Мастер силы - Жвалевский Андрей Валентинович. Страница 6
Катенька испытала противоречивые чувства. С одной стороны, это было ужасно — её Палыча увезли в тюрьму. С другой стороны, это было отлично, потому что Леденцов не пришёл к ней не потому, что не хотел, а просто не смог. Третья сторона оказывалась не лучше первой. Всё Равно нужно было гордо хлопать дверью — и лучше это сделать прямо сейчас, пока задор не пропал. Однако Катенька понимала, что хлопать дверьми в тюрьме ей не позволят. И потом, там наверняка очень тяжёлые железные Двери.
Она немного поплакала и вернулась домой. По пути Катенька пришла к выводу, что у них всегда так — как только она что-нибудь для себя решит, Палыч тут же все переделает по-своему. Она совсем не собиралась его охмурять! Когда беременная Ириша пристраивала её на своё место, то сразу предупредила — на директора не целься, у него принципы. А может, импотент или голубой, хотя не похож.
“И хорошо, — подумала тогда Катенька, — никаких больше романтических увлечений! Сосредоточусь на карьере!”
То, что Леденцов не импотент, она поняла сразу, по нескольким его косым взглядам. Через неделю работы версию с нетрадиционной ориентацией тоже пришлось отмести — Емельяну Павловичу не хватало духовной утончённости и изящества, которыми обладали все “голубые”. По крайней мере, те, которых ей довелось видеть в кино (других пока не встречалось).
После этого Катенька решила, что директор ей сразу понравился, но охмурять она его не будет. Из принципа. Даже не просите. Обиднее всего оказалось то, что Леденцов даже не просил. И не намекал, не приказывал, не провоцировал. Хвалил за хорошую работу и устраивал разносы за вечные опоздания. Но при этом смотрел так…
Леденцов вообще был симпатичным. Староват, правда, — далеко за тридцатник, зато воспитанный и умный. И не толстый, что для его положения и возраста можно считать огромным плюсом. И волосы отличные, без намёка на лысину или седину. Седину она ему ещё простила бы, но лысых терпеть не могла. А ещё Емельян Павлович обладал замечательным качеством — у него были безупречные зубы.
Короче, Катенька поступила мудро (первый раз за свою недолгую жизнь). Она не стала кокетничать с Леденцовым, но и не завела роман на стороне. Мало ли что… Тут Катенька сердито обрывала мысли и просто ждала.
И дождалась. В один прекрасный день Леденцов предложил ей перейти в другую фирму. От потрясения она не пыталась оказать даже подобие сопротивления. Прекрасный день завершился прекрасным вечером — в ресторане, где Палыч впервые дал волю чувствам и рукам. Не то чтобы Катенька была против, но врезала она тогда по роже бывшему директору от души. Потому что совесть нужно иметь! Сначала три месяца на вы и свысока, а потом сразу такие страсти.
Сначала Катенька переживала, но дальнейшие события показали, что всё к лучшему. Леденцов стал ухаживать за ней по всем правилам, с цветами и прогулками под луной. В положенный срок Катенька сдалась ко взаимному удовольствию.
И вот теперь её мужчина сидит в тюрьме. Катенька подумала и решила, что это самый лучший выход из положения. Пока Палыч в заключении, бросить он её не сможет при всём желании. А она будет ходить на свидания и таскать пирожки (с капустой, в кулинарии напротив есть очень приличные). Тогда он все осознает… Стоп! А на каком основании её будут пускать, она ведь не жена? Значит, Леденцову придётся на Катеньке жениться. Прямо в тюрьме, и тюремный священник обвенчает их в каземате.
Катенька воодушевилась и была несказанно удивлена, когда провела рукой по лицу и обнаружила, что оно мокрое. “Чего я реву, дура? — подумала она. — Все так хорошо складывается! Или не реву? А, это я зонтик забыла открыть. Ну точно дура!”
11
Бывшего лингвиста доставили в съёмную квартиру (по дороге он едва не заблевал салон), и Алена Петровна сама вызвалась вымыть его и переодеть. На вопрос, не смущает ли он её, ответила только: “Надеюсь, не запачкаюсь”.
— Она очень много работает, — пояснил Иван Иванович, когда дверь ванной закрылась, — вот и перепутала, бедная. Решила, что мастер сглаза — это вы.
