Южнее Сахары - Леглер Виктор Альбертович. Страница 19

Так же замечательно с религией уживалось широко распространенное бытовое колдовство. Как-то раз Ава очень серьезно, явно сообщая ему существенно важную вещь, сказала ему, что она могла бы заколдовать его – приворожить, выражаясь по-русски – чтобы он никогда от нее не ушел, и никогда не мог бы ее разлюбить. Многие женщины так делают, пояснила она, и это нетрудно, достаточно лишь отнести колдуну волосы мужчины после стрижки или его ношеную рубашку. Но она, Ава, так никогда не сделает, потому что хочет, чтобы Андрей любил ее по своему свободному выбору, потому что она хорошая, и она не хочет лишать его свободы. Андрея впечатлило, что Ава применила здесь тот же единственный аргумент, которым святые и богословы отвечают на вопрос, почему всемогущий Бог допускает в мире зло: «Конечно, – говорят они, – Бог мог бы разными способами запретить зло, но тогда человек не был бы свободен, а Бог считает свободу человека необходимой для Себя. Ему для Его непостижимых целей нужны люди, приходящие к добру и к Нему, но приходящие добровольно. Насильственная любовь Ему не требуется. Если же свобода существует, значит она есть на все, и на зло в том числе.» Так что его девушка проявила душевную тонкость, взятую из весьма высокого источника. Вообще, Андрею никогда не было с ней скучно и в разговорах он не ощущал интеллектуального неравенства, несмотря на разделявшую их культурную пропасть. Ава в жизни не прочла ни одной книги (ни одной буквы), и не видела ни одного фильма. Правда, она знала имена певцов, звучащих по радио и на кассетах, и некоторых из них Андрей тоже знал. Это был, так сказать, их общий культурный фундамент. Еще она знала довольно много названий стран, в основном, по рассказам тех, кто в них бывал. Разглядывая картинки из журналов, она неизменно спрашивала Андрея: «А в какой это стране?» Еще она любила разглядывать фото его жены и детей, приговаривая: «Как бы я хотела их увидеть!»

ПРАЗДНИК ЗАКАНЧИВАЕТСЯ

Андрей, усвоивший из жизненного опыта, что женская природа нуждается в романтике, на выходные взял Аву в Кайен, где она никогда не была, если не считать краткой поездки с доктором. Они взяли номер в гостинице, пятиэтажном замке французской постройки с европейскими сантехническим удобствами, пусть и на уровне тридцатых годов, и цветным (!) телевизором. Они поужинали в ресторане, а потом перешли в бар, (тот самый, где закончилась, увы, африканская карьера Алексея), где в тот день были и другие белые. Ава была переполнена впечатлениями, просто задыхалась от восторга. Пожалуй, поездка в Париж не принесла бы ей столько счастья, потому что там мог бы случиться болезненный разрыв с реальностью, а здесь она, хоть и струдом, оставалась в реальном мире.

Но это было только начало. Наутро они пошли на базар, где распаковывались тюки с доставленным по железной дороге благотворительным секонд-хэндом. Здесь были женские тряпки, которые только что носили в Европе и Америке. В отличие от ужасной китайской дряни, заполняющей в Сонгае прилавки с новой одеждой, здесь были изделия хороших фирм, часто почти новые, вещи, из которых вырастали, не успев поносить, быстро толстеющие американские девочки. Для Авиной шахматной фигурки они были в самый раз. Цены здесь были чисто символические, не для бедных крестьян, разумеется, а для Андрея, который часто покупал тут обтирочный лоскут для ремонтных мастерских, и иногда приобретал себе за доллар джинсы или рубашку хорошей фирмы. Глаза Авы широко раскрылись от изобилия и трудности выбора, но Андрей поступил просто, сразу сбрасывая в кучу все, что Аве нравилось и примерно подходило по размерам. Яркие платья, юбки и юбочки, шортики, блузки, и майки,и топики на веревочках, и лифчики и всякие штуки с блестками для дискотек. Они купили, наверное, сотни две всяких тряпок. А потом занялись босоножками и туфлями на каблуках, которые здесь никто никогда не носил. Ава даже не знала, как примеряют обувь, и Андрей объяснял ей, а она, подкашиваясь, делала неверные шаги по пыли. Но и это было еще не все. Андрей купил несколько стопок разрозненных французских и английских журналов с яркими картинками, которые обычно попадали на базар из гостиницы, где их бросали белые постояльцы, или из домов, где жили белые. Для Авы это была Александрийская библиотека. И это тоже было еще не все. Они покупали дешевые духи из Марокко и Кот-Дивуара в красивых коробочках, всякие украшения: малахит из Конго, индийский черный гематит, граненое бутылочное стекло и пластмассу с металлическим блеском. К золоту Ава относилась равнодушно, она его слишком много перевидала на работе. И еще новые парики, каких не было в ее коллекции, и сладости, и шоколадки и прохладительные напитки. И кассеты с американской и европейской поп-музыкой, с африканскими ритмами, с латиноамериканскими самбами и румбами. Перед отъездом они еще раз пообедали в ресторане, и Ава держалась уже почти уверенно.

