Танго дьявола - Эрве Жюбер. Страница 35

Он вздрогнул, обернулся и, закрыв лицо руками, предупредил:

— Вы не можете меня ударить, я близорук.

— Пишенетт, — проскрипела Моргенстерн. — Вы все же явились на встречу.

Писатель поправил несуществующие очки на носу. Этот голос был ему знаком.

— Моргенстерн?

— Нет, животное с Анд разговаривает с вами. — Видя его непонимающее лицо, она сжалилась. — Да, Роберта Моргенстерн. Из Криминального отдела.

— Уйдем из этого проклятого места, — умоляюще пролепетал он с потерянным видом.

— Сейчас мы так и сделаем, — согласилась колдунья.

Ее квартира перестала быть надежным убежищем, как квартира Грегуара и любое место, где она часто бывала. Но в ее сумочке лежал джокер. Они выбрались из аптеки и удалились от центральной площади в сторону Дворца правосудия.

— Вы знаете, куда идете, — сказал Пишенетт.

— Улица Мимоз, 42, — ответила колдунья.

Этот адрес ничего не говорил журналисту, но Моргенстерн всегда славилась умением выходить из трудных положений. Он решил безропотно последовать за ней. И все же, сказал он себе после нескольких минут ходьбы, запах этой женщины смущает и… очень красноречив.

— Странно пахнет, — попытался сказать он, когда они оказались на остановке трамвая. Моргенстерн не ответила. — Или я строю догадки.

Но стоило ему прикрыть глаза, как он видел кровать с балдахином, огромные зеркала на треногах, море подушек…

Подошел трамвай. Они влезли в вагон и уселись на скамью. Писатель увидел, что воображаемая декорация обзавелась персонажем — Мата Хари, которая сидела на кровати в очаровательной ночной рубашечке из розового шелка и пальчиком манила к себе.

По крыше вагона застучал дождь. Роберта была единственной из пассажиров, заметившей, что он пошел вновь. Остальные, мужчины и женщины, сидели с закрытыми глазами. И на лице каждого играла улыбка Джоконды.

НАКАЗАНИЕ, ПРИХРАМЫВАЯ, СЛЕДУЕТ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЕМ

Конец поездки стал для Роберты настоящей Голгофой. Порошок эмпатии требовал суровой расплаты. Писатель поддерживал ее до дома майора Грубера, потом долго рылся в сумочке, отыскивая ключи, открыл дверь и усадил ее на первую ступеньку лестницы.

— Телефон, — с трудом выдохнула она.

В последней вспышке сознания она назвала Пишенетту телефон Роземонда и потеряла сознание.

А когда проснулась, стояла глубокая ночь. Она лежала на кровати. Профессор истории сидел у ее изголовья.

— Мой очарованный принц, — вздохнула она. Глаза ее были полны любви.

— Во что вы играли, доведя себя до такого состояния?

— Приняла чуть порошка эмпатии, чтобы угнаться за Бароном. Один палец. Нет, пять. Нет, пятнадцать.

— Вы сошли с ума? Медь в огромных дозах смертельна даже для колдуний вашей закалки.

Роберта отмахнулась и принялась рассказывать ему о погоне, об обмене между големом и Бароном, о схватке с убийцей.

Она хотела сесть. Но ее голова словно воспарила к потолку, а конечности разлетелись по разным углам спальни.

— Странно, но мне кажется, я шевелю не пальцами, а огромными щупальцами, — удивленно сообщила она.

— Не двигайтесь, — приказал Роземонд. — Я вернусь через пять минут.

Он нашел нужные ингредиенты в кухне. Пишенетта, который заснул в гостиной, разбудил шум. Он сунул нос в кухню. Его близорукие глаза с трудом различали неясный силуэт человека, сотворившего на столе небольшой небосвод над городом, который сотрясали взрывы. Он предпочел вернуться в гостиную, не открывая своего присутствия.

Роземонд вернулся в спальню, держа в руках пивную кружку с гербом древнего города Мюнхена. Роберта, которая ни на миллиметр не сдвинулась с места из страха превратиться в нечто бесформенное и липкое, понюхала содержимое кружки. Запах, цвет и консистенцию определить было невозможно. Жидкий камень — таково было единственное определение, которое она сумела подобрать к пойлу.

