Мастер силы - Жвалевский Андрей Валентинович. Страница 4

7

Иван Иванович с живым интересом наблюдал, как солидный директор солидного предприятия господин Леденцов хвастает паранормальными способностями. Особенно Емельян Павлович упирал на пиво — видно, оно здорово впечатлило директора.

— Замечательно, — сказал Иван Иванович, — я так и думал.

— О чём? — насторожился Леденцов.

— Что процесс вас увлечёт. По психотипу вы иррационал: процесс важнее результата.

Емельян Павлович искоса посмотрел на человека, которого недавно считал сумасшедшим. И сомнения пока не развеялись.

— Не обижайтесь, — сказал Иван Иванович. — Это не недостаток. Наоборот, это даже хорошо, что вы не рационал. Не позволите ли списочек — полюбопытствовать?

Леденцов, все ещё недовольный тем, что его обозвали нерациональным (дураком, что ли?), протянул распечатку посетителю. Тот принялся читать и, как показалось, особенно тщательно штудировал страницы, посвящённые детским годам директора. “Про женщин я зря писал”, — запоздало устыдился Леденцов и погрузился в кресло. Чтобы скоротать время, он попытался определить возраст Ивана Ивановича. Юношей или молодым человеком тот определённо не был. По стилю поведения, по старомодным выражениям он тянул на старика. Была в Иване Ивановиче выправка, но не военного человека, а сугубо штатского — как будто коллежского асессора перенесли на сто пятьдесят лет вперёд, переодели, переучили и заставили говорить по-новому. Вместе с тем не было в нём физических следов старческого разрушения: дряблости кожи, желтоватой седины, замедленности движений или хотя бы очков.

— Много интересного, — сказал Иван Иванович тоном человека, который надеялся найти гораздо больше, чем ему подсунули, — особенно из вашего младенчества и отрочества. Три рубля в траве разглядеть, да ещё в пять утра… Это подвиг.

Леденцов почувствовал себя глупо. “Чем я занимаюсь? — рассердился он на себя. — Зачем придурка этого к себе пригласил?”

— Разумеется, — сказал он, — это все глупые совпадения. Пока я составлял список, это меня несколько развлекло. Я позвал вас только потому, что вы, кажется, готовы объединить эти совпадения в систему…

— После чего мы сможем перейти к главному? Извольте.

Тут Емельян Павлович и вовсе расстроился, предчувствуя, что разговор готов скатиться в сомнительную колею спасения мира. Однако Иван Иванович не дал ему раскрыть рта. Он извлёк из пухлого коричневого портфеля папку с завязочками и протянул её хозяину кабинета со словами:

— Но сначала позвольте дополнить ваш список.

“Так он шантажист! Как все просто!” — Емельян Павлович даже обрадовался. Теперь многое стало на свои места.

Леденцов не собирался обсуждать никаких условий, но папка его заинтриговала. В конце концов, интересно же, чем тебя собираются припирать к стенке и доводить до ручки.

— “Там внутри есть все, — процитировал Леденцов «Золотого телёнка», развязывая тесёмки, — пальмы, девушки, голубые экспрессы…”

— Эта папка не пуста, — Иван Иванович полуулыбкой дал понять, что оценил хорошую память и начитанность собеседника.

Действительно, внутри обычной картонной папки обнаружилось несколько прозрачных файлов, каждый из которых был плотно набит вырезками, какими-то документами и фотографиями. Леденцов вытащил один из них наугад. Подборка касалась его сделки с “Главсбытснабом”. Начиналась она с аналитической записки “О состоянии и прогнозном поведении…”, словом, о рынке копировальной техники в 1996 году. Прогнозы были неутешительные. Емельян Павлович улыбнулся:

— Помню-помню! Никто не верил. Все кричали “Насыщение! Свободных средств нет!” Я тогда здорово поднялся.

Леденцов полистал отчёты и газетные заметки. В 1996-м о нём впервые написали “Губернские новости”.

— Ну и что? — пожал он плечами. — Аналитики ошиблись, а я угадал.

— Этот аналитик, — мягко сказал Иван Иванович, — редко ошибается.

Леденцов глянул на подпись на аналитической записке. Там значилось: “Портнов И. И.”

— Моя работа, — согласился И. И., — я сразу понял, что дело нечисто, и собрал кое-какую статистику. Полюбуйтесь.

