Ожерелье для дьявола - Бенцони Жюльетта. Страница 89

Он Многому хотел и мог научить ее в любви, она была создана для него. Он чувствовал, что если однажды в самой повседневной жизни что-нибудь противопоставит их друг другу, а этого не удается избежать никаким супружеским парам, то достаточно будет им воссоединиться в постели, чтобы не только тела, но и души слились вновь.

Когда с бесконечной ласковой осторожностью он проник в ее нежную пылающую плоть, она испустила крик, заглушенный его поцелуем, мгновенье остался в ней, приподнявшись на руках, вглядываясь в ее широко открытые глаза. Глаза ее блестели.

Тихо он спросил:

– Я тебе сделал больно?

Она улыбнулась, сверкая белыми зубами:

– Я счастлива. Я люблю тебя.

– Суженая моя. Обожаемая Жюдит.

Он снова возлег на нее, обхватил ее, слился с ней. Начался медленный танец любви этих тесно сплетенных тел. Трудно было сомневаться в том, что она не была ему предназначена с незабываемых времен. Она поистине его половина. Половина этого божественного целого. Это было истинной, настоящей любовью.

Пылающее солнце наслаждения взорвалось в них обоих в одну и ту же секунду.

Три дня спустя в часовне Богородицы собора Святого Людовика Жиль де Турнемин взял в жены Жюдит де Сен-Мелэн. Церемония состоялась без всякого блеска. Было восемь часов вечера.

Лишь несколько свечей освещали темную церковь, присутствовали лишь двое свидетелей: мадемуазель Маргарита Маржон, восхитительная в своем шелковом платье цвета «молодой блохи»« и кружевной шляпке с перьями, а также барон Ульрих-Август фон Винклерид зу Винклерид в своем парадном мундире. А что до публики, то она была немногочисленна. Она состояла из Понго, Николауса, Берты, ревматического садовника, друга Понго, прислужника собора, следившего, чтобы свечи слишком долго не горели, и из нищего, прослышавшего о венчании и работавшего в сверхурочное время. Напрасно старались уведомить об этом Барраса. Он куда-то исчез.

Однако лица обоих венчающихся были такими же счастливыми и лучезарными, как если бы венчание происходило в часовне замка в присутствии всего королевского двора. Они даже были намного счастливее, поскольку в спокойствии этого свода они были избавлены от всякого зла, .от всякого ревнивого чувства. С ними была лишь дружба.

Одетая в платье из белого муслина с легкой вышивкой серебром, которое отыскала добрейшая мадемуазель Маржон, с особым наслаждением исполнявшая роль приемной матери, у госпожи Этофф, превосходной парижской портнихи, Жюдит была прекрасна, как ангел, как весна.

Это необъяснимо, но она воспротивилась, чтобы предупредили ее парижскую тетку. Также она отвергла и флердоранж в волосы и в букет. Это было сделано с некоторым смущением и вызвало улыбку у мадемуазель Маржон. Бледная роза была приколота к вуали, сдерживающей поток рыжих волос. Такая же роза украшала ее корсаж, и такие же розы она держала в руке. Она была так прекрасна, что очарованный Жиль не мог оторвать от нее глаз.

Их счастье было столь очевидно, что старый священник, пришедший к ним, поддерживаемый двумя апатичными служками, не смог удержать улыбки при виде такой чудесной пары. Оба служки также раскрыли рты при виде прекрасной невесты, и необходимо было энергично подтолкнуть их, чтобы напомнить об их обязанностях.

Как во сне Жиль взял руку Жюдит и вслед за священником громко повторил слова клятвы:

– Я, Жиль, я беру тебя, Жюдит, в законные супруги. Я буду охранять тебя в моем доме, любить тебя в радостях и горестях, пока смерть не разлучит нас.

Затем раздался уверенный и ясный голос Жюдит:

– Я, Жюдит, я беру тебя. Жиль, в свои повелители и законные супруги. Я буду пребывать в твоем доме, любить тебя, повиноваться тебе в радостях и горестях, пока смерть не разлучит нас.

Молодой супруг надел ей на руку золотое кольцо, затем Жюдит надела ему такое же. Священник благословил их, соединяя на всю жизнь.

