Виски со сливками - Жукова-Гладкова Мария. Страница 10

Дядя Саша попросил Мариса показать, что у того припасено, одобрительно кивал, рассматривая орудия труда криминального журналиста, но заметил, что кое-чего важного все-таки нет.

— А что надо? — подала голос я.

— Ну альпинистское снаряжение, например. Не все, конечно… Крюк, верёвку… Не забывайте, друзья мои, ночь: ворота могут быть закрыты, да и не надо нам через ворота. Я предпочёл бы с заднего хода, так сказать.

— Должен, наверное, какой-нибудь лаз быть, — заявила я. — Народная тропа. Раз там разливают огненную воду…

Дядя Саша кивнул, заметив, что я высказала очень мудрое замечание.

Народная тропа быть должна обязательно, но совсем не обязательно, что мы её сейчас найдём: мы отправимся туда, когда время прохождения каравана уже закончится. И нам не нужны свидетели. А поэтому нужны средства для переброски отряда через препятствие.

— А если просто друг другу на спинку, ну и…

— Нет, — твёрдо заявил дядя Саша. — И ещё неизвестно, куда нам придётся подниматься. Едем ко мне.

Я села за руль своей старенькой «бээмвэшки», мы опять доехали до площади Победы, высадили дядю Сашу, договорились, что через полчаса машина снова будет на том же месте, и я повернула по направлению к городу.

— Давай встанем где-нибудь на тихой улочке, — предложил Марис.

— Я бы к братцу-кролику заскочила на пять минут…

Марис посмотрел на часы и заметил, что уже не время ходить в гости и если мой родственник с другом ещё не спят, то явно заняты тем делом, при котором присутствие третьей стороны даже в виде родной сестры не очень желательно. Я кивнула, соглашаясь с мудрой мыслью, и поехала к центру города. У меня была мысль проскочить мимо нескольких ночных клубов, вдруг, может, кого-то увижу, или по дороге какие-то идеи появятся…

Я не успела осуществить своих планов, потому что Марис вдруг заявил:

— Или я здорово пьян и у меня в глазах мутится, или у вас в городе пьяные менты дорожные знаки вывешивают.

— А что такое? — спросила я, склоняясь ко второму варианту.

Марис кивнул на любопытное соседство знаков слева по борту: остановка запрещена, но стоянка разрешена.

— Что за гибрид? — тем временем поражался представитель свободной Латвии. — Это у вас ГАИ так шутит?

— Скорее зарабатывает деньги, — высказала я своё предположение. — Возможна платная стоянка, которая теперь активно практикуется у нас в городе.

Но мы здесь вставать не будем, хотя сейчас сборщиков дани уже нет.

Нужно было поворачивать назад, чтобы вовремя успеть к встрече с дядей Сашей. Он уже стоял в условленном месте с сумкой на плече.

К заводу мы прибыли в половине третьего ночи. Дядя Саша велел оставить машину в некотором отдалении. У него была мысль оставить и меня в ней, но я возмутилась, сказав, что тоже хочу участвовать в деле — из чисто спортивного интереса. Марис также заметил, что девушке одной среди ночи небезопасно сидеть в машине, тем более в таком глухом месте. Это решило дело. Машину я заперла, и мы отправились к довольно внушительному забору.

Перед ним шёл ряд тополей, не доходивших до верха бетонного строения.

Никитин пошёл у самой бетонной стены-забора, между ним и тополями. Мы с Марисом следовали за ним цепочкой.

— Те-с! — внезапно приложил палец к губам дядя Саша.

Мы замерли, прислушиваясь. Я выглянула на улицу из-за очередного ствола: она оставалась пустынной. Да здесь и днём явно народ не особо хаживает.

Если только крайне необходимо. Узкая заасфальтированная, вероятно, ещё при царе Горохе дорога, вся в ухабинах и колдобинах, с другой стороны — канава, в которой все ещё стоит вода после последнего дождя. Чуть-чуть повернёшь руль в сторону — и въедешь, а потом «Кировец» надо приглашать, чтобы вытащить «Запорожец», который может увязнуть в этом болоте. В дополнение орали лягушки.

Я не была перед главными воротами, но Шулманис говорил, что там подъезд очень даже приличный: и асфальт ровный, и прибрано все. В общем, цивильно. Но кто же будет заниматься другой, не парадной стороной? Кому это надо?

Народная тропа, конечно, пролегает где-то здесь. Но народ наш неприхотливый, на «мерседесах» не ездит, по этой дорожке на своих двоих он с большим успехом пройдёт. Так и мы прошли вполне успешно.

