Мастер силы - Жвалевский Андрей Валентинович. Страница 17

27

Утром Катенька проснулась рано, что было совсем на неё не похоже. Емельян Павлович к тому времени тоже открыл глаза, но не шевелился. И старался не думать.

— Палыч! — сказала Катенька. — А что это вчера было? Ты меня будил среди ночи?

Леденцов осторожно поцеловал её в ухо.

— Значит, мне приснилось, — решила Катя и села в кровати. — Странный такой сон. Мы с тобой живём в одной квартире. А потом начинаем думать одно и то же. Как будто слышать одно и то же. Это сон, понимаешь? И вообще, я в душ, а ты сделай мне бутерброд. Ты мне за вчерашнее должен.

Возвратилась она свежая и, кажется, чуть-чуть накрашенная.

— Ты ещё, валяешься? Ты не Леденец, ты Ленивец! Где мой бутерброд? А ну бегом на кухню!

Емельян Павлович насладился очаровательным возмущением и извлёк из-под одеяла огромный сэндвич.

— С ветчиной! — Катенька с грацией колибри выхватила добычу из его рук. — И с помидорами! И сыром! Как я люблю! Лебиме, фы фуфер!

— Чего?

— Леденец! Ты супер! Я бы даже сказала, гипер! Я сегодня буду любить тебя вечно.

— Теперь так всегда будет, — сказал Емельян Павлович, откидываясь на подушке.

— В шмышле?

— Выходи за меня замуж.

У Леденцова совсем не было опыта предложения руки и сердца. Он не знал, что это нужно делать в атмосфере романтической, полуосвещённой — и ни в коем случае не тогда, когда избранница жуёт обалденно вкусный сэндвич.

Минут пять Катенька не могла откашляться.

— Палыч, — наконец проговорила она, — ты решил сразу стать вдовцом?

— А что ты полный рот напихала?

— Так вкусно же!

— Теперь я всё время буду тебя так кормить.

— Каждый день?

— Когда будет настроение.

— Тогда я должна подумать.

— Времени на раздумье нет, — Емельян Павлович нежно облапил хрупкую фигурку и начал демонстрировать самые серьёзные намерения.

— Отвали! — хохотала Катенька, торопливо дожёвывая пищу. — До свадьбы ни-ни! Ну дай доесть, зараза!..

Второй раз они проснулись уже в одиннадцать.

— Вставай, жена! — произнёс Леденцов сквозь зевоту.

— Во-первых, невеста, — ответила Катя, не открывая глаз и не меняя позы, — во-вторых, я ещё не дала согласия. В-третьих, скажи спасибо, что месячные закончились именно сегодня.

Тут будущая госпожа Леденцова встрепенулась и задумчиво сказала:

— А если я забеременею, ты меня все равно возьмёшь?

— Забеременеешь, когда я скажу, — отозвался Емельян Павлович.

“В конце концов, — подумал он, — это моя будущая жена. У нас не должно быть тайн”. И в порыве благодарной откровенности рассказал всё, что знал, о мастерах сглаза и силы. Катенька выслушала всё это с неподдельным интересом.

— Бред какой, — довольно сказала она. — А я опять есть хочу.

Однако бутерброд ей пришлось делать самой — зазвонил телефон, и следующие двадцать минут Емельян Павлович объяснялся с Портновым. Тот требовал немедленного свидания (“И Екатерину обязательно привезите!”) и всячески выражал недовольство. Как только Леденцов опустил трубку на рычаг, его плечи оказались во власти тонких, но цепких рук.

— Па-а-алыч, — попросила Катенька, — перестань злиться! Ты плохое задумал, я чувствую. Давай пусть будет хорошо.

— Так звонят всякие, — буркнул Леденцов, — хотят, чтобы мы с тобой все бросили и ехали к ним.

— Это тот милый старичок? Иван Иванович?

— Разве он старичок?

— Конечно. Он так смешно говорит. И головой так делает, как в фильмах про дворян. Поехали! Все, я пошла одеваться.

Пока Емельян Павлович ждал Катеньку в машине, мысли этого сумбурного утра начали выстраиваться. Прежде всего, следовало проверить, добился ли он вчера своей цели. “Чего она может сейчас хотеть? — размышлял Леденцов. — Поехать со мной куда-нибудь к людям, и чтобы все ею восхищались, и чтобы я во всеуслышание объявил, что беру её в жёны. Попробуем”.