Преклонив колени на красные бархатные подушечки, они выслушали молитву. Затем Жюдит возложила букет к ногам Божьей Матери, и они вышли из церкви, тесно прижавшись друг к другу, унося свое благословенное счастье в версальскую ночь, а их свидетели раздавали щедрую милостыню. Совсем новая жизнь, полная разделенной любви, повседневного труда, ожидала их по другую сторону Атлантики, куда они решили вскорости отправиться.

Жиль с нежностью поцеловал пальцы той, которая отныне стала называться его женой, помог ей подняться в карету.

– Я ваш слуга, госпожа де Турнемин.

Она зарделась от радости.

– Это все правда? Правда? Мы женаты?!

– Ты еще этого не ощутила?

– Не очень! Это был какой-то сон. Кажется, я плыву по голубому небу.

Он сел рядом с ней. Мадемуазель Маржон и Ульрих-Август сели в другую карету. Маленький кортеж тронулся по направлению к улице Ноай, где заботами внимательных соседей был приготовлен ужин, но молодая пара со свойственным всем новобрачным пылом устремилась уже за пределы Версаля.

За эти три дня Жиль полностью изменил свою жизнь. Сначала он выпросил у короля, тронутого страстной убежденностью Жиля, срочный отпуск и разрешение на женитьбу без особых торжеств.

– Я не хочу уходить в отставку, – объяснил он Винклериду, опечаленному перспективой потерять друга. – Я не могу нарушать данную королю присягу. Если несчастье приведет к тому, что я ему понадоблюсь, я тотчас займу свое место подле него.

– Другими словами, если с королем не случится несчастье, я тебя больше не увижу?

– Почему же? Я буду возвращаться. А почему бы тебе к нам не присоединиться? Я знаю, что у тебя есть земли, замок, невеста, но, поверь мне, Америка – это та страна, которая очень понравится тебе. Она соответствует тебе, там ты можешь приобрести имение размером со всю Швейцарию. Женись на Урсуле и поезжайте вместе!

– Это, наоборот, может послужить отличным предлогом, чтобы не жениться на Урсуле. Если поразмыслить, она не столь уж ослепительна, – проворчал Ульрих-Август, которого прелести и красота Жюдит несколько смутили.

Благодаря капеллану двора и епископу Версаля торопливый жених получил разрешение на женитьбу без всякой отсрочки. Теперь, когда дело было сделано, оставалось лишь осуществить прямой и простой план, намеченный ими обоими: через два дня они поедут в Бретань. Жиль хотел еще раз взглянуть на замок Лаюнондэ, увидеть старого Готье. Он также хотел побывать в местах своего детства на берегах Блаве, волны которой однажды принесли ему Жюдит. Он хотел представить Жюдит своему крестному, аббату Талюэ, обнять его, старую Розенну и перед тем, как покинуть Францию, попытаться еще раз найти примирение со своей матерью, монашенкой монастыря бенедиктинцев. Может быть, увидев его женатым, готовым основать свою семью, суровая Мари-Жанна смирится и наконец испытает материнское чувство.

Затем они отправятся в Брест. Там их будет ждать Понго с Мерлином. Вместе они найдут корабль и отправятся на другую сторону океана.

Жюдит не хотела никого видеть, она хотела лишь побывать на кладбище, где покоился ее отец, и в монастыре, который укрыл ее еще девушкой-подростком.

Она с трудом убедила Жиля не мстить Морвану, и совсем не из-за родственных чувств. Со времени того ужасного испытания, которому она подверглась, Морван перестал быть ей братом. Просто она опасалась того, что, разыскивая его в недрах преступного мира. Жиль подвергнется большему риску, чем даже в самой кровавой битве.

– А потом, поиски потребуют времени, – сказала она ему в одну из тех минут, в которые ни один влюбленный мужчина ни в чем не может отказать любимой женщине. – Тогда надо задержаться, ждать. Я осталась жива, пусть же он живет своей презренной жизнью, он ее сам выбрал. А мы уедем.

Ее аргументы победили. Сердце шевалье было настолько переполнено любовью, что в нем не осталось ни малейшего местечка для ненависти.

Когда они приехали в украшенный цветами дом Маржон, Жиль начал с того, что попросил разрешения обнять ее. Она охотно согласилась и раскраснелась, как юная девушка.

– Благодарим вас от всего сердца, дорогая мадемуазель Маргарита. Но у нас к вам есть еще и просьба.