Окна Александра Освободителя - Жоров Алексей Андреевич. Страница 23
Уснул, и как раз это самое будущее и увидел, чему не удивился, так как был уверен, что связь будет именно сегодня. Мы тепло поздоровались, ну прямо как императоры двух дружественных на сей момент государств, почти не имеющих претензий друг к другу, поэтому позволяющих себе радоваться чужим успехам, тем паче другие отвечают тем же. Ну, действительно, что нам делить, воевать мы не сможем при любых обстоятельствах, мы обречены на мир. Торговать нам есть чем, обмен таков, что информации хватит на долгие годы торга. Поэтому информации мы не жалели, выдавали друг другу, как только появлялась новая. Сегодня была подробная информация по пулемёту системы Гатлинга, более сложных систем нам пока не осилить. Первые несколько пулемётов мы надеялись изготовить ещё до операции «Щит». Я дал Елене новые координаты, но, к сожалению, на этот раз не на Кубани, а в Крыму. Координаты были одного из городищ, которое в мире Елены тамошние археологи только начали аккуратно раскапывать. Мои же молодцы грешили иногда поспешностью, но очень уж им хотелось заработать премии. Информацию я передал только потому, что они раскопали около пол пуда золотых украшений, ещё не раскопанных в будущем.
Елена меня поблагодарила, но этак сыто, уже наевшись находками, и заявила, что сначала надо продать то, что есть. Время у нас оставалось и, изучив ещё пару простых, но полезных технических новинок, разучили песню:
Хорошая песня, душевная, и переделывать почти не пришлось, лишь «в гостинице у порта» и «номера сдают всего лишь по рублю», пришлось исправить, прямо на ходу и переделали.
Проснулся я в темноте, на неудобной отцовской койке, укрытый его же шинелью. Потом вспомнил вчерашний день, понял, что комната без окон и крикнул «света»! Света пришла в облике испуганного гвардейца с подсвечником. К счастью, бить меня этим грозным оружием он не стал, а лишь поставил свечи на стол. Я оправил себя и последовал в сопровождении охраны в кабинет. Там уже всё было убрано, стёкла заменены, кровь оттёрта, на столе лежала бумага и перья. в течение часа прилежно изображал из себя писца и, по-моему, всё переписал и зарисовал правильно. Взял гитару, позвал охрану, за неимением на данный момент других слушателей, и сыграл ей новую песню. Понравилось, ну, я и не сомневался.
Принял, после прочтения краткого Машиного отчёта о ночных арестах, генерала Скобелева, старый вояка страдал от старых ран, но держался бодро. Особым человеколюбием, если нужно для пользы дела, генерал не страдал, царю доверял, и переделал три своих имения в «Товарищества», как только того потребовали от госслужащих. Человек он был полезный, и я ему компенсировал уменьшения доходов от земли, не афишируя. Поняв веяния времени, он споро отчистил свои казематы и направил их, куда потребовал царь, то есть на железную дорогу. Строго отделяя зёрно от плевел он поставил дело на поток, направляя сюда так же и пойманных дезертиров. Иногда поставлял и ценные кадры для работы, например разбойника Тришку. Это был колоритный малый, этакий начинающий Степан Разин, но по некоторым чертам похожий на английского Робина Гуда. Теперь Тришка организовывает царские отряды близ Санкт-Петербурга. Точнее даже не управляет ими, а находят толкового командира среди местных. Окружающие помещики активно, но тихой сапой, противились этим нововведениям, но против таких вступал в силу вариант «сосед». Пока помещики пытались дотянуться до основных сил отряда, несколько самых умелых проникают в поместье и уводят всех крестьян. Людям объясняется теперешний принцип «хочешь свободы? Сдайся синемундирнику». Так что там, куда не успевала дотягиваться государева реакция, действовала хорошо организованная инициатива снизу. Постепенно прививал, пока только окрестным помещикам принцип – если кто хочет в бега – отпустить. На тех, кто был непонятлив, падал мой гнев, в образе Тришкиных «Царских отрядов». Дошла, например, до нас весть, что одна из смелых и языкастых дев в гареме одного помещика просит барина её отпустить, грозя Тришкой. Вместо воли её, конечно, крепко выпороли и в койку. А ведь был тот отставной генерал предупреждён молвой, был. Его потом на всю ночь разбойники отдали девам из гарема, страшное, говорят, было зрелище. Так что, постепенно, в сознание лояльных помещиков внедрялось понятие каждодневного Юрьевого дня. Да и число крестьян, которые хотели бы стать свободными, но оставить помещику дом, скарб, таких было пока не много.
