Мера любви - Бенцони Жюльетта. Страница 63

— Сара, идите сюда! Мне надо с вами поговорить. Он бросил поводья подбежавшему мальчику-слуге и убедившись в том, что никого больше нет рядом, взял Сару за руку и повел к оружейной мастерской, пустовавшей в этот час.

— Я только что видел Арно де Монсальви! — бросил он в ответ на вопросительный взгляд цыганки. Лицо ее осталось непроницаемым.

— Да? И… вы говорили с ним?

Рено рассказал, как он, добравшись до Сенезерга, чтобы узнать, как Ля Рок управляется в такую проклятую жару, и не появились ли у него волки, выехал на дорогу, ведущую к церкви, и здесь носом к носу столкнулся с Монсальви. Дорога в этом месте неширокая, вдвоем там не проехать. Надо было, чтобы один из них уступил. Но этого не собирался делать ни тот, ни другой. Мужчины какое-то время молча смотрели друг на друга, словно две сторожевые собаки перед куском падали. Тогда Рено решил, что Монсальви хочет наброситься на него. Одежды на Арно было не больше, чем на Рокмореле, и тот видел, как заиграли его мускулы, а рука нащупала рукоятку шпаги, свисающей с седла. Но он одумался. Монсальви нагнулся, похлопал по холке своего боевого коня, успокаивая его, и, недобро посмотрев на противника, спросил:

— Ну, так что? Кажется, Катрин нашла у тебя пристанище?

— Откуда ты знаешь? Он пожал плечами.

— В деревнях новости распространяются быстро. Я уже целый месяц знаю об этом. У тебя, кажется, вся моя семья; ведь эта колдунья Сара посмела привести к тебе похищенных у меня детей.

— Ты без них, видимо, прекрасно обходишься, раз не нашел нужным прийти за ними.

— Я приду, будь спокоен, но позднее, после того, как покончу со шлюхой, на которой женился. Тут не выдержал Рокморель.

— Когда ты с ней покончишь… Но сперва надо начать, мой дорогой! Если ты собираешься умыкнуть ее у нас из-под носа, то тебя ждут неожиданности. Рокморель, может быть, не Монсальви, но ни меня, ни моих братьев, ни моих слуг не назовешь падалью.

— Не волнуйся, Рено! Ни мне, ни тебе не придется скрестить шпаги. Ты любезно отпустишь ее с чернокожей колдуньей, которую отправят на костер. Член церковного суда придет за моей неверной женой.

— «Неверной»! Это уж слишком! Друг, ты ставишь все с ног на голову. Это не Катрин открыто живет с потаскухой, мне кажется, а ты! Не говоря уже о головорезах, наводящих повсюду ужас и грабящих везде понемногу!

— Я знаю, что говорю, у меня есть доказательства, свидетели…

— Свидетели? Я представляю, что это за свидетели и откуда ты их взял. Они дорого не стоят.

— Они стоят достаточно, чтобы им поверили епископы и член церковного суда. Духовенство по моей просьбе вынудит Катрин покинуть Рокморель и заточит ее пожизненно в монастырь после того, как я отрекусь от нее. Ей остригут прекрасные золотые волосы, ее лучшую ловушку…

«Тогда, Сара, — продолжал в негодовании Рено, — во мне вскипела кровь. Я забыл прежнюю дружбу и жалость, которую испытывал при виде большого красного шрама на его лице, и зарычал так сильно, что распугал всех ворон.

— У тебя короткая память, Монсальви, меня от тебя воротит! Подумать только, тебя в округе считали украшением рыцарства! Ты был тверд и хладнокровен, как острие твоей шпаги, и ты был столь же прямодушен, как и она. «Лучшая ловушка», да? Ты забыл перезвон колоколов в Карлате и человека, шедшего в лепрозорий с маленьким солнцем в руках, «ловушкой этой шлюхи», которая готова была тысячу раз погибнуть за любовь к тебе».

— Что он сказал? — прервала его Сара, побледнев при воспоминании о случае, о котором обмолвился Рокморель и который стал легендой, рассказываемой от Орийака до Роде.

— Ничего. Но он побледнел и на минуту закрыл глаза. Я воспользовался этим, чтобы прикончить его.

«Слушай меня внимательно, — сказал я ему, — госпожа де Монсальви, да, так все зовут и будут звать ее, останется у нас столько, сколько будет угодно Богу, а ты можешь предупредить своего представителя, что, если он осмелится вершить правосудие на моих землях, он будет иметь дело со мной. Кресты и знамена падут под градом камней, растопленной смолы и кипящего масла, не говоря уже о стрелах, которых мы не сожалеем».