Пока я осматривала окрестности (были белые ночи, и даже фонарик для прохода вдоль забора не требовался), мужчины прислушивались к тому, что делалось на территории завода. Я тоже навострила ушки. Потом мы приступили к обсуждению.

— Говорят не по-нашему, — заметил дядя Саша. — Язык какой-то странный.

Я никогда такого не слышал.

— А вы вообще на каких изъясняетесь? — поинтересовалась я у полковника Никитина.

— На английском свободно, немного на немецком, — ответил он. — Не забывай, что я пятнадцать лет плавал.

Да, я об этой части биографии дяди Саши на тот момент запамятовала.

Сама-то я владею только русским, зато великим и могучим. Марис, как я предполагала, кроме русского и латышского, должен знать ещё, как минимум, английский — если постоянно общается со скандинавами. Но может, и шведский, и финский. Это надо будет уточнить. Всегда уважала людей, говорящих на иностранных языках. Может, мне тоже заняться на досуге? Правда, как говаривал мой предыдущий, наш народ весь мир заставит говорить по-русски, потому что клиент всегда прав. А новый русский — клиент очень ценный и денежный.

— Если ликеро-водочный цех принадлежит некоему Зурабу Чкадуа, — заметила я, — это вполне может быть грузинский.

— Я знаю, как звучит грузинский, — отозвался дядя Саша, — хоть и не могу на нем изъясниться. Бывал в Тбилиси неоднократно. Нет, не грузинский.

— Вы меня сейчас, наверное, за идиота сочтёте… — начал Марис.

— Не тяни резину, — перебил Никитин.

— Я недавно отдыхал в Таиланде. Не уверен, но похоже на тайский.

— Откуда здесь тайцы?! — зашипела я. — Это наших в Таиланде сейчас немерено. Но тайцам-то к нам зачем ездить?

Марис неопределённо пожал плечами. Дядя Саша напряжённо думал, потом заявил:

— Вот что, Наташа. Мы тебя сейчас поднимем к себе на плечи, взглянешь через забор по-быстрому. Взглянула — и назад. Только чтобы провести рекогносцировку.

— Есть! — отрапортовала я.

Меня подняли, и я увидела довольно большой двор, в котором кипела бурная деятельность. У меня было несколько секунд, но их оказалось достаточно. чтобы оценить обстановку.

— Ну? — одновременно спросили Шулманис и Никитин, опуская меня на грешную землю.

— Вьетнамцы, по-моему. Ну точно такие же, как у нас не так давно торговали кроссовками, куртками и всяким другим барахлом на рынках и в переходах метро. Но я их что-то давно в городе не видела.

— Значит, остались ещё. Там что, целый полк их?

— Человек десять, — сказала я. — Это тех, что я увидела. Может, внутри ещё есть.

— В смысле, где внутри? — спросил дядя Саша. — И что они делают?

— Коробки таскают. По двое одну. По виду тяжёлые.

— Значит, спиртное грузят?

Я пожала плечами. Как я понимала, если бы это были бутылки, то они бы позвякивали, но звона не было слышно.

— Может, ещё раз взглянуть? — предложила я.

— Нет, ещё раз не надо, — решил дядя Саша. — Сейчас отойдём подальше.

Туда, откуда этот цех не виден. Там и заберёмся. Тут место хорошее, чтобы перелезать, но раз погрузка идёт — не стоит.

Дядя Саша снова повёл наш отряд, потом остановился и спросил у Мариса:

— Ты не помнишь, какой там цех? Ну там, где вьетнамцы? И вообще, ты хоть одного днём видел?

— Нет, — Марис покачал головой. — И не видел, и не помню. У меня же нет плана завода, но ликеро-водочный, по-моему, с другой стороны расположен, а директорский кабинет — прямо над ним. Вот сейчас мы как раз к этому цеху подойдём.

Мы опять остановились под густыми тополиными кронами, прислушались.

Никаких звуков не раздавалось.

— Так, Наташа, опять тебя поднимаем. Осмотрись.

Во дворе с этой стороны было пусто. Валялись пустые ящики, какие-то канистры, осколки стекла, куски проволоки, металлическая стружка. В общем, типичный заводской двор. По находящимся там предметам и не поймёшь, что производят на заводе. Если это вообще можно понять, даже пройдясь по территории. Метрах в двадцати от того места, где стояли мы, только с другой стороны забора, располагался какой-то сарай. Между ним и забором было около метра. Рядом с сараем стояла огромная цистерна.