Победоносец - Жулавский Ежи. Страница 34
Через несколько часов началось общее восхождение. Кто посильнее, шли впереди и по очереди рубили ступеньки в снегу для идущих следом, и так постепенно близились к перевалу по желобу, местами менее пологому, чем казалось снизу. Путь был труден и крут. Более слабых и податливых на горную болезнь соединили длинными веревками в связки, чтобы уберечь от падения. Марк строго-настрого запретил оглядываться. Шагали молча, боясь криком или пением подать шернам весть о своей грозной близости, шли, не сводя глаз с небесной лазури над снежной белизной седловины.
Несколько раз впереди идущим чудилось, что до перевала осталось меньше сотни шагов, что еще одно усилие и будет достигнута желанная цель. Люди в нетерпении брались рубить снег с удвоенной силой, но понапрасну: то, что принимали за вершину перевала, оказывалось перегибом, за которым снова тянулась вверх сверкающая наклонная плоскость. Усталые руки отказывались служить, в ослепших от яркого света глазах снег внезапно чернел и шел волнами, как море. И тогда Марк сам становился впереди и, громко повторяя приказ: «Вниз не смотреть! Вниз не смотреть!», вел шатающихся от усталости, словно зачарованных его волей людей все выше и выше.
А желоб, собственно, уже кончился, раскинувшись наверху в широкое, чуть вогнутое снежное поле. Уклон сделался настолько малым, что надобность рубить ступеньки отпала, и вереница идущих постепенно превратилась в изогнутую полукругом шеренгу, где каждый сам пролагал себе путь, как умел.
И вдруг случилось чудо. Перед глазами солдат, уже столько раз обманутых надеждой на близость перевала, внезапно и в самый неожиданный момент открылся вид на огромную котловину, обрамленную горным кольцом. Идущие позади не догадывались, что передние добрались наконец до перевала. Они подходили небольшими группами и сами останавливались, потрясенные зрелищем, не привычным даже для их глаз, приученных к лунным пейзажам.
Перед ними с беспредельной высоты открылась огромная круглая долина, со всех сторон окруженная мощной стеной покрытых снегом гор. Долина кипела великолепной зеленью, на фоне которой тут и там были видны похожие на павлиний глаз овальные озера. Кое-где по всей долине, пологими террасами поднимавшейся к лесистым горным склонам, были разбросаны зеленые холмы, напоминавшие курганы. На террасах, на холмах, по берегам озер белели небольшие поселки, окруженные привольными садами. А посредине, примерно до половины высоты окружающих гор, торчала гора в виде усеченного конуса, и всю ее вершину занимал большой город-крепость, ощетинившийся сотней башен и диковинных стрельчатых строений.
Тень от юго-западной стороны внешнего горного вала уже покрыла большую часть долины, в синей мгле пригасли озера и тонуло подножье центрального конуса, но город полыхал на клонящемся к горизонту солнце золотом и багрецом.
Долго стоял Марк, не в силах вымолвить слова, глядя на этот чудный тихий край, который еще до заката солнца доведется превратить в поле битвы, быть может самой кровавой из всех когда-либо происходивших на Луне, а пробудили его от задумчивости отрывочные восклицания солдат, в которых звучало что-то похожее на священный трепет.
Марк огляделся. Его люди стояли, обратившись спиной к таинственной стране шернов, и указывали друг другу на что-то из ряда вон выходящее при южной стороне горизонта. Над страной, как море волнами, изборожденной уходящими в бесконечность горными хребтами, над зубчатой линией самых дальних гор висело белесое, едва заметное облачко, полукруглое сверху, странно непохожее на обычные облака.
Довольно долго Марк терялся в догадках, что это там такое, и вдруг у него задрожали губы. Да! Ведь он же в окрестностях южного полюса, а в этих широтах… Да! Да! Это белесое облачко, этот бледный узкий серп, полускрытый зубчатым горным горизонтом, это же…
— Земля! Земля! — все громче перекликались между собой солдаты.
Некоторые падали ниц на снег, некоторые воздевали руки и замирали в экстазе, не в силах постичь, каким образом звезда, которую они видывали с иного края лунного мира, вдруг ни с того ни с сего явилась у них перед глазами здесь.
— Земля идет вслед Победоносцу! — пролепетал кто-то посеревшими губами.
— Земля пришла! Она хочет видеть, как сгинут навеки шерны!
Ерет распростер руки.