— Мастер сглаза? Вы же Алене Петровне его каким-то отбойщиком представили. А есть у вас чай?
— Да, зелёный, на кухне. Пойдёмте, покажу. Я назвал его не “отбойщиком”, а “отбойником”. Это синоним к мастеру сглаза. Мастер силы — “топор”, мастер сглаза — “отбойник”.
Стульев на кухне не наблюдалось. Хорошо, хоть посуда была.
— Мастер сглаза, “отбойник”, — продолжил Портнов. — Называйте как хотите. Суть одна: этот человек, скажем так, всё время накладывает проклятия.
— На нас? — Емельян Павлович остановился с ложкой в руке.
— Не волнуйтесь, на нас — только если мы ему шибко понравимся. В основном он проклинает себя.
— Что-то я не замечал в нём особой самокритичности.
— И не заметите. “Отбойник”, как правило, очень себя любит. Поэтому желает себе добра. Но в силу своих способностей сам себе и вредит. Хочет быть здоровым — тут же заболевает. Хочет много денег — теряет все до копейки… Что выделаете?! Кто же заливает зелёный чай кипятком? Пусть чуть-чуть остынет.
Из ванной донеслось невнятное пение.
—То есть, — продолжил мысль Леденцов, — если ему сейчас захочется подышать, то он запросто захлебнётся?
— Не так трагично. Во-первых, силы он невеликой. Иначе или не выжил бы, или попал в поле моего зрения раньше. Во-вторых, с ним Алена, а она ему не даст захлебнуться.
— Да? Госпожа заведующая тоже мастер чего-нибудь? Мастер спорта по плаванию?
Портнов вежливой улыбкой дал понять, что ценит остроумие собеседника.
— Нет. Она просто компенсатор. Она… блокирует способности любого мастера. Кстати, воду уже можете наливать.
— Значит, для этого вы их познакомили? Чтобы Алена Петровна охраняла господина Тридцать Три от самого себя? А чего вы не пьёте?
— Чуть попозже. Чай ещё не настоялся, нужно, чтобы листики развернулись. А по поводу цели знакомства вы ошибаетесь. Невозможно человека всю жизнь компенсировать. Это изматывает. Кроме того, нужно же когда-то спать, отлучаться по своим делам. В такие моменты сжатая пружина мастера распрямляется, и её действие становится вдвойне разрушительным.
Иван Иванович словно говорил о землетрясении или извержении вулкана — явлении грозном, но и прекрасном.
— “Отбойник” должен перестать быть “отбойником”, иначе он и себя погубит, и своим близким жизнь испортит. Ну, как чай?
— Рыбой пахнет. Наверное, чашка плохо помыта.
— Нет, так и должно быть.
Какое-то время мужчины пили молча: Портнов — с наслаждением гурмана, Леденцов — насторожённо принюхиваясь после каждого глотка.
— И как вы собираетесь это проделывать? — сказал Емельян Павлович, возвращая чашку на стол. — В смысле лечить этого сглазного мастера?
К пению в ванной добавилось гудение строгого и ласкового женского голоса.
— Я? — пожал плечами Портнов. — Я не собираюсь. Лечить будете вы.
— Ещё чего! У меня дел невпроворот! Как минимум неделю буду от заказчиков отбиваться да с поставщиками объясняться. И вообще, зачем это мне?
Иван Иванович ответил только после того, как вдохнул дымящийся над кружкой пар и закрыл глаза.
— Вы не хотите ему помочь?
— Хочу. Но я не могу помочь всем бомжам…
— Не всем, — Портнов так и стоял, держа кружку перед собой двумя руками и зажмурившись, — только этому конкретному. Более того, это пойдёт на пользу вам же.
“Всё-таки вляпался, — подумал Леденцов, — знал же…”
— Поздно уже, — сказал он, — пора мне домой.
— Вы сможете проверить свои силы на практике, — Иван Иванович по-прежнему находился в чайном трансе. — Развить свои способности. Научитесь ограничивать или, напротив, усиливать их. А заодно человека спасёте.
— У меня времени нет…
— Куда вы торопитесь? Кто вас ждёт? Только не врите. Залейте лучше чай ещё раз, хотя бы и кипятком. Возможно, вторая вода вам больше понравится. А времени на возню с нашим нетрезвым другом почти не потребуется. Думаю, вы справитесь за один-два сеанса.