На протянутой Емельяну Павловичу диаграмме “Поставки копировальной техники по регионам РФ в 1996 г.” одна из областей — родная леденцовская — торчала, как средний палец на руке разозлившегося среднего американца.

— Как видите, даже Москва поглотила в ту осень ксероксов едва ли не меньше, чем местные офисы. С чего бы? Продолжим…

— …Сдаюсь! — через сорок минут Емельян Павлович поднял руки вверх и для убедительности заложил их за голову. — У нас действительно аномальная область, и я действительно умею эти аномалии улавливать…

— Не улавливать, — Иван Иванович выглядел усталым, — а создавать. До чего ж вы упрямый. То доказываете мне, что пиво в холодильнике наколдовать можете, а то очевидное отрицаете.

— Опять сдаюсь! Признаю себя всемогущим и благим, создателем Вселенной вообще и рынка оргтехники в частности.

Портнов остался непроницаемым.

— Вселенную, да и рынок оргтехники, — это ещё до вас. А вот насчёт всемогущества вы почти угадали. Вернее сказать, вы почти всемогущи.

Завершить лекцию Иван Иванович не успел. Дверь кабинета вдруг распахнулась с неприличным треском, и в комнату ввалились грубые люди в чёрных масках и камуфляже. За ними, отстав на полсекунды, влетели их же грубые вопли:

— Мордой на стол! Руки, сука! Не двигаться!

8

Поговорить удалось только в камере для временно задержанных.

По пути Леденцов пытался что-нибудь выяснить, получил краткий, но выразительный ответ в виде тычка прикладом и благоразумно заткнулся.

Зато уж в камере Емельян Павлович дал волю чувствам и словам. Обращал он их к потолку и лишь на излёте вдохновения повернулся к собрату по несчастью:

— Всемогущий, говорите, Иван Иванович? А отсюда, стало быть, начинается мой путь на Голгофу?

Иван Иванович поморщился, как будто упоминание о Голгофе задело его за живое.

— Почти всемогущий, — выделил он первое слово. — Но не абсолютно.

— И кто ж моё всемогущество обломал? Другой всемогущий? Только злой и нехороший?

— Вы на верном пути, — Иван Иванович понизил голос, — однако давайте потише, иначе вас очень скоро переведут в психиатрическую лечебницу.

Леденцов огляделся. В камере было ещё четверо задержанных, и смотрели они на гостей с брезгливой опасливостью.

— Лучше пораскиньте мозгами, — так же тихо продолжил Портнов, — почему вам не удалось тогда спасти вашего друга Мартова?

Теперь настала пора морщиться Леденцову.

— Мартов-то тут при чём? Кстати, если уж я такой разэдакий, то почему я не смог его спасти?

— Дело в том, что кроме таких, как вы, мастеров силы…

— Кого?

— Мастер силы, мастер желания, “топор” — выбирайте термин себе по вкусу. Так вот, кроме всемогущих со знаком плюс есть ещё всемогущие со знаком минус.

— Понятно. То есть эти парни, -Леденцов перешёл на театральный шёпот, — хотят зла! “Я часть той силы, что вечно хочет зла”…

— …“и вечно совершает благо”. Очень удачная цитата. Только нужно её перевернуть. “Я часть той силы, что вечно хочет блага и совершает зло”.

— Один из лучших переводов, — раздалось из-за спин собеседников.

Развернувшись, Иван Иванович и Емельян Павлович обнаружили, что не все обитатели камеры шугаются от них, как от тихопомешанных. Серый тип невнятной наружности под шумок подобрался вплотную и, очевидно, подслушивал. Фигура его невероятным образом совмещала в себе худобу и отёчность, светлые глаза смотрели с меланхолией верблюда сквозь перевязанные ниткой очки. Изо рта у незнакомца неприятно попахивало.

— Прошу прощения, — серый тип прикоснулся к воображаемой кепке жестом профессионального попрошайки, — я случайно услышал цитату о благе и зле. И я полностью с вами согласен.

— Эй, Тридцать Три! — крикнули от окна попрошайке. — А ну иди сюда, баран!

— Все нормально! — Иван Иванович успокаивающе вскинул руку, и Леденцов обнаружил, что этот человек умеет говорить властно.