Назад, в машине, заваленной покупками до отказа, Андрей вез не женщину, а скорее некую философскую категорию: Абсолютно Счастливое Существо. Только необходимость Андрею управлять «Тойотой» мешала Аве полноценно выражать свою благодарность по дороге, но дома действительность превзошла все, что он мог бы в мечтах нафантазировать. Теперь у его подруги появилась масса дел. Она стирала и гладила привезенные одежды, днем подолгу сидела над журналами, и к вечеру имела большой список вопросов для Андрея: «Кто это? С кем? В какой стране?» Разбирая подписи под снимками, Андрей стал большим специалистом в мировой светской хронике и топ-моделях. На третий день Ава уже многих узнавала безошибочно – принцессу Диану, например, которая была еще жива в этих журналах. Кстати, оказалось, что она знала о ее существовании, и была твердо уверена, что ее убили англичане, за то, что она бросила их короля и хотела выйти замуж за богатого араба. Однако, больше всего ее внимание привлекла, как и следовало ожидать, Наоми. Услышав, от Андреячто она считается самой красивой черной женщиной в мире, Ава приняла вызов. С помощью зеркала и набора косметики, купленного в той же памятной поездке, она проявила немалые визажистские способности и добилась кое-какого сходства, а фигурой, по мнению Андрея, она и так не уступала оригиналу. Она внимательно изучала, как одеты женщины в журналах, сопоставляла их со своим новым гардеробом, подбирала разные сочетания, училась ходить на каблуках – работы было невпроворот. Днем к ней часто приходили две подружки помладше, помогали разбираться, а она милостиво дарила им то, что ей самой не подходило. По вечерам она демонстрировала Андрею новые туалеты и прически, танцы под музыку разных народов, подружки охотно составляли кордебалет. Андрей специально записал ритмы тамтамов, чтобы девушки могли исполнять свои деревенские танцы, быстрые и резкие, с очень интенсивными движениями. Теперь у него был ежедневно свой собственный бразильский карнавал, он жалел только, что он не сможет это снять и показать в России без риска крушения семейной жизни. Потом подружки убегали, танцы Авы становились иными, откровенно сексуальными вместо просто эротических, она постепенно избавлялась от одежд, оставаясь только в прическах и украшениях, и Андрей чувствовал себя натуральным царем Соломоном. Днем на работе ему приходилось специально помнить и убирать неудержимо расплывающуюся по лицу счастливую улыбку, и часто только по укоризненному взгляду собеседника он понимал, что у него опять рот до ушей.

Иногда что-то в нем против его воли говорило, что все это слишком хорошо, что это краденое счастье не может продолжаться вечно. Потом поведение Авы слегка изменилось: в последние две ночи она не отпускала Андрея от себя, буквально выжимала досуха. Ночью это все было прекрасно, тяжелее было днем на работе. Следующим вечером она вдруг сказала:

– Сегодняшний день у нас последний.

– Почему? – только и спросил Андрей.

– Отец выдает меня замуж в Верхнюю Гвинею. За уважаемого человека, коммерсанта. Он был у нас в гостях, он меня видел, он меня любит.