Леденцов как можно более тщательно представлял сцены Катиного триумфа. Дошёл даже до бракосочетания (правда, платье невесты вышло несколько невнятным). “Зеркальце” ни разу не появилось.

“Будем считать, — решил Емельян Павлович, — всё получилось. Катенька больше не «отбойник». Иначе…” Он энергично потряс головой. В целях психической безопасности следовало остановиться на первом варианте. “Портнов говорил, что свято место пустым не остаётся. Рана, так сказать, зарастает. Вернее, на её месте что-то вырастает. Что?”

Емельян Павлович пожалел, что не курит. Подобные мысли следовало обдумывать за крепкой сигарой.

“Компенсатор? Или чтец мыслей? — Леденцов поёжился. — Только не это. Но ведь как ловко она про «плохое» учуяла! Или это так компенсаторы чуют? Черт, как мало я обо всём этом знаю”.

Тут припрыгала Катенька, и Емельян Павлович всю дорогу от греха подальше думал только о том, как она очаровательна. Это было несложно.

28

Впервые в центре внимания Ивана Ивановича и компании оказался не Леденцов, а Катенька. Емельян Павлович мудро решил не педалировать обиду. То есть сначала он решил просто не обижаться, но потом вспомнил недавно подслушанное словцо и решил не педалировать. Он просто сидел на кухне и пил чай, пока вдохновлённая общим вниманием невеста порхала по квартире. В середине “второй воды” первой чашки она пропала.

На начале третьей чашки Катенька возвратилась в кухню. Щёки её пылали.

— Товарищ Леденцов, — сказала она, что было сигналом “Осторожно, опасность!”, — ты почему мне не сказал, что этот… молодой человек умеет читать мысли?

В коридоре замаячила очень довольная физиономия молодого человека Сани.

— Я же говорил, — ответил Емельян Павлович, — утром, когда рассказывал про “топоров”, про “отбойников”…

— Ты рассказывал вообще. Почему ты не предупредил, — Катя мотнула головой в сторону Сани, — что мысли умеет читать конкретно этот?

“Конкретно этот” подал голос, держась на безопасном расстоянии.

— Завидую вам, Емельян! Такой темперамент! Такая раскрепощенность!

Равномерная пунцовая окраска эволюционировала в пятнистую. Это уже означало “Все в укрытие!”. Леденцов поспешно подскочил и крепко прижал к себе Катеньку. Его хрупкая невеста в минуты ярости могла швыряться неожиданно тяжёлыми предметами.

— Саня! — сказал он. — У вас есть разряд по бегу?

— Я не собираюсь бежать от столь заводной особы! — теперь чтец неприличных мыслей решился приблизиться на расстояние вытянутой руки.

И зря. Руки Катеньки Емельян Павлович контролировал, но ногой она двинула очень резко и метко.

— В следующий раз сначала думай, а потом лягайся, — Саня снова оказался в конце коридора, поглаживая лягнутое колено. — Я хоть отскочить успею.

Катенька не удостоила наглеца ответом. Она прижалась к суженому и тараторила:

— Я ничего такого не думала! Он просто меня взял за руку и начал в глаза смотреть. У меня мысли сами по себе появились! Атак я только тебя люблю.

— Вас — так, — хихикнул Саня, — а меня собиралась эдак.

— Сейчас я её отпущу, — сказал Леденцов.

Катенька зарычала. Саня понял, что лимит острот на сегодня исчерпан.

— Не буду вам мешать, — произнёс он и скрылся.

Только теперь Катя позволила себе нескупую девичью слезу. Емельян Павлович уже начал промокать в области плеча, когда на кухне появился Иван Иванович.

— Екатерина, — сказал он, — что же вы плачете? Я же просил вас просто позвать Емельяна Павловича.

Катенька попыталась забиться под леденцовскую мышку. При этом она сама напоминала маленькое серенькое испуганное животное.

— Да успокойся ты, — Емельян Павлович поцеловал, куда смог дотянуться, — ну подумала и подумала. Это ерунда. Этот тип правильно сказал, в следующий раз сначала думай, а потом думай.

— Я не поэтому плачу. Я уже по другому плачу. Я тебе столько навредила! Мне рассказали, какая я плохая. Но теперь я тебя защищать буду, если не прогонишь.

Под строгим… нет, скорее безразличным оком Ивана Ивановича Леденцов чувствовал себя неуютно.