рождество.

Катрин рассмеялась.

— Мы останемся еще на три-четыре дня, чтобы поблагодарить Бога за удачное завершение наших дел и немного отдохнуть перед длительным путешествием. Предстоит долгая и трудная дорога в Монсальви.

План был одобрен. Остановка в этой уютной таверне придаст путникам силы и смелости, которые им так пригодятся в пути.

Накануне Рождества Катрин пошла в церковь просить отпущения чужих грехов. Поток горечи и ужаса, вылитый незнакомому священнику, оказал на нее такое же благое действие, как рвота на переполненный желудок. С легким сердцем, окруженная двумя юношами, она отправилась на ночную мессу. Туда, следом за кортежем герцогини и ее двором, отправился весь город. Госпожу де Армуаз никто больше не видел… Затерявшись в толпе, просто одетая, супруга Арно без зависти смотрела на пышное окружение герцогини, богатство праздничных костюмов и блеск драгоценностей. Ничто подобное больше не привлекало ее. Всем своим существом она желала одного — снова обрести домашний покой, услышать смех детей, увидеть быстрое течение знакомой речки, крутые берега с черными соснами-только там, может быть, ее покинут тяжелые воспоминания, унесенные горным ветром.

Но, видимо, Богу было угодно, чтобы вереница несчастий не закончилась так скоро. Утром, собираясь вставать, она почувствовала сильное недомогание.

Ей пришлось снова лечь, сердце учащенно билось в груди, перед глазами закачались двери комнаты, ее затошнило…

Когда Катрин стало легче, она какое-то время лежала неподвижно, словно пораженная ударом молнии. Потом вдруг разразилась рыданиями. Никогда теперь она не сможет вернуться к супругу. Гнусное действо, устроенное Дворянчиком, дало о себе знать. Она была беременна…

Глава вторая. БОЖИЙ ПОСЛАННИК

Катрин осторожно вынула кинжал из бархатного футляра. Рукоятка прекрасно помещалась в ее ладони.

Это был старый друг, верный спутник черных дней. Часто, поглаживая его, Катрин чувствовала, как улетучивался ее страх и возрождалось мужество. Кинжал был ее поддержкой, последней надеждой на спасение. В час страшного позора кинжала не было рядом — супруга Арно его забыла…

Сейчас пришел час попросить его об услуге, которую он не смог оказать тогда…

От бледного луча зимнего солнца, расцветшего, подобно зимнему цветку, утром в день Рождества, сверкнул стальной клинок. Катрин осторожно потрогала острое лезвие.

Женщина не испытывала страха. Она так часто видела смерть, что успела привыкнуть к ней. Покончив с собой, она преградит путь к спасению души, но это ее не остановит. Бог милостив.

Погибнув от собственной руки, она избавит Арно от преступления. Катрин была убеждена, что сеньор де Монсальви не пощадит опозоренную супругу. Он, может быть, простил бы насилие над ней, но никогда не смирится с постоянным живым подтверждением тому.

Покидая Дижон, она мечтала погибнуть от руки мужа, увидев его в последний, раз. Это было эгоистическое желание, но тогда она еще не знала ужасных последствий насилия. Муж совершил бы в таком случае двойное убийство, поэтому она сделает это сама.

Конечно, лучше было бы умереть в Монсальви: верная Сара нашла бы способ избавить ее от этого.

Но как она сможет вернуться домой с таким позором? Как она прикоснется своими губами к невинным личикам Мишеля и маленькой Изабеллы? Как она дотронется до них? Как будет смотреть в глаза не только своего супруга, но всех этих милых людей в Монсальви, нежно называвших ее «наша госпожа» и почитавших, словно ангела?

Лучше всего уйти из жизни прямо сейчас, в Рождество, в самый радостный день года. Душа поднимется к Богу, которому известны ее страдания: он не сможет ее оттолкнуть,

Успокоившись, она опустилась на каменный пол для последней молитвы. Катрин молилась от всего сердца, вверяя Всевышнему всех тех, кого любила больше всего на» свете. Она поднялась, не решаясь одеться.

Одежда может преградить путь кинжалу. Катрин ограничилась тем, что тщательно причесала свои золотые волосы и написала письмо Готье, чтобы он, узнав правду, понял ее и отказался от безумной мысли следовать за ней после смерти. Затем она в своей длинной льняной рубашке улеглась на кровать, твердой рукой схватила кинжал, поцеловала его рукоятку и, подняв руку, закрыла глаза…

Сильный стук в дверь остановил ее. Послышался радостный голос молодого Шазея.

— Госпожа Катрин! Госпожа Катрин! Просыпайтесь быстрее! К вам кто-то пришел… Откройте, пожалуйста!

Она ответила не сразу, ее рука медленно опустилась. Этим молодым веселым голосом ее звала сама жизнь, возвещая о чем-то добром. И хотя Катрин не ожидала сейчас ничего хорошего, она сразу же забыла о своем решении умереть.

Она не хотела умирать, и страстная любовь к жизни позволяла ей до последней секунды надеяться на чудо, на чью-то помощь, к которой она взывала, сама не сознавая этого.

Она хотела ответить, узнать кто там, но не смогла произнести ни звука. Снова раздался нетерпеливый голос Готье:

— Госпожа Катрин! Госпожа Катрин! Вы что, не слышите? Вы так крепко спите? Я привел к вам друга…