Сталин: операция «Эрмитаж» - Жуков Юрий Николаевич. Страница 20

В начале декабря Лев Филиппович выехал в Ленинград, внимательно и дотошно изучил положение дел и изложил свое мнение в докладной записке на имя Шлейфера:

«Во время моей поездки в Ленинград мне удалось выяснить следующее по вопросу об экспорте антикварных изделий.

1) Основное препятствие, которое нам придется преодолеть, заключается в совершенно непонятной косности так называемых «музейщиков», которые уже сейчас подняли большую кампанию против всяких попыток выделения совершенно ненужных вещей для музеев в качестве объектов экспорта. Нам удалось в присутствии знатоков дела ознакомиться, хотя и поверхностно, с так называемым музейным фондом… После того, как Наркомпрос сам убедился в нецелесообразности такого консервирования огромного имущества, имеются настроения в пользу передачи большей части этого фонда (называют 75 и 85 %) в госфонд. Знатоки дела утверждают, что можно, за редким исключением, весь музейный фонд реализовать без всякого ущерба для музейного дела. Если бы понадобилось когда-нибудь приобрести кое-что похожее на имущество фонда для провинциальных музеев, то это удастся сделать с совершенно незначительной затратой средств без особого напряжения и лет через 10. Совершенно поверхностная оценка этого имущества дает чрезвычайно высокую цифру, уточнить которую сейчас, конечно, нельзя, но, грубо считая, можно назвать цифру в миллиона 3.

2) Дворец Палей. Непосредственное знакомство с этим имуществом специалистов приводит к выводу, что достаточно небольшого нажима на Наркомпрос, и нам удастся добиться отмены каких-либо изъятий из этого дворца. Уполномоченный Наркомпроса по Сев.-Зап. области тов. Позерн уже дал свое согласие на изъятие максимум 5 – 6 предметов. Тройницкий, осмотревший еще раз дворец, дает заключение, согласно которому можно без всякого вреда для музейного дела отказаться и от этих 5 – 6 предметов. Необходимо вызвать тов. Позерна (он сейчас на партийном съезде), и по отзывам ленинградских товарищей нетрудно будет добиться от него необходимого согласия на передачу всего дворца Палей в госфонд. Тов. Позерн работал на Сев. Кавказе с тов. Микояном, и ленинградцы думают, что согласование вопроса об экспорте антикварных изделий из Ленинграда с тов. Позерном вполне достаточно для того, чтобы преодолеть сопротивление Наркомпроса.

3) Об Эрмитаже. В складах Эрмитажа имеется огромное имущество, переданное ему на хранение после Октябрьской революции. Как выясняется, всем музеям вменено в обязанность не включать в свои инвентарные списки того имущества, которое им было передано на хранение после октября 1917 г . В частности, в Эрмитаже хранится колоссальное множество ценных с экспортной точки зрения предметов, не имеющих музейного значения в узком смысле этого слова. Так, например, в подвале Эрмитажа большое количество частей средневекового вооружения и панцырей. Тройницкий заявляет, что без специальных разрешений он в состоянии выделить несколько комплектов такого вооружения, которое может дать около 750 тыс. руб. – миллион руб…

На складах Эрмитажа имеется множество фарфоровых изделий, ликвидация которых может дать несколько дворцов Палей. Имеется также разного рода ценное оружие (из подарков царской семье), не имеющее никакого исторического музейного значения. Ликвидация этого имущества встречает сопротивление соответствующего специалиста, но, как выяснилось, достаточно обещать Эрмитажу выделение части валюты, вырученной за эти предметы, и нам удастся, очевидно, преодолеть это сопротивление.

Госторг уговорился с Эрмитажем и приступил к закупке так называемой восточной керамики через специальную группу кавказских скупщиков. Этот товар находит большой спрос во всех европейских и американских музеях.

В Ленинграде имеется так называемый дом Шереметевых, играющий роль музея быта. Дом этот действительно воспроизводит быт дворян царской России, но в нем имеется некоторое количество высокоценных предметов. По мнению тов. Тройницкого, эти предметы безусловно могут быть заменены соответствующими менее ценными экземплярами без всякого нарушения характера ансамбля этого дома. По мнению т. Тройницкого, таких предметов можно выделить на 1/2 мил. рб. без всякого сопротивления соответствующих инстанций Наркомпроса, а при известном напряжении можно получить экспертиз вещей и на 1 миллион рублей.