— Земля всюду! — воскликнул он. — Нам она видится неподвижной, на одном и том же месте, а она обходит по краю весь диск Луны и стережет границы Великой пустыни!
— Земля всюду! — ответил ему общий хор.
И люди попадали ниц перед Победоносцем, восхваляя святого посланца Земли.
А он стоял недвижим, позабыв в этот миг о шернах и о народе, смиренно припадающем к его стопам, он смотрел на бледный призрак своей отчизны в бездне небес, и у него впервые в жизни увлажнился взор.
Глава VI
В низкой, тесной комнатушке шум стоял неописуемый. Ждали Роду Премудрого, который нынче что-то уж очень подзапоздал, а время коротали за жаркими спорами, то и дело переходящими в яростные пререкания. Возбужденные молодые люди с горящими глазами наскакивали друг на друга с криком и размахивали руками, насколько позволяли давка и теснота.
Какой-то взлохмаченный юнец с пылающим взором самозабвенно вешал:
— Что бы там ни совершил так называемый Победоносец, это не в счет! Все его подвиги, как бы ни были они нам на пользу, ничего не значат по сравнению с чудовищной несправедливостью, которую допускают по отношению к нам обитатели Великой пустыни. Мы должны проложить туда дорогу и поселиться в отчем краю.
На углу стола, свесив ноги, сидел человек моложавого вида, но прежде времени начисто облысевший, с гладким безбородым лицом, на котором застыла кривая усмешка, похожая на гримасу. Он глядел на оратора выцветшими рыбьими глазами и твердил, слегка покачиваясь всей верхней половиной туловища:
— А я повторяю: нам не хватит там места.
— Должно хватить! — буйствовал оратор.
Но лысый ровным, бесстрастным голосом гнул свое:
— Нам не хватит там места. Согласен: у них там райская жизнь, но плотность населения в подземельях имеет свои пределы, притом небольшие…
— Так пусть меняются с нами! Пусть идут сюда и сражаются с шернами!
— Вот-вот! Правильно! — раздался общий крик.
Лысый продолжал криво усмехаться:
— Но как их к этому вынудить? А? Не знаете?
Один из оппонентов, тощий, с изможденным смуглым лицом, сжал кулаки и закричал:
— Матарет, заткнись! Тебя подкупили и…
И пошло. Комнатушка загудела, как улей, в воздухе смешались вопли, уговоры, призывы. Временами, когда чуть притихало, доносились размеренные, упорно повторяемые речи Матарета.
— А я говорю: нам не хватит там места.
И каждый раз конец его фразы тонул в неистовых воплях
Но вот кто-то из стоявших у двери воскликнул:
— Рода идет!
Все разом обернулись к двери, чтобы приветствовать Премудрого.
А тот, едва войдя, а вернее сказать, вбежав, рухнул на ближайший стул, с трудом переводя дух. Голова не покрыта, волосы растрепаны, рубашка порвана, лицо и грудь в синяках — Рода явно угодил в переделку и еле выбрался.
— Премудрый! Что случилось? — раздался крик со всех сторон.
Рода жестом попросил тишины. Голова бессильно откинулась на спинку стула, Премудрый тяжело дышал. Глаза полузакрыты, губы в крови, видно, что выбиты два передних зуба.
Один Матарет не тронулся с места. Сидел себе на столе и все с той же усмешкой, прищурясь, смотрел на Премудрого.
— Что я говорил? — сказал он, выждав. — Он опять народ просвещал.
Рода вскочил. Глаза у него засверкали, он яростно взмахнул кулаком, торчащим из распоротого рукава, и, кривя разбитую губу, зашелся в крике:
— Подонки! Жалкие рабы! Подлая темная чернь! Скоты!
— Ты прав, — спокойно согласился Матарет. — Но это тебе давно уже следовало бы знать.
Рода бросил на Матарета бешеный взгляд искоса.
— Да! А тебе безразлично! Ты и впрямь ни во что не веришь! Тебе лишь бы на столе посиживать, головой качать да посмеиваться! Тебе дела нет, что попы народ морочат! Тебе дела нет, что этот их Победоносец хваленый мордует людей в своих низменных целях, что неповторимый шанс на спасение может быть безвозвратно и попусту утерян! Тебе дела нет, что народ живет в преступной и жалкой слепоте, не разумеет собственного добра, знай пялится на Землю и не ищет дорогу в рай, который по праву принадлежит ему здесь, на Луне! Тебе это безразлично, а мне нет, я стремлюсь…