— Самое лучшее лекарство, которое мне известно, против побочных действий порошка эмпатии. Изида изобрела его, чтобы склеить куски разрубленного мужа. Пейте.

Роберта скривилась. Но проглотила настойку до последней капли. Ей показалось, что составляющие ее личности, телесные и духовные, занимали свои привычные места. Монтаж закончился, голова села на плечи, и она наконец ощутила себя. Она встала, сделала несколько шагов, подпрыгнула на сомкнутых ногах, оттолкнувшись от пола.

— Я цела и невредима, — с облегчением заявила она.

Уселась на край кровати и несколько минут распутывала мысли, чьи нити основательно переплелись между собой.

— Который час? — осведомилась она после долгих размышлений.

— Четыре часа утра.

Она надела ботинки и отправилась в ванную, чтобы с помощью зеркала убедиться — отражение соответствовало оригиналу. Успокоившись, она ощутила потребность почистить зубы. Дружеская рука положила на умывальник ее туалетный несессер.

— Пишенетт все еще здесь? — спросила она, накладывая толстый слой женьшеневой пасты на щетку.

— Внизу. Спит, — ответил из спальни Роземонд.

— Отлично. — Она энергично принялась надраивать зубы. — Онпевыйскогоясобиваюсьнашать!

Профессор истории, который большую часть времени занимался расшифровкой зашифрованного, перевел и спросил:

— А кто вторая персона, которую вы собираетесь допросить, милая моя?

Роберта трижды сплюнула в раковину.

— Рагнетруда. — Ей показалось, что она произнесла это имя.

Когда она вышла из ванной, у профессора было недовольное лицо.

Даже если говорить о ней как о персоне трудно, про себя добавила колдунья.

Хорошо зная упрямство подруги, профессор истории решил, что любая попытка отговорить ее будет напрасной. А потому обреченно вздохнул.

Сон бежал от Пишенетта. Он размышлял. Ситуация представлялась весьма странной. Мишо на свидание под Барометром не явился. А эта Моргенстерн и человек, пришедший после телефонного звонка, не походили на добрых самаритян, с помощью которых он рассчитывал покинуть город. В конце концов он спросил себя, не очутился ли между Сциллой и Харибдой.

Он слышал, как они спускались по лестнице, потом различил их фигуры в гостиной. Моргенстерн взяла стул и уселась перед ним. Мужчина продолжал расхаживать по комнате, словно патрулирующий милиционер. На самом деле Роземонд изучал библиотеку майора.

— Вам лучше? — спросил Пишенетт у Моргенстерн, которую надеялся привлечь в союзники.

— Кто такой Мишо? — сразу спросила она.

Значит, его ожидал допрос с пристрастием. Да будет так. Он ответит на все заданные вопросы, выдавая истину по крохам.

— Шофер Министерства безопасности, — прямо ответил он. — Вы знаете это не хуже моего. Вы ведь приходили ко мне вместе с ним?

Роберта вспомнила, что Пишенетт принял Мартино за шофера Арчибальда Фулда.

— Я была не с Мишо, а со следователем Криминального отдела. Не потеряй вы все три пары очков, вы бы разглядели его.

— Ай! — воскликнул Пишенетт, скукоживаясь в кресле.

Эта женщина была милиционершей в штатском, агентом Безопасности. Они заставят его заплатить за немыслимую воздушную наглость.

— Критика чистого разума, — воскликнул Роземонд, снимая с полки книгу. — Вы ее читали? Еще более герметичное творение, чем последнее видение святого Антуана. Волосы можно рвать горстями.

А Пишенетт вслух перечислял пытки, которым его подвергнут… Роберта завладела вниманием близорукого журналиста, схватив его за подбородок.

— Что вы делали наверху? Для кого издавали этот листок, Барометр?

Она нанесла удар в самое уязвимое место — его оружием были перо и чернильница. Эрнст Пишенетт надул грудь и превратился в достойного отпрыска Эрнста Пишенетта-отца.

— Это не листок, а газета частных расследований! И я ни на кого не работаю! Я, мадам, независимый журналист. И открыл бы личность этого Туманного Барона, если бы волшебные тыквы не взяли мой аэростат приступом!