Непосредственным начальником Тришки я поставил старого партизана Фигнера, из которого местами сыпался песок, но дело своё он знал. Репутация же у него с 12-го была, дай боже, бумаги на «товарищество» он подписал с радостью. Тогда он лишь спросил командование, что делать с пленными, так как их нечем кормить. На что ему было сказано, мол, данные личности явились сюда не на прогулку, делай с ними что хочешь. Приказ был понят философски-упрощённо, за всю войну начальство не нарадоволось, так как больше с такими проблемами Фигнер к нему не обращался. В послевоенные годы, вернувшиеся к почитанию всего вражеского, сибариты заклевали боевого партизана. Ах, мол. эти светочи свободы, они, мол, несли русскому народу такие великие идеалы, что могли безнаказанно ополовинить сей народ. Человек он был злопамятный и многие из его обидчиков, лишались своих крестьян в первую голову, повод найти можно было всегда. Пока это соответствовало генеральной линии, я позволял его личным делам вмешиваться в интересы общего дела. Но то, что партизан «Пленных Не Брать», теперь работал на меня, по словам Елены давало много плюсов моему нынешнему имиджу.
Надобно сказать, что ещё ночью, после отбитой атаки, Арсеньев занялся в отличии от других, не карательным делом, в коих я использовал моих приближенных, чтобы повязать их кровью, как Разин или Большевики из будущего в начальный период революции. Арсеньев отдал заранее подготовленные конверты Фельдъегерям, с вестями о новом разгроме мятежников, у уже к утру в путь отправились первые свежие газеты с детальным описанием провала новой попытки вернуться к прежнему. Истинных героев и творцов «Минного поля» генерала Шильдера и его помощника Стропушина щедро наградил, передав каждому по десять паёв в новых Товариществах, хозяев которых отправило на тот свет творение сиих инженеров. Их игрушки сработали идеально и чётко, так что и за подводные испытания и за запуски ракет от электричества на морозах я более нимало не опасался.
Отдельной проблемой для меня оставался дядя Михаил, Великий Князь, герой Польской компании, заманивший Инсургентов своим знаменитым двухдневным отступлением, и, как только капкан замкнулся, развернувший фронт, не щадя врагов. Вот только принципы у него были определённые, и менять он их не хотел. К счастью одним из принципов было не участвовать в заговоре против императора. Через день, после минного поля, я ходил с ним посреди развороченных груд земли, откуда пока убрали лишь тела, и мирно беседовал. Надо сказать, что со своими поместьями, щедрой рукой дарованными ему отцом, он расстался без сожаления, посчитав, что одной восьмой ему хватит, недвижимость в старой и новой столицах, а так же вклады в банки скрасили потерю. Надобно так же поставить ему в заслугу, что он, несомненно, знавший, или хотя бы догадывающийся о предстоящих событиях не допустил до участия в них ни кого из своих преподавателей или учеников. А нейтральные и хорошо подготовленные пушкари для меня сейчас важнее остального, хотя присматривать я за ним буду, не доложил он о заговоре зря. Наказать? Как, чтобы мягко? Ладно, потом сообразим.
Об этом я и предупредил Великого Князя, сказав, почему я это делаю. Да и вообще попенял ему неучастие в событиях на правильной, то есть моей стороне. Спросив у него, будут ли теперь кркстьяне-поляки поддерживать свои восстания, и сам же ответил, что очень долго нет. Сейчас возможны лишь такие мятежи, устраиваемые недовольной верхушкой, которую заставили подлиться. Крестьяне же, получив землю, почувствовав её своей, дадут урожай вчетверо, это я знал на примере из будущего, когда, после отмены крепостного права, хлынувшая на новые земли масса крестьян, подняла на южном Урале производство зерна более чем в три раза, без замены сельхозорудий и на тех же участках. Впервые в своей истории страна избавиться от пугачёвщины, потому как новых Пугачевых крестьяне не поддержат.