— «Тебя отлучат от церкви!»

— «Наплевать! Это давно должно было случиться при моей бурной жизни. Страх не остановит меня пойти прямо к Всевышнему в тот день, когда он решит, что я достаточно пошумел на этой земле: он уж наверняка все поймет».

На это Монсальви резко развернул коня и скрылся там, откуда пришел. Он, видимо, вернется домой, сделав крюк. Когда он пришпорил коня, я слышал, как он крикнул:

«Мы еще посмотрим! Ты можешь предупредить ее о том, что ее ждет, а потом я приду за детьми!..»

Вот, Сара, я вам все рассказал, я хотел поговорить с вами до того, как об этом узнает несчастная графиня.

— Не вздумайте сказать ей! Она и так достаточно страдает. Но ответьте мне, он может осуществить свою угрозу? Неужели в Роде найдутся глупцы, готовые поверить ему?

— Готов положить руку на костер, что найдутся подобные спесивые высокородные болваны.

— И кто, вы думаете?

— Я их хорошо знаю, люди без стыда и совести из Вьейви, такие, например, как этот скряга Монтарналь. Представьте, что Арно даст понять, что как только он избавится от своей обожаемой женушки, то сразу женится на одной из местных девушек — Маргарите де Вьейви или Одетте де Монтарналь. Эти негодяи будут тогда готовы поклясться на мессе, что несчастная Катрин переспала с половиной округи.

— Я верю вам! сказала Сара. — Мессир Рено, я настаиваю на своей просьбе. Катрин не должна иичего узнать из того, что произошло. Это причинит ей горе, так как я боюсь, что она еще любит этого отвратительного человека! И потом, мы ведь пока не собираемся лить раскаленное масло на голову епископа Роде.

Именно в эту ночь Сара, укрывшись в подземелье Рокмореля, при свете факелов ловко вылепила две восковые фигурки: одну — в женской одежде, другую — в мужской. Нашептывая магические слова, она проткнула их длинными иголками, которые предварительно раскалила на огне. Подземелье наполнилось запахами благовоний, на стене четко вырисовывалась тень Сары, похожая на призрак.

Когда цыганка закончила свою странную работу, она закрыла фигурки в сундучок и сунула его в дальний угол, потом погасила факелы, взяла свечу и направилась в башню, где была ее комната.

Ее всегда такие уверенные руки дрожали. Лицо стало серого цвета, как и стены, вдоль которых она шла. Женщина не могла сдержать рыданий, ибо для того, чтобы спасти ту, кого она любила больше жизни. Черная Сара подвергла опасности быть проклятой свою бессмертную душу.

Прошло еще три дня, и из ворот Монсальви вылился беспорядочный поток мужчин, женщин, детей. Они гнали впереди себя скот и толкали тележки, куда наспех побросали свой скарб. На лицах людей застыло выражение неописуемого ужаса. Солнце высоко сияло на беспощадно чистом небе. Вдруг в неподвижном воздухе раздался мрачный перезвон колоколов, докатившийся до всех поселений и замков в округе. Вслед за набатом разнесся страшный крик перепуганной толпы:

— Чума! В Монсальви чума!

Глава третья. МЕРА ЛЮБВИ

Гоберта, рухнув на руки Катрин, не могла сдержать рыданий. Ужас пережитого дня, тяготы пути с непомерным грузом повергли ее в отчаяние. Громкие всхлипы сменились икотой, слезы оставляли черные следы на блестящих от пота щеках, что при других обстоятельствах могло бы показаться смешным. За ее спиной, сбившись в кучу на двух повозках вперемежку с рулоном новой материи, кухонной утварью и ткацкими инструментами, не шелохнувшись, десять ребятишек смотрели на мать. На другой стороне дороги, на пожелтевшей траве лежал, скрестив руки на груди, Ноэль Кэру. Выбившись из сил, он тяжело дышал. Чуть поодаль были видны повозки Мартена Кэру, брата и помощника Ноэля, жестянщика Жозефа Дельма и его жены Туанетты, кузнеца Антуана Кудерка и многих других жителей Монсальви, устремившихся в Рокморель под защиту Катрин, которую они всегда считали своей покровительницей. Когда в сумерках Катрин увидела, как медленно приближается к замку их скорбный обоз, она вмиг спустилась по лестнице и хотела было побежать к ним навстречу, но натолкнулась на поднятый мост и мощное изваяние в виде Рено, преградившего ей путь.