Госторгу предложено обратить также внимание на экспорт антикварных книг. Уже приглашен специалист-антиквар, которому даны соответствующие задания.

Организована также и закупка антикварных ценностей, находящихся в руках частных держателей. Уже приглашены 3 специалиста – старых антиквара для этой работы, установлен контакт с представителем Госфонда в Ленинграде, привлечен в качестве постоянного эксперта Тройницкий, и по общему отзыву можно рассчитывать на полный успех.

Наркомторг Сев.зап. обл. на днях пришлет свое предложение законопроекта в отмену существующего сейчас порядка регистрации предметов музейного характера, находящихся в распоряжении частных лиц» [55].

Пространная, весьма любопытная и примечательная по своему содержанию «записка» Печерского поражает своей откровенностью, раскрывает циничный характер автора. И все же какие бы золотые горы ни сулил он руководству, сколь ни были успешными первые берлинские аукционы, сколь бы многообещающими ни грезились следующие, вполне возможно, что все так бы и завершилось единичными продажами. А «записки» Андреевой и Печерского остались бы самыми заурядными чиновничьими бумагами, вскоре забытыми всеми и пылящимися на дальней полке канцелярского шкафа.

Но не из-за этих «записок» торговля обратила свой взор, холодный и равнодушный, на музейные экспонаты как всего лишь на объекты купли-продажи. Сами по себе они не сыграли никакой роли. Все предрешило иное.

Еще за семь месяцев до того, 31 января 1927 года, на очередном заседании Политбюро обсуждали проект бюджета на уже шедший хозяйственный год (он начинался 1 октября), и среди прочих выступлений наркомов выслушали и доклад Микояна о том опаснейшем положении, в котором оказалась советская экономика. Он сообщил, что страна задолжала иностранным фирмам и банкам гигантскую сумму – около 450 миллионов золотых рублей, или 45 миллионов фунтов стерлингов, в основном по краткосрочным кредитам, выплачивать которые предстояло в самое ближайшее время.

Члены Политбюро полностью согласились с предложениями Микояна и поручили ему, точнее – Наркомату внешней и внутренней торговли:

«Разработать, с привлечением соответствующих ведомств, и провести в советском порядке (как постановления Совнаркома СССР. – Ю. Ж.) систему мероприятий для усиления наиболее надежных (имея в виду случаи неурожая), являющихся источником, помимо валютного накопления, обеспечивающим выполнение платежных обязательств. Необходимость проведения этих мероприятий СНКому надлежит учесть при утверждении бюджета на 1926/27 хозяйственный год» [56].

Испрашивая разрешение на задуманные меры, и сам Микоян, и его подчиненные по внешнеторговому ведомству еще не намеревались изыскивать новые статьи экспорта. Они надеялись расплатиться по долгам, свести баланс с минимальным дефицитом, добившись прежде всего увеличения вывоза нефти, леса и получив под будущие поставки новые кредиты. Словом, полагали действовать старым, проверенным временем способом.

Уже летом Нефтесиндикату, входившему в ВСНХ и занимавшемуся продажей нефти и нефтепродуктов за рубежом в тесном сотрудничестве с торгпредствами, удалось заключить весьма выгодное соглашение с американской компанией «Стандарт ойл оф Нью-Йорк». Оно гарантировало советской стороне продажу в течение пяти лет по 100 тысяч тонн мазутного топлива в портах Турции, Суэцкого канала – Порт-Саиде и Суэце, в Коломбо на Цейлоне, в Сингапуре. Одновременно удалось расширить продажу бензина через автомобильные бензоколонки смешанными (но по вложенному капиталу советскими) обществами – «РОЛ» в Великобритании, «Нафтарюсс» во Франции, «Петролеа» в Италии, «Дероп» в Германии. Тогда же были подписаны контракты о поставках советской нефти и нефтепродуктов в Испанию, ряд других стран.